ENG
Наш сегодняшний собеседник — кинорежиссёр, который всей своей биографией олицетворяет системность, уверенный взгляд на жизнь, будучи в тоже время — если судить по его фильмам — человеком метафоричного мышления, которое, как ни парадоксально, только помогает ему указывать зрителям на самую непоэтичную правду жизни. Вадим Абдрашитов делится с корреспондентом «Инвест-Форсайта» своими суждениями о премии «Ника», подготовке творческой смены, инвестициях в кино, о выдающихся личностях, встречи с которыми влияли на его творчество, и многом другом.
— Прошедшая в конце марта юбилейная 30-ая церемония кинопремии «Ника» дала пищу для размышлений и разговоров в самых разных кругах российского общества. Что вы думаете по этому поводу?
— Церемония эта для всех нас, кинематографистов, — безусловно, значимая. Три десятка лет мы вместе с коллегами вели эту самую «Нику», и я лично отношусь к самой идее этого конкурса, ко всей его истории, с большим уважением, потому что это первая в нашей стране демократическая награда в сфере кинематографа. Она зародилась, что называется, снизу, в самой среде профессионалов, отвечая на вполне естественные потребности кинематографистов. Важность её в том, что не какой-то высокопоставленный дядя, пусть даже самый уважаемый, даёт свои оценки и заключения, а сами люди, делающие кино, отвечают на вопрос: как они оценивают текущий кинематографический процесс. К счастью, возглавил его неуёмный, как вечный двигатель, Юлий Гусман — бессменный художественный руководитель конкурса. То, что три десятка лет удалось просуществовать в не очень, мягко говоря, простых условиях — это, несомненно, его заслуга. Естественно, своим демократизмом НИКА всегда раздражала людей, привыкших к авторитаризму. Практика конкурса, конечно, не означает, что всякий раз получались идеальные, во всех смыслах, решения жюри академиков. Демократия есть демократия — со всеми плюсами и минусами; год на год не приходится, часто выходят действительно очень яркие картины, получающие от голосующих академиков положительную оценку, но не каждый год это происходит. Поэтому вполне закономерен разброс мнений.
— В качестве вице-президента «Ники» какие 2-3 фильма вы сами бы отметили из тех, что были номинированы на 30-й церемонии?
— В этом году мое мнение, в общем, совпало с оценками большинства. Главной картиной почти единодушно был назван «Рай» Андрея Кончаловского; в этом году он — лидер. У меня были свои отдельные замечания относительно работ молодых: на мой взгляд, можно было поактивней поддержать картину «Коробка». Алексей Красовский, режиссер ленты «Коллектор», по возрасту — да, не столь уж и молод (ему 42 года — Ред.); но, тем не менее, это вполне оправданная награда в номинации «Открытие года».
— Что вы как профессор ВГИКа можете сказать о сегодняшнем состоянии творческого образования? Ваш коллега Александр Сокуров, например, сетует на его фактическую сословность, когда не все могут платить за второй диплом. И вообще, наблюдаете ли вы хоть какие-то позитивные подвижки в той среде, которая будет определять завтрашнее лицо, если вспомнить известную цитату о «важнейшем из искусств»?
— Это большая проблема наших дней: действительно, возникает социальная граница, образуется определённый материальный ценз, и люди, которые вполне могли бы себя реализовать, подчинившись уже не какому-то мимолетному веянию юности, а совершенно осознанно, спустя годы, в некотором роде выстрадав свой выбор, такого шанса лишаются. Это что касается уже взрослых, которым уже ближе к 30-ти, а то и больше.
