ENG
В условиях затрудненности участия России в процессах перестройки современной глобальной экономики, прежде всего ее регионализации, инфраструктурной и инвестиционной неготовности к активному встраиванию в региональные процессы экономического роста, за исключением отдельных регионов, встает вопрос о механизмах обеспечения более высоких темпов экономического роста. В противном случае относительно низкие темпы экономического роста станут не только источником социально-экономической напряженности, но и причиной политического раздражения. В условиях нарастающего внешнего давления такое сочетание на фоне явного сокращения государственной властью и аффилированными с нею политическими структурами своего авторитета в обществе является основой для полноценного кризиса власти. Формирование в России нового экономического динамизма выходит за рамки экономической политики и становится политическим приоритетом, направленным на обеспечение транзита власти и ее реструктуризации в соответствии с новыми задачами.
Россия сейчас очевидно вступает в период кризиса экономической политики, который проявится как на уровне политического руководства, так и на уровне конкретных социально-экономических решений. Вероятнее всего, осуществлявшуюся ранее правительством, а отчасти и политическим руководством страны, экономическую стратегию «люди — новая нефть» следует считать исчерпанной, во всяком случае, с точки зрения допустимых для нынешнего политического режима социальных издержек.
Хотя предел фискализации экономики еще не достигнут, это уже привело к резкому замедлению развития малого и среднего бизнеса и выдавило самозанятость в зону как минимум «серой», а в основном «черной» экономики. Создается устойчивое впечатление, что экстенсивная фискализация экономики является для экономического блока правительства заменой интенсивной ее версии — улучшения деятельности институтов и повышения инвестиционной эффективности.
Дальнейшее продолжение этой экономической линии, конечно, возможно и происходит сейчас как бы по инерции, но оно почти неизбежно будет связано с возникновением новых слабоконтролируемых рисков. С другой стороны, активное и макроэкономически результативное встраивание во внешние процессы экономического роста как на условно «европейском» направлении, так и на «восточном» невозможны. Это связано как с внутренней инфраструктурной неготовностью России к активному участию в процессах регионализации мировой экономики, так и с санкционной политикой в отношении России, которая будет в дальнейшем только усиливаться. Как результат — продолжение нынешней линии развития будет означать среднесрочную стагнацию экономического и социального развития в стране.
Таким образом, в обозримой перспективе 4-6 лет, а возможно, и больше, ключевыми факторами экономического развития и качественной экономической трансформации будут внутренние, а не внешние драйверы. Участие России — как на общенациональном уровне, так и на уровне крупных экономических субъектов в перспективных процессах мировой экономики, в частности ее регионализации, — будет играть вспомогательную роль, но только при условии создания механизмов безопасного с точки зрения влияния санкций и экономически эффективного извлечения и реинвестирования ресурсной ренты. Поскольку основой российского участия в глобальной экономике пока останется преимущественно экспорт ресурсов.
Это не отменяет задачи выхода на наиболее перспективные внешние рынки и расширения несырьевой составляющей и экспортной продукции второго и третьего технологических переделов. Пока обозначенная российским правительством стратегия расширения экспорта должна быть сопряжена с политикой внутрироссийского развития. Признаков наличия такой комплексной стратегии российские экономические власти не продемонстрировали. С ресурсной точки зрения Россия объективно за крайне редким исключением пока не способна к комплексному освоению внешних рынков на высоком качестве экспортной продукции. В таких условиях задача расширения экспорта становится вспомогательной, а главными должны быть проекты и программы первичного обустройства потенциальных экономических пространств для последующего расширения экспорта. В том числе обустройства с точки зрения эффективности российской системы экономического и политического управления в наиболее важных для этого регионах.
Выборы в Приморском крае показали опасность конфликта между общефедеральными и региональными группами экономических (лоббистских) интересов, при котором региональные интересы смогли не просто конкурировать с федеральными, но фактически доказать им в операционной практике свою приоритетность. С учетом того, что в рамках регионализации Дальний Восток неизбежно будет одним из наиболее важных центров экономического роста, это является тяжелым вызовом для федерального Центра.
С учетом естественных ограничений, связанных с особенностями социально-экономического развития России, а также тактических сложностей, вытекающих из политической ситуации вокруг нашей страны, в частности вероятного ужесточения санкционной политики и препятствия российскому экспорту, одной из допустимых среднесрочных стратегий развития является «инфраструктурная пауза».
Суть «стратегии инфраструктурной паузы» заключается в осуществлении в течение краткого периода времени (5-7 лет) комплекса масштабных инфраструктурных проектов, создающихся в ключевых для перспективного экономического развития России регионов. Эти проекты создавали бы не только новое экономическое качество, прежде всего новое качество реального сектора экономики, но и новое социальное качество, основанное на формировании новых социальных институтов, более соответствующих перспективным задачам развития.
В рамках «стратегии инфраструктурной паузы» создавались бы возможности для завершения Третьей промышленной модернизации и создания, в особенности в сервисных секторах экономики, отдельных элементов, характерных для Четвертой промышленной революции, прежде всего с точки зрения цифровизации важнейших сервисных процессов и функций. В сочетании с реализацией инфраструктурных проектов, характерных для классической социальной модернизации, это не снимет, но существенно смягчит социальные последствия демонтажа тех поведенческих моделей, которые Россия унаследовала от 1990-х годов и которые сейчас становятся очевидным тормозом в развитии страны.
