ENG

Перейти в Дзен
Интервью, Это интересно

Юлия Минц: «Мы работаем по законам бизнеса»

Одним из самых удачных и любопытных проектов в сфере искусства, которые созданы на средства исключительно частных меценатов, является московский «Музей русского импрессионизма». Его основатель — известный российский финансист Борис Минц. За очень короткий срок, притом будучи частным учреждением, музей уверенно вошел в список достопримечательностей столицы (само здание — отдельное произведение искусства). Впервые полотна из музейной коллекции были представлены аукционном домом MacDougall’s в 2014 году, а уже через год МРИ вошел в состав ICOM (Международный совет музеев). Впечатляет и то, что проект «Картина в библиотеке», который музеем был осуществлён совместно со Всероссийской государственной библиотекой иностранной литературы им. М.И. Рудомино, за неполных три года побывал в российских городах-миллионниках, выведя музей в финал конкурса «Интермузей-2016». О том, как в России может существовать частный музей, «Инвест-Форсайт» беседует с PR-директором «Музея русского импрессионизма» (и, кроме прочего, невесткой его основателя) Юлией Минц. 

От хлеба насущного — к тонким линиям

— Недаром подмечено, что часто «проза жизни» губит высокое искусство. В случае вашего музея, судя по всему, обратная картина: пока подходишь к вашему музею вдоль корпусов бывшей мукомольной фабрики на Ленинградском проспекте, чувствуешь буквально в воздухе, что так и надо было: сначала находиться на этом месте хлебопекам и кондитерам, затем — картинам импрессионистов…

— Изначально здание Музея действительно принадлежало кондитерской фабрике «Большевик». В этом помещении хранили муку и сахар. Когда комплекс выставили на продажу, им заинтересовалась компания O1 Group, которой владеет предприниматель и меценат Борис Минц (№55 в списке Forbes-2016 — ред.). Большая часть построек была пригодна для размещения офисов, а вот для чего может использоваться это здание — нестандартной цилиндрической формы без окон — было неясно; для офисов оно не подходит. Отсутствие окон натолкнуло на мысль, что здесь можно устроить музей, так как естественное освещение для картин губительно: окна им не нужны и, более того, даже вредят. Так что, можно сказать, музей сюда прямо напрашивался. Комплекс реконструировали: был бережно сохранен исторический фасад, а «внутренности» здания вычищены, интерьер получил кардинально новый дизайн.

— Расскажите, с чего, собственно, всё началось: как возникла сама идея организовать частный музей, да еще со специализацией далеко не на самом популярном в России направлении живописи…

— Идея возникла задолго до покупки и реставрации «Большевика». Буквально десять лет назад Борис Иосифович Минц начал собирать произведения русских художников, а помогала ему в этом (и консультациями, и поисками картин) нынешний директор музея Юлия Петрова: подбирала картины в его коллекцию. Они оба быстро нашли ту тематическую линию, которая, по их мнению, объединила бы вокруг себя единомышленников, партнеров и, в итоге, любителей отечественного искусства — русский импрессионизм. В выборе названия сомневаться, разумеется, не пришлось. Решили, что учреждение так и следует назвать — «Музей русского импрессионизма», потому что много первоклассных отечественных живописцев воплощали в своих картинах именно этот стиль, либо плодотворно работали в нем, тем самым обогащая свой творческий потенциал, успешно переходя к новым, неизведанным стилям и жанрам. Тем более что мы не могли не учитывать и момент зрительского восприятия. Есть существенные отличия от того же французского импрессионизма: русский аналог нашему зрителю ментально ближе и понятней.

В инновациях участвовало английское архитектурное бюро «John McAslan + Partners» и архитектор, также британец, Эйдан Поттер — он после нас реконструировал музей в Дубае. Год назад он к нам приезжал, выступал здесь со своими русскими коллегами-архитекторами на паблик-ток, и был приятно ошеломлен тем, как смотрится его детище — не в проекте, а в виде полностью отстроенного здания.

Фото: Денис Асеков

Бизнес-модели и «нерентабельный» контент

— В чем ваши сотрудники видят для себя (и, возможно, для посетителей музея) преимущества его статуса, который был присвоен тому с самого начала?

— Преимущество это, однозначно, в том, что мы работаем не в рамках госжанра, а по законам, правилам и механикам бизнес-процессов. Не в том смысле, что мы нацелены на прибыль (понятно, что в случае с музеем это невозможно), а в том, что применяем бизнес-правила в организации нашей работы: четкость, нацеленность на результат, личный подход к гостям. Именно это и помогает нам реализовывать много проектов, причем в кратчайшие сроки; позволяет выдвигать смелые, неожиданные идеи, подчас выходящие за формат «привычного» музея. У нас команда из 25-ти человек. Многие из них — люди из бизнес- и корпоративных структур. Мы применяем конкретные бизнес-модели и, конечно, отдаем себе отчет в том, сколько приносим денег, а сколько упускаем.

— Вот интересно: насколько сам контент, выражающий одухотворённое изобразительное искусство, коррелирует с прибыльностью?

