ENGО перспективах развития российской статистики и новых видах статистических исследований «Инвест-Форсайт» беседует с руководителем Федеральной службы государственной статистики (Росстат) Александром Суриновым.
— Александр Евгеньевич, как бы вы определили основные направления дальнейшего развития нашей статистики?
— Нобелевский лауреат Джозеф Стиглиц примерно десять лет назад написал доклад о том, может ли ВВП хорошо измерять социально-экономическое развитие. Он склонялся к тому, что экономисты и статистики слишком увлеклись показателями, связанными с экономическим ростом. Главное все-таки — это потребление. То есть нужно перевернуть статистику именно в сторону описания условий человеческой жизни. И примерно последние же лет десять ОЭСР (Организация экономического сотрудничества и развития — ред.) проводит международные конференции, посвященные этой проблеме: как измерять социально-экономическую действительность, что хорошо или плохо. Вот так мир пришел к «статистике счастья», где есть статистика и удовлетворенности, и потребления, в которой есть не только монетарные показатели, но и немонетарные.
— Вы начали работу в этом направлении?
— Да, мы этим тоже занимаемся. Около десяти лет реализуем систему социально-демографических обследований по разным составляющим человеческой жизни в России. Конечно, говорить о региональном аспекте особо не приходится, потому что это выборки, репрезентативные преимущественно на национальном уровне. Я всегда предупреждаю: у нас хорошо получается измерять на уровне России, а на уровне субъектов не очень хорошо. Но при этом мы даем структуризацию по социальным слоям: старики, молодежь, работающие, безработные. Сейчас обследуем, например, рабочую силу: занят — не занят, чем занят, на какой работе. Традиционно обследуем расходы семейного бюджета.
Уже три года назад начали обследовать доходы населения и участие населения в социальных программах. Очень переживали, потому что это сложнейшая вещь: как правило, люди не любят говорить о своих доходах, в нашей стране — тем более. Сначала 10 тысяч опросили — вроде получилось, потом 45 тысяч, потом 60 тысяч. Теперь уже раз в три года мы опрашиваем 160 тысяч домохозяйств. Это хороший показатель качества выборки, данные которой позволяют видеть ситуацию в региональном разрезе, что очень важно. По сути дела, соответствует критериям, применявшимся к такого рода обследованиям в советской статистической практике, когда мы раз в три года обследовали по СССР 310 тысяч семей и одиночек.
Также мы восстановили наше обследование бюджета времени: сколько у людей свободного времени, сколько времени связано с работой и так далее. Последние предыдущие данные по нашей стране были за 1990 год, когда еще была РСФСР. А ведь сам этот метод придумали мы, он стал стандартом ОЭСР, но мы много лет таких обследований не делали, и вот, наконец, восстановили.
Репродуктивное здоровье также стали обследовать. И, конечно, наша гордость — это обследование рациона питания. Учились у американцев. Кстати, очень немного стран делает такие обследования: очень сложная работа. Требуется изучать потребление продуктов питания с тем, чтобы оценить и количество потребленных продуктов питания, и их химический состав, и энергетическую ценность, и микронутриентный состав. Диетологи в Минздраве очень высоко оценили нашу работу, потому что мы впервые провели так называемое квалификационное обследование. У них до этого были фрагментарные данные исследований — на Севере, на Юге, в городе, в селе, — а мы впервые провели обследование по всей стране. Это очень важная штука, потому что есть у нас профицит и есть дефицит различных нутриентов.
Наконец, мы провели обследование использования труда мигрантов в домашних хозяйствах. Тем самым мы можем сказать, что мы не полностью, но в значительной части освещаем жизнь человека в России.
— Что нового еще планируется?
— Многие исследования уже стали регулярными. Все, что мы задумали, — реализовали. Еще хотим добиться поддержки Минздрава и, конечно, общества, чтобы обследовать немедицинское потребление наркотиков. Сегодня эта тема обследуется социологами, но нет общего подхода. Анкета, которая ими используется в таких исследованиях, не статистическая, а мы хотим, чтобы она была более статистической, чтобы была изучена частота употребления и другие важные показатели, получены количественные оценки, а не только мнения.
Конечно, на очереди обследование жертв преступлений. Очень важно получить цифры о преступности, включая ее латентную составляющую. Есть международное руководство по статистике виктимизации, по изучению жертв преступлений, разработанное тем же управлением ООН. Тоже было бы неплохо этим заняться, потому что зло есть, никуда не денешься, разные слои населения испытывают это негативное влияние по-разному, в разных регионах есть свои особенности.
