ENG
12 июня народному артисту России Иосифу Райхельгаузу исполняется 70 лет. Наш корреспондент встретился с режиссером, и, несмотря на то, что разговор начался с классической темы «родного пепелища», выяснилось, что не всё — особенно если речь об игре и сцене — столь пессимистично.
— Иосиф Леонидович, театралов Москвы наверняка интересует — как обстоят в настоящее время дела с ремонтом здания театра «Школа современной пьесы» на Трубной площади после пожара ноября 2013 года? Вы готовитесь переезжать в старый дом? Или же есть в запасе новое помещение?
— У нас, к счастью, на Трубной в полном разгаре и ремонт, и реставрация, и реконструкция — если можно так сказать. И мы очень надеемся (как это определено планами Правительства Москвы), что ровно через год, в июле 2018 года, мы вернемся в свое историческое здание, которое абсолютно приспособлено под театральную деятельность, — там есть, кстати, две автономные сцены. Надо отдать должное городскому департаменту культуры — он весьма серьёзно занимается этой реконструкцией, и я рассчитываю, что её сроки либо не будут передвинуты, либо почти совпадут с намеченным по плану. Естественно, театру надо выдержать этот год. Дом, в котором мы сейчас работаем (по Среднему Тишинскому переулку, д.5/7 — Ред.), с моей точки зрения, также по-своему уникальный: это один из советских клубов, очень любопытный по архитектурному решению, но его включили под снос — на его месте собственником запланировано возведение высотного здания.
— Куда же податься «бедному артисту»?
— А сюда же, неподалеку: нам выделено здание в том же районе, также в бывшем ДК, которое мы сейчас опять же переделываем, перекрашиваем под свой театр и намерены провести там большой серьёзный сезон. Поэтому в повестке дня переезд с «Тишинки» и переселение на Грузинский вал.
— Как полагаете, не обманчив ли столь часто ожидаемый в театрах эффект внешнего экономического благополучия? Я имею в виду ситуацию, при которой не обделяющие вниманием Мельпомену спонсоры, учредители, инвесторы в завуалированной форме могут диктовать рекомендации в репертуарную политику, практиковать с той или иной степенью «мягкости» вмешательство в творческий процесс.
— Если непредвзято рассматривать сегодняшнюю жизнь в театре, главным ее компонентом — от чего больше забот, чем было прежде — я бы выделил именно экономический, который вы назвали. Поймите, всевозможные цензурные или «нецензурные» проявления, сводящиеся к скрытым или прямым советам, типа «Это нужно ставить, а это не нужно», «к этой теме или пьесе вам можно притрагиваться, а к этой нежелательно» и так далее, безобидно отходят на второй и третий планы. Иначе говоря, если с репертуарными предпочтениями режиссеров в настоящее время всё же относительно свободно, то как раз экономика театра стала проблемой №1. Я абсолютно ощущаю себя руководителем 150-людного коллектива, и знаю, о чем говорю. И отдаю себе отчет — всё, что мы делаем, нужно прежде всего нашему зрителю. И поэтому совсем неслучайно, что мы — один из самых посещаемых столичных театров.
— Вы совмещаете в себе должности художественного руководителя и директора?
— (с улыбкой) Да все художественные руководители в России сегодня — директоры. Очень важно — с чем сравнивать нынешнюю художественную жизнь. Если её сопоставлять с тем, что проистекало в советские времена, особенно с годами застоя (я их застал, я тогда работал режиссером театра «Современник»), то нельзя было слова лишнего произнести, даже песню спеть незалитованную, нельзя было ничего без разрешения сверху. Это были жёсткие, темные, глухие, чудовищные времена. В сравнении с ними, сегодня — несмотря на многие проблемы и самые разные оценки происходящего в искусстве — невиданная свобода.