— Дело в том, что мы — не галерея, которая может приносить доход, продавая картины, оперируя не только выставками за деньги, но и продажами экспонатов. Задача сделать галерею в планы учредителя принципиально не входила. Наш контент — не про продажи, прежде всего он касается научно-исследовательского, гуманитарного и просветительского направлений, общественного развития. И поэтому сама наша институция в экономическом, финансовом плане убыточна. По-другому в данном формате и быть не могло. Всё, что относится, собственно, к музею, финансируется в дотационном порядке. Здесь схемы совершенно прозрачны — у нас есть учредитель, Борис Минц, есть инвестиционная компания O1 Group. Только благодаря ее усилиям музей и существует.

— Насколько частный статус музея обеспечивает вам как культурному объекту свободу (в плане того же контента) от разного рода рекомендаций и прямых распоряжений Министерства культуры?

— Понятно, что физически мы находимся в Российской Федерации и подчиняемся тому российскому законодательству, в том числе в сфере культуры и искусства, которое принято и действует. Но что и как показывать у себя в залах, какие программы нам разрабатывать и реализовывать, мы решаем самостоятельно, без согласования с чиновниками федеральными или региональными. Тем не менее, мы всегда на связи с Министерством культуры и Департаментом культуры города Москвы. Они с большим уважением относятся к нашей работе и всегда готовы идти навстречу, что для нас очень ценно.

— Какие последние ваши выставки или проекты вызвали наибольший резонанс? 

— Наверное, прозвучит нескромно, но все наши выставки проходят успешно. Одной из самых успешных выставок мы считаем ретроспективу работ русской художницы Елены Киселевой. Директор «Третьяковской галереи» Зельфира Трегулова отмечала этот проект. Также прошлой осенью мы открыли выставку Михаила Шемякина (однофамильца известного художника, нашего современника), незаслуженно забытого русского живописца-импрессиониста начала ХХ века, ученика Валентина Серова и Константина Коровина. Вообще, одна из миссий музея как раз состоит в том, чтобы стране и миру открывать имена — и новые, и неоправданно забытые. Специально для выставки Шемякина был подготовлен нестандартный аудиогид-пьеса. Мы посчитали, что было бы неплохо не просто сделать выставку, а красиво подсветить это событие саунд-променадом. Автором литературной основы необычного действа выступила одна из молодых драматургов МХТ им. Чехова Юлия Поспелова: написала пьесу по воспоминаниям сына художника, сочинила прекрасный текст на фактографическом материале в смелой, нестандартной манере. Озвучили пьесу актеры «Мастерской Дмитрия Брусникина». Мы записали постановку, смонтировав её затем в формат радио-гида. Честно признаюсь: всё это нам удалось сделать за 1,5 месяца, что сначала казалось задачей нереальной. Тут нам как раз очень помог статус частного музея — если бы за такую театральную инновацию в стенах музея взялось государственное учреждение, боюсь, всё бы затянулось минимум на полгода.

Сейчас в Музее открыта выставка «Жёны». Уже в первый день перед зданием Музея выстроилась огромная очередь… Нам как сотрудникам видеть это было невероятно приятно. Надеемся, проект выйдет успешным.

Летом 2018 года планируем открывать экспозицию «Импрессионизм в русском авангарде», в рамках которой хотим провести международную конференцию, на которую приглашены эксперты буквально со всех континентов. Важно то — и это наверняка привлечет дополнительное внимание и участников, и гостей конференции, и прессы, — что авангардизму первооткрывателей этого жанра в России Малевича и Кандинского предшествовал очень значимый импрессионистский период. Для их метода он, на самом деле, стал основополагающим и проиллюстрировал целую эволюцию в отечественном изобразительном искусстве.

Если частный, то — «несчастный»?

— Гранты от государственных структур насколько для вас и всех остальных частных музеев в РФ перспективны? 

— Здесь для нас, к сожалению, существуют свои трудности. Мы не получаем льготы, которые имеют государственные музеи. В то же время музей платит тот размер налогов, что и бизнес. С учетом того, что объект расположен в достаточно дорогом месте, в центре Москвы, совсем рядом с Садовым кольцом — это, согласитесь, необоснованно и несправедливо, и осложняет работу музея. Поэтому неслучайно, что тема льгот для частных музеев была поднята в телепередаче известного публициста, журналиста Александра Архангельского в программе «Тем временем» на канале «Культура» в мае 2017 года; на неё, кстати, был приглашен в качестве спикера и Борис Минц. За круглым столом представители частных музеев и других культурных институций прямо указывали на назревшую необходимость предоставить работающим на территории России частным музеям льготы. Между тем, иногда некоторым нашим коллегам — причем успешным — не удается стать членом «Союза музеев». Им даже статус музея не дают, как, например, это было с «Гаражом» Дарьи Жуковой: объект долго не причислялся федеральным Минкультом к музеям по формальным признакам отсутствия фонда — музей был основан в 2008 году, и лишь спустя восемь лет, в 2014 году, свой заслуженный статус получил. Хотя задолго до и для экспертного сообщества, и для всех, кто мало-мальски интересовался темой, было очевидно: «Гараж» почти с первых своих шагов состоялся как оригинальный культурный проект. Его появлению способствовали организаторский талант и креативность и самой Дарьи, и Романа Абрамовича. Было бы неправильно, как мне кажется, со стороны чиновников от культуры этот музей игнорировать.

