В поисках среднего класса

Н.А. Иванова. Формирование среднего класса в Российской империи конца XIX — начала XX в. Теория и конкретика. — М.: Институт российской истории РАН: Центр гуманитарных инициатив, 2018.

В предисловии к своей монографии Наталья Иванова утверждает, что формирование среднего класса в России уходит корнями в период рубежа XIX и ХХ веков, но этот период до сих пор не учитывался при изучении. Почему? — спрашивает исследовательница и выдвигает три гипотезы:

1. среднего класса в этот период в России не было;
2. средний класс едва начал складываться и был слишком слаб;
3. специфические идеологические установки советской науки ограничивали возможности исследователей.

От Аристотеля до Маркса

Первую часть книги «Средний класс в историографии: теоретический аспект» исследовательница начинает с Аристотеля: «В литературе не раз отмечалось, что древнегреческий философ и ученый Аристотель выделял во всех государствах средний класс» (с. 13). С несомненным согласием в книге представлены основные положения античной теории. Аристотель писал, что «средний элемент», «средний собственник» умеет подчиняться законам, повиноваться доводам разума, проявлять дружественное начало в политическом общении — в отличие от крайне богатых и полностью неимущих, которые на это не способны, хотя всячески рвутся к власти. Наталья Иванова подчеркивает, что Аристотель связывал со средним классом стабильность государства, «в котором благодаря этому классу обеспечивается общественное равновесие» (с. 14). Но что же получается? С одной стороны, Иванова согласна с Аристотелем, который находил «средний элемент» в каждом государстве, а его преобладание считал большим благом для государственного устройства и общества. Правомерно ли видеть «средний класс» в аристотелевских «гражданах с собственностью средней, но достаточной» (Политика, 1296 a) — это отдельная проблема, но из монографии можно понять, что да, правомерно. С другой стороны, исследовательница относит формирование среднего класса в России к совершенно определенному этапу экономического и социального развития. Возникает явное противоречие, которое в книге остается не проясненным.

После Аристотеля автор обращается к теории среднего класса в трудах Карла Маркса. Можно заметить, что подробную и разработанную концепцию среднего класса видят в его творчестве только те исследователи, которые признают средний класс реальностью и одновременно почитают Маркса как великого мыслителя. Если же один из компонентов отсутствует, если исследователь не признает либо величия Маркса, либо реальности среднего класса, то в творчестве прославленного коммуниста обнаружится исключительно дуальная классовая структура. Для Натальи Ивановой средний класс не фантом, не «конструкт на бумаге», а теоретическое отражение общественно-экономической реальности, а Маркс — великий мыслитель. Она утверждает, что в марксизме достаточно подробно отражена роль средних сословий в связи с генезисом среднего класса, а также показана его политическая эволюция, которая проявилась в период Парижской коммуны поддержкой рабочих и созданием Республиканской партии, которую Маркс в тексте воззвания «Гражданская война во Франции» назвал «партией порядка среднего класса». В главе «Социальная стратификация Макса Вебера» Иванова отмечает, что:

«Вебер не дал обстоятельного описания среднего класса, но выделил его ключевые черты: владение собственностью и/или профессиональный капитал. В составе среднего класса ученый различал две категории: “нижние средние классы” (крестьяне, ремесленники, мелкие торговцы) и “профессионалы” (специалисты, интеллектуалы, администраторы)» (с. 33).

Лучше не замечать

В работах Ленина выражение «средний класс» не встречается — по отношению к средним слоям он использовал термин «мелкая буржуазия», характеризуя ее (вслед за Марксом) как воплощенное противоречие: «Мелкая буржуазия двулична по самой своей природе, и, тяготея, с одной стороны, к пролетариату и к демократизму, она, с другой стороны, тяготеет к реакционным классам, пытается задержать историю» (В. И. Ленин. Собр.соч., т. 2., с. 454). По примеру Ленина советские историки, экономисты и социологи отказалась от понятия «средний класс» и терминологически, и по существу. Глава «Советская историография: теория и эмпирика» показалась мне самой интересной. Воззрения Аристотеля и Вебера, Маркса и Ленина известны хорошо, а ситуация в советской науке, в которой теория и эмпирика постоянно входили в противоречие, изучена гораздо меньше. Мимо советской науки прошли все зарубежные дискуссии нескольких десятилетий — о границах и составе среднего класса, о «профессионалах», о сближении среднего класса и рабочих. Теорию среднего класса объявляли фальсификацией, затушевыванием классовой борьбы, отрицанием эксплуатации — «в подобной критике, имевшей под собой известные основания, идеология превалировала над наукой» (с. 52). Но в 70-е годы стали появляться работы о «средних слоях» на разных исторических этапах с попыткой понять их сущность и специфику, хотя ленинский тезис о расслоении мелких производителей на пролетариат и буржуазию по-прежнему господствовал.