Но если проводить параллель с 90-ми годами, когда весь городской департамент культуры состоял из десятков человек, а не из сотен, как сейчас, то сравнение будет, конечно, не в пользу нынешнего времени. Тогда не было этих невероятных экономических законов, при которых театр должен взвешивать каждую потраченную копейку. Мы вот сейчас, в июне, должны лететь на фестиваль в Индию. Если бы мы получали оптимально средств на жизнь театра, а именно: на спектакли, зарплаты, гастрольную деятельность, фестивали, — то, естественно, рассчитывали бы на самих себя. И мы бы, положим, спокойно купили билеты в Индию по 20 тыс. рублей. А поскольку мы должны пройти согласования, некие конкурсные отборы, всевозможные комиссии, то вынуждены приобретать билеты по 38 тыс. рублей — есть разница? И мы поставлены перед необходимостью делать это лишь для того, чтобы соблюсти букву законов, а потом еще и так называемых подзаконных актов, за исполнением которых следит куча народа, получающая свою немаленькую зарплату. Поэтому, конечно, жалко, что тратится колоссальное количество времени и сил на жуткую чиновничью круговерть — когда, можно сказать, не возобновляются ни человеческие, ни финансовые ресурсы… Разумеется, в этом плане картина — явно не в пользу нас, живущих и работающих в России, когда совершенно по-иному поставлена эта система с чиновничьим контролем в европейских странах.
С другой стороны — да, у нас огромное число государственных театров, получающих дотацию; и, безусловно, спасибо московскому правительству; спасибо тем, кто действительно заботится о культуре. Но положение могло быть и лучше. Я думаю, художники, находящиеся в статусе руководителей театров, яснее кого бы то ни было имеют представление, как упорядочить театральное хозяйство. Слава богу, недавно создан совет художественных руководителей московских театров, которых на данный момент 101. В совете — 11 человек, мы встречаемся раз в 2-3 месяца, обсуждаем, что нас волнует в диапазоне тем — от распределения бюджетных ассигнований до назначения руководителей театров. Резюмируя, могу отметить — сейчас в театральном деле намного лучше, чем было при советской власти. Но, как ни странно, хуже, чем было в «проклятые» 90-е.
— Вы себя насколько часто ощущаете управленцем, а не художником?
— Я, в принципе, себе нередко задаю вопрос — а кем бы я мог быть, не стань режиссером? И — не писал бы книжки, не преподавал бы в театральном институте. Мне кажется, я был бы хорошим прорабом на стройке. Или, к примеру, дальнобойщиком. Правда, тогда бы я уж точно организовал их протестные акции… (смеётся). Про строительство — я это дело просто люблю. Я за свою жизнь построил несколько домов; когда что-то делал своими собственными руками, когда — руководил. А вообще — порой, признаюсь вам, испытываю чувство неловкости из-за того, что у меня вот такая несколько эфемерная профессия, связанная с театром, немужская, что ли.
— Первый заработанный рубль помните?
— Очень хорошо. Мне было четырнадцать лет, я в деревне Одесской области, в колхозе, председателем которого был мой дедушка, со своим родным дядей стеклил коровник. И заработал огромные по тем временам деньги — 126 рублей. Мама меня спросила: «Чего бы ты хотел на них купить?». А поскольку я очень хотел стать писателем, то представлял, что им может стать человек, у которого есть письменный стол, а он за ним сидит и пишет. Поскольку семья была большая, денег всё равно не хватало, мы решили не покупать новый, а пошли в комиссионный магазин и там купили подержанный письменный стол.
— Продолжая литературную тему, не могу не спросить: как вы оцениваете изменения во Всероссийском конкурсе «Действующие лица», который с 2003 года ежегодно проводится на базе вашего театра: когда Анатолий Чубайс в качестве экс-главы РАО «ЕЭС», а ныне руководителя «Роснано», прекратил выделять спонсорские деньги?
— Действительно, порядок проведения конкурса стал другим: нашим победителям уже несколько лет не выдаются призовые денежные премии, но не забывайте, что они получают на самом деле гораздо более значимый бонус. Лучшая пьеса или даже две лучших пьесы, попавшие в шорт-лист, обязательно ставятся в «Школе современной пьесы», а 10 пьес, прошедших отбор конкурса, издаются отдельным сборником. Вот уже вышел 16-ый такой сборник… Через этот конкурс отечественные и зарубежные театры имеют возможность знакомиться с современной драматургией России, как говорится, из первых рук. И поэтому вопрос, согласитесь, дискуссионный: что лучше для молодого драматурга — получить несколько тысяч рублей или же — доступ к реальному театральному производству, к режиссерам-практикам. Тем более, «Действующие лица» последнее время дополнился классом молодой режиссуры. Его участник, представивший в состязательном порядке пьесу, — которая, в свою очередь, также была оценена на конкурсе — получает возможность выступить с дебютной постановкой на сцене нашего театра. По поводу денег уточню: сам конкурс в плане наград «безденежный», но гонорар выплачивается и драматургу, и режиссеру-постановщику — если пьеса получает сценическое воплощение; иначе говоря, если покупается театром.
