ENGВ начале марта 2020 года стало известно о привлечении компаний Илона Маска SpaceX нового раунда инвестиций в размере $500 млн. Раунд сделал SpaceX одной из самых дорогих компаний мира — оценка увеличилась до $36 млрд. Сейчас SpaceX развивает сразу три масштабных проекта — это Crew Dragon, Starlink и Starship, каждый из которых обещает кардинально изменить не только космическую индустрию, но и жизнь людей (к примеру, Starlink намерен обеспечить дешевый доступ к спутниковому интернету). В число инвесторов компании вошел венчурный фонд Mindrock Capital, сооснователем и управляющим партнером которого является известный предприниматель, инвестор Павел Черкашин. Об инвестициях в космическую индустрию, будущем мировой экономики в условиях глобального кризиса и, конечно же, его влиянии на венчурный рынок Павел Черкашин рассказал «Инвест-Форсайту».
Стартапам ранних стадий будет сложнее
— Павел, какие тренды будут определять развитие венчурного рынка в ближайшие годы?
— Прежде всего будет очевидно меньше денег для проектов на ранних стадиях, поднять инвестиции стартапам на посевной стадии и даже серии А станет на порядок сложнее. Деньги в индустрии есть, но когда можно хорошо заработать на базовых вещах, например вложившись в индекс NASDAQ и гарантированно заработав от 30% до 50% годовых, возникает вопрос, зачем рисковать? Сказывается и ситуация с изоляцией, ведь для инвесторов критически важно видеть предпринимателя, чтобы оценить его язык тела, понять, насколько он уверен в себе, можно ли ему доверять. В онлайне большая доля этого пропадает.
Второй большой тренд заключается в том, что становится больше денег для инвестиций в проекты на поздних стадиях, на pre-IPO, сейчас здесь идет просто сумасшедшая «движуха» — переоценка и перераспределение собственности.
— Какие прогнозы относительно мировой экономики и влияния на нее карантинных мер из-за пандемии?
— Думаю, медицинскую часть кризиса мы практически преодолели, ведь основная проблема была связана с неготовностью медицинской системы справиться с большим числом больных. Сейчас видно, что карантинные меры работают. Но за карантином последуют еще две волны кризиса, значительно более страшные. Первая связана с кризисом экономическим, к лету выйдут финансовые отчеты корпораций, и понятно, что на них будет чудовищный провал, который вызовет падение рынков и очень большую волну увольнений, падение рынка недвижимости. В лучшем случае нас ждут полтора-два года тяжелой рецессии, и с каждым днем карантина этот срок увеличивается.
Но будет и вторая волна кризиса, ее я больше всего боюсь. Она будет связана с борьбой за возврат фундаментальных прав человека, которые сейчас отобрали. Для США и Европы это совсем непривычно; предстоит тяжелая битва за то, как в новых реалиях должны выглядеть базовые свободы человека. Это тоже займет несколько лет.
Впрочем, с другой стороны, любые кризис и рецессия — это всегда возможности для стартапов с новыми идеями, и сейчас, когда ослабли крупные корпорации, открывается огромное окно для деятельности практически в любой отрасли.
— Появления стартапов в каких нишах стоит ждать?
— Минимум миллиард человек за эти два месяца были вынуждены пробовать что-то новое: старшее поколение вышло в интернет, учителя вынуждены работать с учениками онлайн, люди работают из дома, хотят они этого или нет. Рано или поздно кризис закончится, люди вернутся к обычному ритму жизни, но позитивный опыт останется.
И первая предпринимательская волна, которую я ожидаю, будет связана с серьезными прорывами в этой области. Я жду, что появятся сотни стартапов с новыми моделями онлайн-образования, ведь существующие сервисы пробуют перенести традиционную модель в интернет. Новые проекты возникнут в области дистанционной работы, в том числе групповой. Еще одна волна новых стартапов будет связана с замещением разорившихся бизнесов, которых окажется очень много, или с их восстановлением.
— Как будет себя чувствовать сфера цифровых валют и блокчейна?
— Третья волна проектов будет связана с гражданскими свободами. Я ожидаю здесь следующий виток развития криптовалют, в том числе большое число людей поймет, что цифровая валюта — это достойная альтернатива тому же доллару.
