ENG
Семьдесят пять лет назад завершилась война, которая стала страшным испытанием для народов Советского Союза. Хотя они вышли из неё победителями, неисчислимые жертвы и разрушения отбросили экономику огромной страны на десятилетия в прошлое. Многое необходимо было восстанавливать практически с нуля. При этом накалялась международная обстановка, формировалось новое глобальное военно-политическое противостояние. Советским лидерам стало не до построения коммунизма, что сразу сказалось на утопической футурологии, процветавшей в СССР перед войной.
Благоустроенный мир
Основоположники марксизма избегали обсуждать детали жизни будущего коммунистического общества. Известны, впрочем, ранние «Эльберфельдские речи» (1845) Фридриха Энгельса, в которых он, ссылаясь на фабриканта-социалиста Роберта Оуэна, сообщал:
«Вместо теперешних городов и сёл с их обособленными, мешающими друг другу домами, сооружать большие дворцы, каждый на площади, имеющей приблизительно 1650 футов в длину и столько же в ширину и включающей большой сад; в таком дворце смогут с удобством разместиться от двух до трёх тысяч человек».
Далее Энгельс перечислял преимущества жизни в «больших дворцах»: отказ от лишних подсобных помещений, возможность организации центрального парового отопления и дешёвого газового освещения, сокращение затрат времени работников за счёт предприятий общественного питания и коллективного ведения домохозяйства.
Никаких иных подробностей в многочисленных трудах видных теоретиков коммунизма второй половины XIX-го и начала XX-го веков вы не найдёте: в то время их больше интересовали вопросы подготовки революции. Пробел взялись заполнить литераторы, но и они в конечном счёте отталкивались от известных социалистических утопий, в которых раз за разом воспроизводился один и тот же шаблон: дворцы, сады и общее хозяйство.
Многие действительно верили, что для благоустройства граждан при коммунизме достаточно построить кондоминиумы с газовым (позднее — электрическим) освещением.
Переход от теории к практике, состоявшийся после социалистической революции в России, востребовал появления более конкретных футурологических образцов, на которые следовало ориентироваться при планировании и пропаганде.
Публиковавшиеся в 1920-е годы фантастические романы о коммунарах отдалённого будущего, живущих вечно и меняющих движение планет, не могли служить для этих целей, поскольку не соответствовали реалиям страны, разорённой гражданской войной. Мировоззренческую пропасть между воображаемой утопией дальнего предела (эвпсихией) и коммунистическими преобразованиями ближнего прицела (эвхронией) достаточно зримо показал Алексей Толстой в рассказе «Голубые города» (1925).
Формирование деятельного подхода к строительству комфортного мира с учётом пределов возможного стало насущной задачей советских фантастов и футурологов того времени. Проще говоря, они вынужденно спустились с небес на землю, чтобы адаптировать коммунистические идеалы к современности. Разумеется, в таком подходе немедленно проявился утилитаризм, когда даже космическая экспансия — мощное сюжетообразующее направление при проектировании будущего — нуждалась в дополнительном обосновании как деятельность, которая не противоречит ближайшим целям построения коммунизма.
Хотя «мелкотемье» сделалось этапным признаком советских утопических реконструкций 1930-х годов, к концу десятилетия комплексный образ будущего в общих чертах сложился. И он, конечно же, был куда более развитым и передовым, чем варианты, основывавшиеся на псевдоурбанистических фантазиях Роберта Оуэна и его продолжателей.
Пространство утопии
Футурология предвоенного времени (как, впрочем, и сегодня) была рассыпана по периодике. К примеру, в популярном журнале «Техника — молодёжи» появилась постоянная рубрика «Окно в будущее».
С учётом специфики издания в ней публиковались очерки о различных изобретениях и технических нововведениях, которые способны значительно повлиять на быт коммунистического общества, обеспечив предпосылки к автоматизации труда и товарному изобилию, повысив транспортную связность и урожайность, использовав новые источники энергии и залежи полезных ископаемых.
Названия очерков говорят сами за себя: «Советский электроход», «Полярный шар», «Летающий автомобиль», «Шоссе-конвейер», «В экспрессе будущего», «Ледовая магистраль», «Магнитная стена», «Реактивный стратопланер» и т.п.
Время от времени в журнале появлялись и подборки очерков, призванные предоставить читателям разностороннюю футурологическую панораму. Скажем, в 1936 году была опубликована подборка под названием «Наука и техника нашего завтра», а в 1938 году — подборка «Наши мечты».
Наибольший интерес представляет публикация в выпуске №3 за 1939 год обширной реконструкции «1942 год», которая основывалась на январском докладе Вячеслава Молотова, занимавшего в то время должность председателя Совнаркома СССР и должна была проиллюстрировать грядущие достижения. Во вступительной заметке говорилось:
«Вся страна читает и обсуждает тезисы тов. Молотова — боевую программу завершения строительства бесклассового социалистического общества и постепенного перехода от социализма к коммунизму. Грандиозны и величественны задачи третьей сталинской пятилетки! Дальнейший значительный рост технического вооружения всех отраслей народного хозяйства, всемерное развитие машиностроения, химии и всей тяжелой промышленности, решительное улучшение организации и технологии производства с широким внедрением новейших изобретений и достижений науки — всё это дает Советскому Союзу возможность поставить и в ближайший период времени осуществить решение основной экономической задачи: “Догнать и перегнать также в экономическом отношении наиболее развитые капиталистические страны Европы и Соединенные штаты Америки” (из тезисов доклада тов. В. Молотова на XVIII съезде ВКП(б). <…> 1942 год! Последний год третьей сталинской пятилетки! Кто из нас не испытывает радостного и волнующего чувства, когда пытается представить себе наше завтра, зафиксированное в сжатых и ясных словах тезисов тов. Молотова. Трудно даже охватить это замечательное завтра одним взглядом — так оно грандиозно, разнообразно, многогранно!»