«В целом, оставаясь в рамках ленинской концепции, советские исследователи внесли большой вклад в конкретно-историческое изучение промежуточных слоев населения и их понимания как самодостаточного социального слоя» (с. 51).

Ромбы и треугольники

На странице 100 автор демонстрирует две модели социальной структуры с помощью картинки-схемы — двух геометрических фигур. Первая представляет собой ромб, поставленный на угол. Острые кончики вверху и внизу обозначают крайности богатства и бедности, а само тело фигурки символизирует «средний достаток», «средний класс». Именно такой структурой создается устойчивость и стабильность общества, хотя картинка и кажется шаткой. Вторая модель устойчива по зрительному впечатлению, но неустойчива по сути: треугольник на широком основании нищеты и бедности, затем узкий, «зажатый» средний класс и верхушка, символизирующая крупных собственников.

Наталья Иванова в противоположность идеям «расслоения» подчеркивает устойчивость среднего класса, который «является не только основой социальной мобильности, но и самодостаточной, саморазвивающейся, воспроизводящейся на собственной основе категорией населения, занимающей свою собственную нишу в обществе» (с. 63).

Не только в городе

Во второй части, «Формирование среднего класса в России», неожиданно выясняется, что тема резко сужена одним принципиальным ограничением и речь идет о формировании среднего класса исключительно в городе: «За пределами исследования мы оставляем крестьянство (и связанные с ним кустарные промыслы) в силу его специфики и масштабов данной проблематики» (с. 107). Автор опирается на разнообразные статистические источники — от всеобщей переписи 1897 года до избирательной и налоговой статистики — и делает вывод об основных тенденциях формирования среднего класса. В России рубежа веков происходил рост численности и «старых» средних слоев, генетически связанных с бывшими податными сословиями, и «новых», возникших в условиях промышленного развития и урбанизации; развитие среднего класса сдерживали неизжитые сословные ограничения; в индустриально развитых районах, особенно в Петербурге и Москве, «удельный вес» средних слоев был выше, чем в непромышленных губерниях и малых городах; складывание среднего класса происходило параллельно с формированием класса капиталистов и наемных рабочих и во взаимодействии с ним, но эти процессы завершены не были.

Кто протестует?

В заключении книги Наталья Иванова возвращается к двум моделям социальной структуры и показывает, что в России начала ХХ века существовала модель, представленная треугольником:

«Низшие — пролетарские и полупролетарские слои — оставляли во всем населении, включая крестьянство, более 75%; зажиточные мелкие хозяева (по существу, средние слои) — около 20%; менее 3% приходилось на крупных собственников. Общепризнанно, что высокий удельный вес среднего класса обеспечивает устойчивость общества, а его недостаточное развитие приводит к нестабильности социальной системы. Именно такой оказалась ситуация в России, приведшая к революции» (с. 252).

Нет, совсем не общепризнанно. Граница прошла по 2012 году, когда возобладало мнение, что на массовый протест вышел именно средний класс. После 2012-го появились считанные единицы книг и диссертаций о российском среднем классе, до него количество исследований исчислялось несколькими десятками — если судить по каталогу РГБ. Современный идеолог прямо и откровенно заявил, что «после 2012 года возникла установка завершить эту историю с искусственным, пробирочным выращиванием в РФ среднего класса». И добавил, что средний класс — это «пропагандистская штука»:

«В эпоху экспансии в мире марксистской идеологии важно было показать, что на происходящее влияют и те, кто не относится ни к эксплуататорам, ни к эксплуатируемым. Получается, что средний класс — это сообщество дезертиров с фронта классовой войны. На Западе это сообщество и выращивалось для того, чтобы опровергнуть Маркса. Постсоветская Россия достаточно нерефлексивно взяла эту модель. Но жизнь показала, что искусственное разведение “среднеклассников” ни к чему, кроме экономических и политических проблем, не приводит».

Так что средний класс сегодня остается, как в советский период, предметом идеологических баталий.

Автор: Елена Иваницкая