Да, над идеей, что биткоин должен стать резервной валютой, до сих пор посмеиваются, и в кризис стало очевидно, что она отражает индекс спекулятивных настроений. Но это связано лишь с тем, что криптовалюта имеет недостаточно широкое применение, а это изменится. Например, ее могут использовать, чтобы обходить барьеры, которые сейчас будут ставить правительства. Криптовалюта — это лишь пример; подозреваю, что появится большое число новых криптографических сервисов в области защиты данных, а также в области общественной демократии. Технологически и сейчас можно организовать избирателей через соцсети или телефоны в мощную силу, только пока это дорого. Чтобы миллион человек собрать вместе, проверить их идентичность, обеспечить сервис для совместного голосования, придется потратить $10 млн. Представьте, что это стоит тысячу долларов, и так будет через 3–5 лет.
Понятие того, что такое демократия и как должны работать общественные институты, кардинально поменяется. Это может привести к беспорядкам и смене власти во многих местах, а где-то — к росту демократии. Это перспектива 10-летнего горизонта, но подобные сервисы будут строиться на основе технологических инноваций, которые развиваются уже сейчас. И если бы не кризис, возможно, такие инструменты для общества никогда бы не построили.
Космические инвестиции
— Изменится ли в новых условиях стратегия фонда Mindrock Capital?
— Во-первых, мы меняем модель работы с инвесторами. Несколько лет назад для себя я понял, что традиционная модель венчурного фонда меня не очень устраивает. Она предполагает, что инвесторы отдают деньги в фонд, замораживая их на 7–10 лет, но имея ограниченные возможности участия в его деятельности, без четкого понимания результата. Большинству инвесторов это не нравится, они хотят контроля, хотят учиться, а еще иметь меньший горизонт инвестирования.
Мы перешли на модель клубной работы, которая предполагает нежесткие обязательства: раз в месяц находим в сделку, отправляем кругу своих инвесторов, совместно ее обсуждаем. Инвесторам такой подход очень нравится, потому что вместо того чтобы класть деньги в фонд, они могут выбирать сделки, в которые хотят войти, и участвовать в этом переделе мировой собственности. У нас в полтора раза выросла инвесторская база за последний месяц: сейчас у нас порядка 150 активных инвесторов, к началу лета я рассчитаю довести это число до 200. Будущее венчурных инвестиций именно за такой моделью.
— В какие направления инвестируете в новых условиях?
— Для нас направление номер один — онлайн-образование. Мы уже инвестировали в Coursera, сейчас инвестируем в Udemy, это два лидера отрасли. Также инвестируем в космос, сейчас закрываем сделку со SpaceX. Мне всегда нравилась эта тема, я верю, что человечеству нужна вторая база. Еще 10 лет назад это казалось фантастикой, но уже сейчас ясно, кто, когда и как будет эту вторую базу строить и сколько на это нужно денег, времени и усилий. Здесь нас ждет гигантский скачок в ближайшие годы.
Еще одно направление — искусственный интеллект и любые технологии, которые позволят заменить рутинный труд человека; карантин показал, насколько это необходимо человечеству. На это всегда был большой упор, но раньше речь шла о теоретических изысканиях, сейчас же началось практическое применение технологий во всех отраслях мировой экономики. Это очень большой тренд, на котором интересно фокусироваться с инвестиционной точки зрения. И конечно, мы смотрим на проекты, которые гарантированно должны давать финансовую отдачу в ближайшее время, на компании, которые сейчас могут заработать хорошую прибыль и захватить долю рынка в образовавшемся вакууме.
— Расскажите подробнее о сделке со SpaceХ?
— Мы поучаствовали в последнем раунде, который сделала компания. Несмотря на кризис, все инвесторы мира хотели поучаствовать, нам посчастливилось получить там долю. Многие привыкли считать космос дотируемым и сложным бизнесом, но у SpaceХ очень хороший мультипликатор, огромная выручка, прекрасные экономические показатели — и, самое главное, в этом году они делают несколько фундаментальных вещей, которые изменят всю космическую отрасль.
Они уже запустили первую волну телекоммуникационных спутников, в конце года сделают IPO дочерней компании Starlink, которая развивает этот проект. Также компания запускает крупнейший пилотируемый корабль Starship, что в принципе изменит экономику космических запусков. Мы считаем, что цена акций после этих ключевых событий подскочит существенно. Каждый из этих факторов может поднять капитализацию компании в десятки раз; если они все сработают, то у компании есть шанс превратиться в одну из самых дорогих на земле уже в следующем году.