«Стратегия инфраструктурной паузы» не может заменить участия в мировом разделении труда и встраивания в новую систему международных экономических отношений. Такой разворот экономический политики даст возможность выиграть время для адаптации инфраструктуры и организационных возможностей страны к новым глобальным экономическим условиям вне зависимости от складывающейся геоэкономической и геополитической конъюнктуры, вернее, ориентируясь на ее среднесрочное развитие, а не на краткосрочные деривации. «Стратегия инфраструктурной паузы» при сохранении уже запущенных процессов продвижения на новые для российского экспорта рынки (Ближний и Средний Восток, Восточная Азия) и оптимизации присутствия на традиционных (Европа) позволяет совместить приоритеты внешнеэкономического и внутреннего развития. «Стратегия инфраструктурной паузы» даст возможности для фокусной социальной модернизации и создания новых механизмов подготовки и отбора кадров для российской политики и экономики. «Стратегия инфраструктурной паузы» и создания институциональных возможностей для встраивания в процессы экономического роста в ключевых центрах экономического роста означает формирование внутри России инфраструктурных, организационных и инвестиционно-финансовых условий для встраивания в процессы экономического роста на региональном уровне.
Приоритетным, безусловно, является регион Прикаспия, где созданы наилучшие условия для реализации комплексной программы внутрироссийского развития и выхода на внешние рынки, в основном лежащие за пределами постсоветского пространства. Ключевой фактор привлекательности данного направления заключается в готовности российских управленческих структур к осуществлению комплексных проектов и созданию масштабной индустриально-инвестиционной системы, в которой Россия будет одним из ключевых игроков. Помимо Прикаспия, надо отметить и еще несколько направлений для осуществления комплексных межрегиональных инфраструктурно-модернизационных проектов:
- Большая российская Арктика. В освоении Арктики целесообразен перенос акцента инфраструктурного развития на логистическое пространство Дальнего Востока, где уровень обустройства — как инфраструктурного, так и организационного — откровенно недостаточен. В отличие от региона Баренцева моря, где пока решающим фактором будет политическое и военно-политическое присутствие, на «восточном фланге» российской Арктики уже вполне обозначаются экономические факторы развития, причем различные по своему содержанию и природе, которые могут в перспективе изменить и политическую конфигурацию региона. Возможности инфраструктурного, организационного и инвестиционного обустройства этого макрорегиона следует считать одними из наиболее благоприятных, особенно на краткосрочную перспективу.
Проблема состоит в том, что по данному направлению регионального переформатирования Россия будет вынуждена в течение сравнительно длительного времени ориентироваться на превалирование сырьевой составляющей. Однако с точки зрения востребованных в процессе освоения региона технологий и оборудования освоение Арктики даст толчок процессам импортозамещения по критическим направлениям при условии принятия соответствующего политического решения.
Существует возможность запустить инвестиционный цикл разработки и первичного апробирования технологий и инженерных решений в сфере нефтегазовой промышленности для Арктического региона и получить на временном отрезке в 8-12 лет новое состояние промышленности. Необходимости именно сейчас форсировать развитие нефтегазового потенциала региона за счет закупок иностранного оборудования, которые будут и далее ограничиваться санкциями со стороны США, нет. В ближайшей перспективе «гонка за Арктику» будет развиваться скорее в области логистики, коммуникаций и обеспечения военно-силового присутствия. А создание, причем не во всем «с нуля», отрасли в реальном секторе экономики, нацеленной на обеспечение освоения Арктики, было бы весьма важным и экономически осмысленным использованием ресурсной ренты.
Для России реализация арктических проектов важна еще и тем, что дает возможность формировать и в дальнейшем масштабировать применительно к другим регионам новые социальные институты и принципы взаимодействия.
- Южный Урал с возможностью контролируемого встраивания в процессы экономического роста, которые неизбежно будут возникать вокруг китайского проекта «Пояса совместного процветания “Великий Шелковый путь”», спасет Россию от рисков, связанных с попытками использовать данный логический коридор в неблагоприятном для России формате — для ослабления экономического суверенитета.
Целесообразна реактивация проекта Южно-Уральского логистического узла, но с достройкой его индустриальным компонентом, хотя бы на уровне «отверточной сборки». В таком случае вокруг него возможно возникновение инвестиционного пространства с более высоким качеством экономических процессов, нежели просто обеспечение логистики.
Подобный проект сможет дать дополнительный и очень важный стимул оживлению социальной жизни в регионе, а при определенных условиях и его демографическому оздоровлению.
