«Черный август»: попытка социально-философского осмысления

Август традиционно рассматривается как сакральный для России месяц, приносящий кардинальные повороты в политике, экономике, социальной жизни.

Надо, впрочем, отметить, что эта «негативная сакральность» августа стала продуктом последних десятилетий, вероятно, отражая изменившуюся цикличность жизни постсоветского человека: советский человек жил от «майских» до «ноябрьских», подчиняясь ритму плановой экономики, задававшей темп и общественной, и персональной жизни человека. А эпоха перемен — наполненные внутренним и внешним социально-политическим катастрофизмом «лихие святые девяностые», окончательно сломавшая «социальные часы» советского человека, не заместила их чем-то новым, а оставила свободным данное социальное пространство, позволив ему заполниться социальными мифами, суевериями и воспроизводимыми стереотипами, наиболее живучими из которых, конечно, являются негативные.

Человеческому обществу, особенно периода глобализации и стрессовой социально-экономической жизни, свойственно несовпадение биоритмов и социального темпа. Зачастую с августа оно усиливается несовпадением начала и конца экономического, климатического и социального годов. Проблемным фактором, провоцирующим индивидуальное и социальное перенапряжение, становится невозможность преодоления разнонаправленности биологических ритмов человека и групп людей и технологической монотонности индустриального общества. Во многом из необходимости преодолеть эти конфликтные асимметрии вытекает стремление максимизировать социальный эффект технологических изменений в рамках концепции «Четвертой промышленной революции» и «нейрофикации человека». Вообще, преодоление фактора «биологических часов» человека, вероятно, станет задачей следующего этапа развития «позолоченного миллиарда», остающегося в пространстве глобализации.

Иными словами, проблема «августа» существует, является производной от целого комплекса причин и отрицать ее бессмысленно. Но только в России август однозначно связывается с негативом и рассматривается как сакральный. Для большинства других стран август просто остается месяцем, когда резко снижается деловая активность и падает эффективность работы государственных органов.

Сакральность августа для общественной жизни России, да и мира в целом, подтверждается чередой событий, вполне отчетливо вписывающихся в это понимание. Просто перечислим:

• Начало Первой мировой войны, а если говорить строго, то и Второй.
• Первое и второе применение атомного оружия — 1945 г. В августе 1945 г. мир вступил в новую эру, и пока попытки из нее выйти не привели к какому-то прорывному результату. Для СССР произошедшее имело самостоятельное значение, поскольку сформировало на десятилетие вперед, а то и на больший срок, новую систему отношений с бывшими союзниками, но пока еще партнерами.
• Полузабытые ныне массовые беспорядки в г. Темиртау (в то время — Казахстанская СССР) — 1959 г., ставшие тревожным, но не услышанным «звоночком» советскому руководству относительно невозможности дальнейшей реализации политики «догнать и перегнать любой ценой».
• Август 1979 г. — столкновение двух советских самолетов Ту-134 в небе над Днепродзержинском, в котором погибла футбольная команда «Пахтакор». В этом же месяце произошла катастрофа самолета Ту-124 рейса Киев — Казань. Череда «августовских» авиакатастроф этим случаем не ограничивается. Наиболее запомнившимся стало падение Ту-154 рейса Анапа — Санкт-Петербург под Донецком в 2006 г.
• В августе 1980 г. в пожаре при крайне странных обстоятельствах, начавшемся на борту саудовского самолета L-1011, сгорит заживо 301 человек. Чуть меньше чем через 5 лет — в августе 1985 г. — подобный самолет упадет в США в районе Далласа. А через 10 дней — 12 августа — случится одна из крупнейших авиакатастроф в истории гражданской авиации: в горах упадет Боинг 747 японской авиакомпании JAL, погубив 520 человек.
• 31 августа 1986 г. — катастрофа пассажирского корабля «Адмирал Нахимов» в бухте Новороссийска, гибель более 400 человек.
• «Августовский путч» 1991 г. и резкое ускорение процессов распада государственной власти СССР, приведших через короткое время к формальному распаду Советского Союза.
• Июль 1997 г. — завязка Азиатского финансового кризиса (1997–1998 гг.), масштабы которого стали окончательно очевидны именно в августе. Этот полузабытый кризис закрыл для российских реформаторов «прямую» дорогу к интеграции в западную экономику и открыл извилистую тропинку финансовых неоднозначностей. Во многом этот кризис, к слову, стал поворотным в развитии глобализации в целом: перспективы неоиндустриального капитализма растворились вместе с инвестиционным потенциальным «новых индустриальных государств», пресловутых «азиатских тигров», и монопольно господствующей моделью развития стал инвестиционно-спекулятивный капитализм.
• «Дефолт» и начало глубокого финансового кризиса 1998 г. Не пройдем мимо и событий, произошедших за три года до этого — 25 августа 1995 г. произошел кризис на межбанковском кредитном рынке, продемонстрировавший, что такое «невидимая рука рынка» и в каких случаях она становится видимой. Ну а за год до этого — о конкретной дате идут споры, но большинство считает, что это было 4 августа 1994 г. — произошел крах пирамиды МММ, открывший череду многочисленных банкротств «инвестиционных» компаний и различных «чековых» инвестиционных фондов. И многочисленные «инвесторы» наконец осознали свое место в пищевой цепочке молодого российского капитализма.