Каждый из очерков, описывающих «реалии» 1942 года, начинался с эпиграфа — цитаты из доклада. Например, Молотов заявил о необходимости строительства «второго Баку» — мощного нефтедобывающего района между Волгой и Уралом.
Ей соответствует очерк, содержащий вымышленную стенограмму выступления секретаря Куйбышевского областного комитета партии, который благодарит «стахановцев-нефтяников Востока» за успешное выполнение «задания съезда». Далее Молотов призвал улучшать инфраструктуру авиатранспорта. В качестве иллюстрации приводятся записки пассажира, который совершил воздушное путешествие в комфортабельном всепогодном лайнере, способном взлетать и благополучно приземляться даже в густом тумане. Интересная деталь: пассажиры могут следить за движением своего авиалайнера на специальном дисплее, размещённом в салоне. В следующем очерке рассказывается о реализации инициативы Молотова по изменению структуры электрогенерации в пользу компактных энергетических блоков на основе комбинированного газопарового цикла. И т.п.
Когда читаешь эти очерки, сравнивая их содержание с настоящей отечественной историей, то приходишь к выводу, что большинство прогнозов, сделанных в 1939 году, стали реальностью только в XXI веке.
Вероятно, распоряжения и пожелания Молотова не могли быть выполнены в полном объёме и в то время — до конца третьей пятилетки, а очерки из «Техники — молодёжи» так и остались бы элементами ранней советской утопии. Однако теперь мы не можем быть в этом абсолютно уверены, потому что воплощению грандиозных планов помешала война.
Дворец коммунизма
Своего рода центральным символом довоенной футурологии стал помпезный Дворец Советов, строительство которого после завершения работ над фундаментом на месте взорванного храма Христа Спасителя началось в 1939 году.
Он должен был стать архитектурной доминантой столицы всемирного коммунистического государства. Поскольку окончательный вид проекта со стометровой статуей Владимира Ленина, венчающей огромное здание, был определён в 1935 году, а завершить строительство предполагали до конца третьей пятилетки (т.е. всё в том же 1942 году), то редкая реконструкция будущего СССР обходилась без упоминаний Дворца, готовый образ которого зримо соединял фантазии ранних марксистов с практикой сталинской модернизации.
Самый известный советский писатель-фантаст того времени Александр Беляев с нескрываемым восторгом описывал проект в газете «Большевистское слово» (№131 от 19 ноября 1940 года):
«Дворец Советов будет величайшим сооружением в мире. Его высота превзойдет высоту самых больших небоскребов и на сто метров превысит высоту Эйфелевой башни, долгое время считавшейся высочайшим сооружением. <…> В большом зале Дворца смогут одновременно разместиться 20.000 человек, в малом — 5.575. Всего же Дворец Советов одновременно может вместить до 30.000 человек. <…> Огромный зал может быть превращён в сцену, на которой будут показывать театральные постановки, парады, грандиозные массовые зрелища. Это здание рассчитано на века, как памятник великой исторической эпохи — эпохи коммунизма».
Начало Великой Отечественной войны остановило строительство Дворца Советов: люди и ресурсы были нужны фронту. В сентябре 1941 года начали разбирать металлические конструкции: они пошли на противотанковые «ежи». Затем был демонтирован начатый каркас здания — из него делали железнодорожные мосты и путепроводы.
В начальный период войны всякая футурология сводилась к знаменитой молотовской фразе: «Враг будет разбит, победа будет за нами!» — однако в 1944 году процесс проектирования будущего в СССР возобновился с учётом изменившихся условий. Среди прочего пересмотру подвергся проект Дворца Советов: при сохранении общей композиции его масштабы были заметно сокращены, например общую высоту уменьшили с 415 м до 270 м.
Интересно сравнить футурологический выпуск журнала «Техника — молодёжи» 1939 года с аналогичным, выпущенным через десять лет, в 1949 году, и приуроченным к XI съезду ВЛКСМ.
В новом обзоре снова можно найти рассказы о перспективах развития транспорта, энергетики, автоматизации, химизации, газификации и т.п. , однако там больше нет важной детали: не указаны сроки реализации прогнозов.
Послевоенная футурология перестала оперировать конкретикой современности, перекладывая ответственность за построение коммунизма на отдалённых потомков. Эвхрония близкого преобразования мира вынуждено была заменена ритуальной эвпсихией, не обладающей сколько-нибудь значимым содержанием.
Ещё через десять лет, в конце 1950-х, когда советская фантастика отделится от футурологии и заживёт обычной жизнью одного из литературных жанров, прервётся и коллективное проектирование будущего — оно будет заменено программными решениями партийных съездов, принимаемыми единогласно.
Что касается Дворца Советов, то в его фундаменте построят зимний плавательный бассейн «Москва».