— Вы по первому образованию — журналист. После того, как расстались с журфаком Ленинградского университета, вас вовлекало в свою стихию ремесло репортера, редактора, публициста?
— Ну, пишу я постоянно — у меня вышло несколько книг, и художественных, и документальных. На злобу дня регулярно пишу публицистические статьи в газету «Московский комсомолец», с которой у меня налажено доброе сотрудничество. Помимо журналистики, пишу учебники — но это уже ближе, как вы понимаете к теории театра.
— Темперамент ваш как публициста наглядно проявился, когда с недавних пор вы стали едва ли не постоянным участником актуальных политических ток-шоу на федеральных каналах…
— Да, но на них я выступаю всё же не как публицист, а как частное лицо, имеющее свой взгляд на происходящее, как режиссер и профессор ГИТИСа Иосиф Райхельгауз.
— Вы стали еще более известным и узнаваемым после конфликта у всех на глазах, едва не переросшего в потасовку, с официозным телепропагандистом Куликовым. В суд на него не подавали?
— Да нет, что вы, какой суд — что могут понять эти мрачные мракобесы, которые туда приходят. К чему еще тратить драгоценное время… К сожалению, это стало характерной проблемой сегодняшней медиасферы: телевизионные шоу так выстраиваются, так заранее программируются, что именно такие люди почему-то оказываются почти всегда в выигрыше. Когда у меня был поединок с Жириновским, ни я, ни он ни единого слова еще не успели сказать, а у него столбик «рейтинга» взмахнул в одно мгновение до 10 тысяч проголосовавших, а у меня — лишь до 10. Слишком прозрачна эта арифметика, я как режиссер вижу дешевую игру, примитивную постановочность. Моя же задача в телевизионной студии — чтобы люди, живущие за Уралом или вообще где-либо на окраине необъятной страны, услышали и увидели, смотря телевизор, что есть и другая точка зрения.
— Возвращаясь к театру: инновации — насколько они, по вашей собственной оценке как основателя театра «Школа современной пьесы», здесь приживаются и развиваются?
— Ну, это, наверное, вам, журналистам, было бы виднее со стороны подмечать у нас новое и современное. Что лично я бы отметил?.. У нас большая часть спектаклей идет не на сцене, а в зрительном зале; у нас в каждой постановке меняется соотношение артистов и зрителей; мы никогда не ставим пьесу второй раз, это всегда — только, что называется, мировая премьера. В театре разрабатывается жанр импровизации таким образом, что, например, мы вместе с драматургом Евгением Гришковцом несколько раз сочиняли спектакль без заранее заготовленного текста — буквально на одной импровизации.
— Поддерживаете деловые и человеческие связи со своими земляками-одесситами?
— Кстати, в июне мы едем на большие гастроли в этот замечательный город. И «Школа современной пьесы» — первый из стационарных российских театров, который намерен за годы противостояния Украины и России по-настоящему вернуться в Одессу — именно вернуться, потому что до последнего времени мы регулярно там гастролировали. К тому же, каждый год играли в Киеве: и в русском театре им. Леси Украинки, и в театре им. Ивана Франко. В Одессе же мы сейчас планируем дать один из лучших наших спектаклей последних сезонов — «Спасти камер-юнкера Пушкина», его мы играем 9, 10 и 11 июня, а 12 июня, в день моего 70-летия, в Зеленом театре Одессы, где более тысячи мест, я буду проводить авторский вечер.
По одесскому землячеству — да, конечно, тепло общаюсь с Михаилом Жванецким, Романом Карцевым. В Москве, надо сказать, вообще плодотворно работают одесситы, — и по рождению, и по духу. Один из них стоит многих — Евгений Григорьевич Ясин, например.
Беседовал Алексей Голяков