Рассмотрение ситуаций, связанных с финансовым кризисом, в обратном порядке помогает понять, насколько последовательным и отважным был путь либерал-реформаторов — и насколько даже на уровне операционном не понималась сущность инвестиционной политики.

• Вторжение боевиков Шамиля Басаева в Дагестан и начало второй войны в Чечне. 1999 г., ознаменовавший, хотя это стало понятно несколько позднее, начало эпохи перемен в России, а затем — и в мире. Но этот же август обозначил и начало эпохи террористических актов, многие из которых произошли как раз в августе: в 1999, 2000, 2001 гг. В 2002 г. террористами в Чечне был сбит вертолет Ми-26, погибло более 120 человек. В 2003 г. был взорван военный госпиталь в Моздоке. В августе 2004 г. произошел двойной теракт на российских самолетах, осуществленный над Тульской и Ростовской областями террористками-смертницами. 1 сентября 2004 г. произошла трагедия захвата школы в Беслане; и с этого момента, похоже, терроризм получил новое измерение. В 2006 г. — взрыв на Черкизовском рынке.

Летопись августовских террористических актов могла бы быть и более длинной, но уже этот список показывает, что мы оставили в «сытых нулевых» и какой путь прошли к «посткрымским десятым». 

• В августе 2000 г. погибла АПЛ «Курск». Через две недели произошел пожар на Останкинской телебашне: в тот год казалось, что сама логика Истории сопротивлялась попыткам начать восстанавливать государство в России.
• «Война трех восьмерок» в 2008 г., переросшая в принуждение Грузии к миру, который Тбилиси до сих пор не может признать. Не забудем и в данном случае показать ретроспективу: грузино-абхазская война также началась в августе, но только 1992 г.

Так что восприятие августа как «тяжелого месяца» имеет под собой определенные основания, если мы, конечно, признаем за обществом право на «коллективную память». Но важно и то, что, будучи феноменом коллективно-групповым (феномен «черного августа» в целом присутствует во всех социальных и образовательных группах), проявляется он в том числе в индивидуальном поведении: будучи членами социальных групп с высокими образовательными характеристиками, люди склонны отрицать «негативную сакральность» августа, но, переходя на уровень индивидуально-бытовых рассуждений, эта рациональность как минимум смягчается, а то и вовсе растворяется. Проявление одной либо другой стороны человеческого сознания зависит от контекста — событий и процессов, куда человек оказывается погружен: с социальной, да и с социально-экономической точки зрения человек реагирует не столько на событие, сколько — если не больше — на тот контекст, в котором оно происходит.

Так что многое, и правда, зависит от того, каким же будет для России очередной август с точки зрения контекста, зачастую находящегося вне нашей власти. Другой вопрос: что еще большее количество событий и в России, и в мире в целом не вписывается в «августовский сценарий».

• Начало Великой Отечественной войны 22 июня 1941 г. Здесь хронология играет тоже очень значимую роль — нападение на СССР в августе было просто невозможным для Гитлера.

Правда, нельзя не сделать пометку, что крупнейшие военные катастрофы в ходе той войны произошли именно в августе: киевское окружение 1941 г., и разворот немецких армий на Сталинград произошел тоже в августе, но уже 1942 г.