- Балтийский фокус экономического роста. Конечно, регион Балтийского моря не будет одним из глобально значимых центров экономического роста. Скорее, наоборот: экономическая, прежде всего промышленная, деградация региона и социальная деструкция продолжатся. Это создает для России определенные возможности. Российская Балтика (Санкт-Петербург, Ленинградская и Калининградская области) должны стать центром экономического притяжения для инвестиционных ресурсов, которые все еще сохраняются в Балтийском регионе, в том числе ресурсов, поступающих из фондов ЕС. Не исключено, что в Балтийском и Североевропейском регионах с учетом объективного падения интереса к ним со стороны Брюсселя могут возникнуть альтернативные политические и экономические фокусы влияния и вялые интеграционные процессы, связанные с политикой США и, возможно, Великобритании, если Лондон сохранит достаточные политические и экономические ресурсы после завершения процесса Brexit.
В долгосрочной перспективе Россия заинтересована в создании в Балтийском регионе формата экономических отношений «инвестиционный пылесос наоборот», повторяющего в обратном формате ситуацию первой половины 1990-х годов. Но для этого необходимо резкое усиление политического контроля над регионом и создание гибких в институциональном плане инвестиционных инструментов.
Инфраструктура для развития подобного проекта в России уже в достаточной степени создана в рамках проектов новой углеводородной логистики. Задача состоит только в достройке ее более высокими технологическими переделами и создании инвестиционной составляющей, которая пока в регионе развита недостаточно.
Калининградская область как альтернативный инвестиционный центр, своего рода «Балтийское Макао», с облегченными условиями финансовой деятельности для иностранного, в том числе спекулятивного, капитала. Такой проект при всех рисках может стать весьма интересным с экономической точки зрения, а нынешний уровень военного присутствия России в регионе спасает его от возможного выхода из-под политического контроля и чрезмерного влияния внешних групп интересов.
- Инфраструктурный проект «Большая Волга», отчасти вписанный в проект глобально значимого логистическо-индустриального коридора «Север-Юг», но имеющий больший индустриальный фокус.
В данном проекте ключевым обстоятельством будет являться экологическая составляющая, которая подразумевает создание нескольких площадок для апробации новых экологических технологий, российских и зарубежных. Помимо ликвидации очевидных негативных последствий сверхинтенсивного промышленного развития в советский период, экологическая направленность данного инфраструктурного проекта могла бы быть направлена на переформатирование энергетической базы региона и внедрение новых энергетических технологий.
С политической и социальной точки зрения реализация комплексного инфраструктурного и инвестиционного проекта в регионе «Большой Волги» дала бы возможность окончательно преодолеть последствия агрессивного регионализма 1990-х — начала 2000-х годов и создать новые, более привлекательные отраслевые общероссийские фокусы развития, одновременно формируя новые механизмы социального взаимодействия.
Реализуя, даже в отдельных ее составляющих, «стратегию инфраструктурной паузы», мы на новом этапе развития фактически сталкиваемся с выраженной необходимостью формирования двухконтурной системы управления экономической политикой и развития регионов.
Новый смысл возникает в существовании Министерства регионального развития, которое становится инструментом обеспечения реализации инфраструктурных и инвестиционных проектов как бы «промежуточного» уровня: проектов, которые организуются вокруг федеральных векторов развития, но не могут быть признаны общефедерально значимыми.
Переход к новому формату подразумевает в принципе изменение подходов к управлению регионами. Стратегические проекты и развитие отраслевых и межотраслевых технологических цепочек становятся прерогативой федерального Центра. Отраслевые органы управления отвечают за инвестиционные программы. Проектные системы могут оставаться в «совместном ведении» Центра и регионов.
Важным вопросом является возможность изменения принципов управления регионами без конституционной реформы и в целом изменения архитектуры власти в России. В контексте новой региональной политики и формирования двухконтурной системы управления экономикой такая реструктуризация выглядит вполне обоснованной.
Второй контур становится не только контуром управления среднесрочными процессами в экономике, связанными с реализацией долгосрочных инвестиционных программ, но и формирования кластеров новых управленческих и социальных отношений, которые в дальнейшем могут быть тиражированы для всей страны, как минимум для ключевых регионов. Межрегиональные инфраструктурные проекты должны стать полноценным кадровым фильтром. Важнейшая задача, которая должна решаться параллельно, — сохранение стабильности ключевых институтов государства и социальная реструктуризация, формирование новых общественных институтов развития.
Классический либеральный тезис о необходимости совершенствования институтов как условия поступательного развития в условиях реализации двухконтурной системы управления приобретает новое содержание. Институты должны пониматься как инструмент создания нового эффективного социально-экономического пространства. Вопрос в том, что эти институты должны в той или иной степени иметь целью управление инвестиционными и потребительскими аспектами поведения социально-активных слоев населения.
Но, помимо обычного, в сущности, институционального развития, требуются и новые социальные фокусы, которые могут являться элементом системы социальных лифтов, на основании вовлечения наиболее здоровой части молодежи в экономически значимые проекты нового типа. Ключевым становится создание в качестве тиражируемого общественного института точек формирования новых в профессиональном и поведенческом плане социальных страт. Нужна новая социальная модель поведения, которая будет принципиально отличаться и от 1990-х, и от моделей социального поведения ранних «нулевых», которые становятся сейчас все более деструктивными, но сохраняют актуальность и привлекательность в условиях застойности экономической и социальной жизни в ряде регионов.