Мы многое уже реализовали, и можно говорить о системной работе, в результате которой появляется «статистическое» описание жизни человека — как человеку живется в нашем обществе.
— Каков результат этих исследований?
— Получили известность два проекта ОЭСР — это House Prices (Цены на жилье) и Better Life Index. Сегодня в них есть цифры по России, что очень важно. Хотя мы не являемся членами этой серьезной международной организации, мы предоставляем информацию о нашей стране, то есть в данном случае наше общество открыто. Кстати, в этом клубе наиболее развитых стран мира мы выглядим далеко не хуже прочих.
— Как-то все очень мрачно: наркотики, преступления…
— Ну и статистикой счастья тоже надо заниматься. Ощущения людей — очень важная штука. Это больше социологическая работа, хотя ее тоже можно делать статистическими методами, то есть как-то выявлять факты, которые влияют на самоощущение людей. В мире этим уже занимаются серьезные статистики, например в Австралии, а не только в такой стране, как Бутан, где для людей традиционно важны нематериальные блага. И ОЭСР рекомендует этим заниматься. Мы делали некоторые попытки, в частности, будем продолжать так называемое «обследование лишений», чтобы оценить бедность немонетарными методами. Будем выяснять, чего человеку не хватает: денег ли на горячую пищу или средств на зимнюю одежду. Таким образом, если человек лишен традиционных благ, которые считаются в обществе нормальными, то через обнаружение этих лишений статистики фиксируют факт бедности человека. Мы посмотрели европейский подход к этой проблеме, слегка адаптировали под нашу жизнь, поскольку мы все-таки немножко отличаемся, и сегодня данное обследование в России становится регулярным, что тоже очень важно. Следующий шаг — посмотреть на ту же проблему через самоощущение. И в этом случае я бы говорил о новой статистике, которая будет смотреть на все через человека, станет «человечной» статистикой.
— Что делается или что можно сделать, чтобы данные государственной статистики были более востребованы частным бизнесом?
— Крупный бизнес, конечно, потребляет нашу информацию, у него есть серьезные аналитические службы, потому что всем важно, как движется экономика в целом и ее крупные сегменты. Но бизнес интересует более детализированная информация, не просто производство и продажа сигарет, а по видам, да еще в привязке к регионам.
— Есть подходы к этому?
— Сейчас все данные, к сожалению, обобщаются, нет детализации. А вот если бизнес будет информацию о себе сообщать в электронном виде, да еще с использованием наших справочников, тогда всю продукцию, которую производит, выдаст по видам. Скажем, мороженое — отдельно торты из мороженого, отдельно, собственно, мороженое: с орехами, без орехов. Тогда появляется возможность дифференциации.
— То есть речь об интеграции частных компаний в единую информационную сеть со статистическими органами?
— Я бы сказал, о переходе на предоставление более детализированной информации в электронном виде. Сегодня мы уже участвуем в разработке концепции так называемой национальной системы управления данными. С другой стороны, есть крупные компании, торговые сети с огромными массивами информации — и объемы продаж отдельно по конкретному товару, и цены, и даже описание товаров, но у каждого свои классификаторы. Эту информацию очень трудно свести вместе. Однако если все-таки будет возможность добиться, чтобы все жило в одном классификаторе, и если нам обеспечат доступ к этим базам данных, тогда мы сможем бизнесу давать детальную структуру продаж.
— В рамках единой системы управления данными об этом ставится вопрос?
— Да, конечно. Если так произойдет, мы сможем отказаться от регистрации цен для измерения инфляции. Вот цена, вот описание товара — это мясо, говядина или свинина, охлажденное или замороженное, столько-то стоит здесь, там столько-то. Если сможем таким образом получать информацию, то откажемся от сбора данных, используя труд наших специалистов, потому что получим и структуру товарооборота, и цену за единицу товара. Но это легко сказать и не очень легко сделать, потому что те же торговцы — они разные. Есть крупные, у которых достаточно ресурсов, а есть маленькие. Путь один — двигаться постепенно.
— Существует ли проблема интеграции в статистику информации, накопленной государственными ведомствами, скажем, налоговых данных?
— Нам нужен такой же доступ к налоговым данным, какой имеют национальные статистические службы во всех странах ОЭСР к персонифицированной информации налогоплательщиков, но мы не говорим про людей, мы говорим про бизнес. Чтобы, привязав налоговые данные к своей форме отчетности, получить более длинный вектор информации о конкретном производителе товаров или услуг. Если мы добьемся такого доступа к налоговым данным, существенно снизится отчетная, в том числе статистическая, нагрузка на бизнес.
Беседовал Константин Фрумкин