• Пик Курский битвы, когда решалось очень многое в том, насколько быстро удастся сломать гитлеровскую военную машину, пришелся на июль 1943 г., хотя формально Курская битва и завершается (по мнению большинства историков) в третьей декаде августа. Но завершается относительно успешными, несмотря на сложный исход самой Курской битвы, наступательными операциями Советской Армии. Так что август 1943 г. был непростым, но победным.
• Авария на Чернобыльской АЭС — 26 апреля 1986 г. К слову, классический пример советского цикла «от майских к октябрьским», когда был выбран, казалось бы, безопасный период, чтобы провести небезопасный эксперимент.
• Расстрел парламента в Москве — октябрь 1993 г. — не менее трагические события, имевшие не менее жесткие политические, да и общественные последствия, нежели пресловутый опереточный «августовский путч».
• Крах «доткомов» — первый фондовый кризис на рынке высоких технологий — март 2000 г.
• Террористические акты против башен-близнецов в Нью-Йорке в сентябре 2001 г., хотя в данном случае можно говорить об «августовском шлейфе».
• Террористический акт в театральном центре «На Дубровке» на мюзикле «Норд-Ост» — октябрь 2002 г.
• Начало острой фазы мирового финансового кризиса 2008–2009 гг. пришлось на сентябрь–октябрь. Причем, хотя кризисные тенденции нарастали в глобальной экономике постепенно и пузырь на американском ипотечном рынке был замечен еще в 2007 г., острая фаза кризиса была более чем внезапной, а август 2008 г. прошел вполне спокойно.

Отметим, что в последние годы негативная «нагруженность» августа резко сократилась, и если проанализировать события, позволившие именовать август «черным месяцем», то сокращение негативно окрашенных событий совершенно очевидно: оно отражает постепенное укрепление основных институтов власти и общества, преодоление основных системных уязвимостей, характерных для России 1990-х и даже «нулевых» годов. Например, и август 2018 г., и август 2017 г. прошли сравнительно спокойно, хотя это и не привело к размыванию феномена негативных августовских ожиданий.

Но утверждать, что «проблемы августа» совсем не существует, нельзя. Она есть и является разноплановой, но, конечно, в основном лежит в области психологии — психологии скорее социально-групповой. Так что ключевой проблемой, касающейся «черного августа», является проблема ожиданий; и вряд ли она уйдет с «повестки дня», пока живо поколение, системно помнящее 1990-е гг., даже если по благоприятному стечению обстоятельств в ближайшие годы августы принесут поток позитивных новостей, что пока выглядит маловероятно.

Тем не менее во всех различных по причинам и содержанию кризисных ситуациях и трагедиях августа есть ряд специфических, но вполне рациональных предпосылок к концентрации именно в августе негативных событий:

• Синдром летней расслабленности. Кризисы, аварии, конфликты и провалы провоцируются усталостью от периода отпусков. Эта усталость накрывает и тех, кто «переотдыхал», и тех, кто наблюдал за окружающими с рабочего места. Подобный синдром ощущается на транспорте, в системах безопасности и проч.
• Синдром «резервного экипажа», когда «основной» состав, эксплуатирующий сложную систему, коллективно уходит в отпуск в самые престижные месяцы, а их место занимают «честолюбивые дублеры» со всеми вытекающими последствиями.
• Синдром «отсутствия начальства» — по сути дела, то же, что в предыдущем случае, но в меньших, индивидуальных масштабах. На место уехавшего к летнему морю осторожного руководителя приходит честолюбивый зам. Хотя, конечно, в данном случае сезонность выражена существенно слабее, но объективно август-месяц является периодом, когда контроль над деятельностью подчиненных ослабевает.
• Фактор «инвестиционной паузы». Это характерно в системах, где циклы финансирования начинаются с сентября, а значит, и рост инвестиционной активности начинается с него, тогда как в августе и даже июле зачищаются все основные долги. В финансах проводятся рискованные операции на фоне общего сокращения осмысленного спроса на инвестиционный капитал и высвобождения ресурсов для спекуляций. Вероятно, значимость этого фактора будет постепенно расти.
• Иллюзия возможности решения проблемы до «конца года». Именно так начинались две мировые войны, причем в одном случае — ситуации начала ВМВ — казалось, все получится. Безусловно, в современном мире политическая и экономическая сезонность перестала играть доминирующую роль по сравнению с XIX и даже началом XX в., но тем не менее продолжает психологически присутствовать в процессе принятия политических и экономических решений. Принципиальная разница между этим фактором и приведенными выше — в данном случае август становится «черным» в результате вполне рационалистического принятия решений.

Понятно, что для катастрофы необходимо сочетание нескольких факторов в добавление к набору случайных, вернее, не познанных до конца, обстоятельств, но негативная сакральность августа вполне может быть — конечно, с определенными допущениями — разложена на составляющие. Хотя это и не будет рецептом для предотвращения катастроф и, тем более, не будет способствовать предотвращению финансово-экономических кризисов.