Доставить килограмм полезного груза на орбиту 20 лет назад стоило порядка $20 млн, потом благодаря SpaceХ цена упала до сотен тысяч долларов, а сейчас с появлением Starship вывод на орбиту килограмма обойдется в $10–20 тысяч, то есть каждый человек сможет собрать спутник и вывести его на орбиту. Также появится сервис Momentum Михаила Кокорича, который позволит передвигать грузы по разным орбитам, такой Uber для орбит. Это сочетание позволяет в сотни раз уменьшить стоимость вывода груза на орбиту, а значит, там можно будет строить электростанции, исследовательские лаборатории, отели. То есть человечество выйдет на околоземную орбиту уже на нашей истории — и это будет совсем другая экономика в целом ряде областей.
Кризис как шанс для новых рынков
— Будет ли расти интерес инвесторов к фарминдустрии?
— Скорее стоит смотреть в область искусственного интеллекта для медицины: он позволит решить проблему раннего оповещения о проблемах в организме. Тысячи стартапов уже пытаются в этой сфере что-то делать. Другое дело, что кризис не особо изменит положение дел в этой нише, но он может внести изменения в процесс утверждения методов лечения. Последний зачастую излишне медленный и зарегулированный. На мой взгляд, появятся страны — к примеру, Коста-Рика или Куба, — которые введут упрощенный прогресс регулирования в области новых медпрепаратов и методов лечения, став центрами исследования в этих областях.
— Что может в результате измениться?
— Механизмы оповещения, проверки и производства вакцины на местах — это те технологии, которые очень нужны человечеству. Ведь вирус мутирует, и следующая версия может оказаться куда более смертельной; нам вообще очень повезло, что эта тревога скорее учебная.
Если представить себе мир будущего, в котором мы должны жить через 10 лет, в нем мобильные лаборатории по всему миру будут мониторить новые вирусы, передавать их ДНК в цифровом виде в исследовательские лаборатории. За 48 часов там найдут вакцину или метод лечения, а в каждой поликлинике на ЗD-принтере вакцину за сутки воспроизведут. Сейчас процесс выглядит так, что лаборатории потребовалось 2 месяца, чтобы получить штамм вируса, еще 48 часов ушло на получение вакцины (В США уже тестируют вакцину, в клиниках набирают добровольцев, а в армии добровольцам прививку сделали еще в феврале), а теперь полтора года займут тестирование и регуляторика. Стартапы вряд ли смогут предложить здесь серьезные инновации, пока не поменяется регуляторная часть.
— В новых условиях рынки каких стран могут получить шанс для роста?
— На текущем этапе я верю только в американский рынок: здесь экономика построена вокруг цифровых процессов, прикладываются огромные усилия, чтобы экономика была готова к использованию новых технологий во всех сферах. Плюс сама экономика сильная, основной экспортный продукт США — интеллектуальная собственность, которая является наиболее востребованной в мире. И конечно, крепкая финансовая система, которая может держаться на плаву в условиях сложной ситуации в мировой экономике.
Я верю, что в результате кризиса появится ряд стран, которые догадаются, что можно использовать свою регуляторную силу и занять таким способом какую-то уникальную нишу на рынке.
— Какие это могут быть ниши?
— Например, в США есть проблема, связанная с медициной, которую крайне сложно решить. Чтобы получить данные для тренировки нейронной сети, к примеру, для поиска рака или переломов, нужен массив данных, и по правилам каждая единица информации должна иметь сквозное согласование со всеми, кто участвует в ее получении, то есть с клиникой, страховой компанией, пациентом, его родными и т.д. В результате данные либо нельзя получить, либо они стоят очень дорого. Представьте, что где-нибудь в Средней Азии районная поликлиника берет данные пациентов, оцифровывает и делает дата-сет ценой в миллиарды долларов. Для этого нужно лишь согласие местных властей и желание такие вещи делать.
Страны могут сейчас использовать такие возможности, достаточно толковому политику разрешить те или иные действия, и это приведет к росту экономики в стране. Думаю, такое может произойти с несколькими странами точно. Когда-то острова в Тихом океане превратились в офшоры, когда их догадались использовать как финансовые центры, такое же случится с медициной, с искусственным интеллектом, с внедрением новых технологий.
В Стэнфорде в крупных исследовательских институтах уже есть средства для лечения лейкемии и множества других болезней. Но их нельзя применять, пока не завершатся клинические испытания, а они подразумевают, что должен пройти цикл жизни человека. Миллиарды тратятся на то, чтобы полученные изобретения довести до рынка. Это может измениться.
Беседовала Ольга Блинова