После того телеэфира в СМИ и в соцсетях пошла целая волна интереса к частным музеям, а также вообще к проблемам отечественного меценатства, к частным инициативам в области культуры. Это принесло определенный результат: министр Владимир Мединский созвал конференцию, на которой участвовали представители всех частных музеев, и все выступавшие повторили и развили доводы, прозвучавшие в передаче Архангельского.

— Были ли после конференции какие-то подвижки в министерстве?

— Да, движение есть. Например, наконец-то был принят закон, регулирующий ввоз и вывоз частных культурных ценностей. В музейном сообществе, в среде экспертов и самими музейщиками давно обсуждался вопрос об абсолютно искусственных преградах к тому, чтобы картины вывозились на выставки. Нам самим не удалось избежать этой проблемы, когда мы показывали коллекцию в Болгарии. И воочию убедились, как было сложно, в первую очередь в юридическом плане, вывезти картины — даже относительно недалеко, по географическим меркам, в Софию…

Гуманитарная миссия

— Цены на билеты в ваш музей — какой тактики в этом вопросе придерживаетесь?

— Билет у нас стоит до 300 рублей, и за эту цену можно обойти буквально все залы музея: осмотреть постоянную экспозицию, какие-либо временные выставки (их мы открываем, как правило, трижды-четырежды в год). Кроме того, действуют льготные скидки для различных категорий граждан. Скидки стандарты для всех групп, каким они предоставляются и в государственных музеях. Во всяком случае, несмотря на свой частный статус, мы, как это ни парадоксально, даем возможность нашим зрителям бывать у нас за меньшую цену, чем в большинстве музеев Москвы и Санкт-Петербурга. Но, как понимаете, заработать что-то на трехстах рублях за билет — задача невыполнимая. Да мы её и не ставим. Даже Эрмитаж, будучи самым посещаемым музеем в стране и привлекающим к себе наибольшее количество иностранных посетителей, покрывает всего 30% своих расходов при цене в 700 рублей за билет (а для иностранцев — еще дороже).

— Может ли музей в принципе зарабатывать?

— Да, благодаря спонсорской поддержке. Мы в этом плане тесно сотрудничаем с крупными коммерческими брендами; они проводят у нас презентации и семинары, за счет этих денег можно говорить, что мы расходы хотя бы частично покрываем. Конечно, содержать эти огромные залы — с поддержанием оптимального температурного режима и влажности, со штатом сотрудников, охраной — очень дорого. И, вне всякого сомнения, счастье, что в нашей стране есть такие люди, как Борис Минц, готовые финансировать культурные проекты. Такие предприниматели принадлежат, безусловно, к разряду весьма немногочисленных сегодня новых Третьяковых и Мамонтовых.

— Просветительское направление, о котором вы упомянули, в чем заключается?

— У нас есть просветительский отдел, занимающийся лекционными программами, организацией мастер-классов, а также работой с юными посетителями. Есть научно-исследовательский отдел, который занимается организацией выставок и издательской деятельностью; есть отдел, который можно было бы назвать научным. Так, мы издаем литературу; в ближайших наших планах — переиздание мемуаров Бориса Пастернака о своем отце, известном художнике конца ХIХ-начала ХХ вв. Леониде Пастернаке. Кстати, Леонид Пастернак воплощал в своем творчества многие подходы импрессионизма.

Что касается финансового обеспечения такого рода мероприятий, мы привлекаем к ним наших партнеров. Но всё равно львиная часть нагрузки в выпуске книг ложится на нас самих. К тому же мы проводим всю подготовительную литературную работу и сами пишем тексты (у нас в штате имеется свой редактор). Также в планах издание отдельного сборника по летней конференции в рамках выставки «Импрессионизм в авангарде». Издательская деятельность касается и каталога к каждой выставке. Редактору приходится много сидеть в архивах, а также отыскивать новые эксклюзивные материалы о художниках и их произведениях.

— Насколько мне известно, у вас работает совсем не обычный для музея отдел — инклюзивный. Поясните, в чем его функции?

— Инклюзивный отдел есть во многих музеях. Мы также активно развиваем это направление, и уже смогли здесь преуспеть. Это отдел, который занимается работой с посетителями с ограниченными возможностями, — с нарушением слуха и зрения (подчас слепоглухими), с детьми, страдающими расстройствами аутистического спектра. Для них нашими специалистами разработаны специальные программы. Кстати, руководителя нашего инклюзивного отдела все чаще приглашают в качестве эксперта на семинары (связанные не только с музейным делом) по адаптации инвалидов в повседневную жизнь.

Кроме того, еще при строительстве музея мы продумали систему входа в него, чтобы люди с нарушениями опорно-двигательного аппарата могли беспрепятственно посещать все наши залы.

Беседовал Алексей Голяков

Следите за нашими новостями в удобном формате
Перейти в Дзен

Предыдущая статьяСледующая статья