Нельзя пройти мимо того обстоятельства, что нынешний август 2019 г. и для России, и для мира становится почти рубежным месяцем. Обострение ситуации в Персидском заливе, начало нового цикла обострения военно-политической ситуации на Донбассе, анонсирования новой волны санкций против России и активизация в нашей стране протестных настроений. Пожары и наводнения в зауральской части страны также не добавили общественного оптимизма, учитывая относительно низкую эффективность действий государственной власти. Да и в мире накапливаются опасения относительно перегрева американской экономики и возможного нового финансово-инвестиционного «спазма», которые специалисты, впрочем, относят скорее на 2020 г. Но возможный обвал «Дойче Банка» уже точно становится вопросом ближайшей перспективы. Нельзя пройти и мимо стимулируемых (в том числе через СМИ) ожиданий новой волны перемен и реформ, за которыми якобы маячит новая политическая и историческая эпоха.

То, что Россия подошла к рубежу принятия решений по изменению экономической модели развития, кажется бесспорным уже очень многим, хотя предлагаемые альтернативы слишком различны, чтобы говорить о каком-то реально сложившимся элитном, а тем более общественном консенсусе. Но какие-то эффективные политические сдвиги могут обозначиться только как результат и одновременно инструмент обеспечения этих экономических трансформаций и новой экономической модели. Думается, это тот случай, когда ожидания совершенно необязательно должны перерасти в нечто действительно фундаментальное на поле реальных социально-экономических процессов. 

В нынешнем августе мы можем столкнуться с фактором кумулятивного накопления разнородных негативных ожиданий (копившихся, впрочем, последние несколько лет), способных прорваться в социально-политическое пространство при относительно незначительном событии. Эту опасность стоит рассматривать как реальную, учитывая, что предпринятые ранее попытки «выпустить пар» общественного напряжения привели скорее к еще большему подъему его градуса.

Раздувание ожиданий очередного «черного августа», наблюдаемое нами сейчас в известных сегментах политического, экспертного и медийного пространства, — есть пример почти классической информационной манипуляции, направленной на то, чтобы «поставить телегу впереди лошади», заставив угрозой «социального катастрофизма» российскую власть выбрать тот или иной вариант перемен. И надо быть крайне наивным, чтобы не предположить, что «фактор Украины» сыграет в этих манипуляциях определенную роль.

Но нельзя сказать, чтобы надежды на формирование именно сейчас пространства дополненной социально-политической реальности в России ни на чем не основывались. Безусловным фактом является и то, что события, обозначившиеся в июле 2019 г., актуализируют негативное восприятие августа и могут существенно обострить общественную реакцию на те или иные события выше определенного уровня.

Российское общество приняло тот факт, что «стабильности» как состояния нарастания потребления в комфортных условиях, увы, не предвидится, но перемен оно также боится — и правильно делает. В этом смысле российское общество оказывается даже более продвинутым, нежели общества западных стран, пока не способных свыкнуться с неизбежностью перемен и крушением «порядка вещей», исключительно социально комфортного для «среднего» человека. Но и российское общество, и общества развитых стран уже созрели для того, чтобы воспринять любое событие в качестве сигнала о начале «перемен» и среагировать неадекватно. Причем для провоцирования катастрофических «обвальных» социально-психологических последствий может оказаться совершенно не нужна какая-то системная причина: достаточно относительно случайного события. Этим и опасна сегодняшняя общественная атмосфера, когда ожидания очередного «черного августа» развиваются на фоне недоверия к значительной части общественных институтов. 

Ожидания «черного августа» — тот случай, когда настроения («идея») при определенных условиях, например ослаблении государственной власти или контроля над выполнением рутинных функций, становятся реальной движущей силой экономических и политических процессов. В этом смысле парадигма «черного августа» — одно из первых (и еще исключительно ситуативное) проявлений социо-коммуникационной гибридности, с которой российское общество столкнулось. Другой вопрос, что ни одна из упомянутых предавгустовских проблем не является фатально завязанной на август. Все они могут быть как минимум «отложены», а как максимум переведены в формат длительного процесса, не предполагающего обязательного деструктивного исхода. Остается только надеяться, что в условиях массированных августовских отпусков и давно ожидавшегося в Центральной России (и в Москве в частности) потепления ни у кого — не только в России, но и в мире в целом — не возникнет искушения использовать сложившиеся стереотипы ожиданий в неблаговидных целях. Хотя обстановка на мировом финансовом рынке как раз благоприятствует реализации крупных манипуляционных комбинаций.