А с другой стороны — что такое юноша или девушка, которые в семнадцать лет заканчивают одиннадцать классов и подают документы во ВГИК или, допустим, ГИТИС? Ведь в таком возрасте весьма вероятна ошибка в выборе профессии. А это — очень непростое и серьёзное дело, ибо такая ошибка напрямую ведёт к последующей нереализованности в этой профессии, что, в свою очередь, накладывает не самый добрый отпечаток на личную жизнь, вообще на судьбу. Поэтому ограничить молодого человека этой ошибкой, не дать ему возможности её исправить или хотя бы подправить — чрезвычайно неразумно, несправедливо — и для него, и для общества в целом. Человек должен получать удовлетворение от того, что делает. Если этого не происходит, то он — просто работник — в понятии прямой производности от слова «раб». И люди, которые чувствуют внутреннюю тягу к какому-то другому, отличному от того, чем они сейчас занимаются, способу своей реализации, лишаются этой возможности, когда просто нужно элементарно платить за второе высшее образование. Но и тех, кто учится на дневных отделениях, финансовые сложности тоже вяжут по рукам и ногам, не дают им нормально постигать профессию. Студенты моей режиссёрской мастерской практически все подрабатывают. Кто-то, как одна девочка, — в кафе официанткой. Один юноша периодически пропадает с занятий, уходя заниматься рекламой. Другие — еще где…
— Ну, реклама ещё как-то «по профилю» будущего режиссера…
— Нет, учиться режиссуре, не отдаваясь ей полностью, — это, поверьте мне, не дело. Когда мы учились, то с утра и до девяти, до одиннадцати вечера находились в институте. Не отбывали лекции и семинары, а жили своей будущей профессией. Сейчас у студентов по целому комплексу причин такой возможности нет, они вынуждены подрабатывать. Но проблема не столько в этом. А в том, что по существу идеальным абитуриентом в сложившейся системе является… вчерашний школьник. Да, они все замечательные, симпатичные, живые, и часто может казаться, что талантливые: так уж устроена природа, что иногда за талант опрометчиво принимается энергетика молодости как таковой. То есть всё вроде замечательно, мы их всех любим — короче, не знаю, как другие творческие вузы, а ВГИК за последние годы помолодел. И, по моему мнению, как это ни странно прозвучит, помолодел катастрофическим образом. И это беда — что приходят совсем молодые ребята, просто дети…
— Дети «звёзд»?
— Не столько в этом смысле, в принципе — дети! По жизненному опыту, по мироощущению. И вот они собираются заниматься режиссурой и драматургией, то есть поведать мне и вам как зрителям некие истории. Но что они могут мне рассказать?.. В лучшем случае — повторение тех самых историй, которые я много раз видел у других режиссеров и в другие времена. И таким образом происходит инфантилизация нашего дела. Это касается, увы, не только кинематографа, затронут и театр. Та же история, я знаю, и с Литературным институтом, и даже с консерваторией — на дирижерском и композиторском отделениях. И вот мастера-педагоги, представляя ведущие творческие вузы страны, уже на протяжении лет 15-ти не устают обращаться в Правительство, в администрацию Президента, в Минобр, в Минфин, в Госдуму с предложениями внести поправки в федеральный Закон об образовании. Их смысл прост: да, при всём признании существования второго платного образования нужно всего-навсего разрешить людям, уже имеющим диплом, поступать на две смыслообразующие специальности — режиссура и драматургия — на общих основаниях, то есть претендуя на бюджетные места. Всего-навсего! Почти все известные режиссёры и драматурги пришли в кино с приличным профессиональным и жизненным багажом за плечами.
— Насколько я знаю, и ваш первый заработанный рубль также не имел никакого отношения к кино и вообще к искусству…
— Я физик по образованию, учился на Физтехе, заканчивал Менделеевский… Потом отработал три года на Московском заводе электровакуумных приборов, став начальником большого цеха, и в таком качестве уже поступал на режиссерский. И благодарен судьбе за то, что эти три года дали мне очень много.
— Вы как-то заметили, что не представляете себя «по ту сторону рампы», — в смысле, что актёрское ремесло вам не близко, хотя за примерами далеко ходить не надо: известно множество режиссёров, играющих и в собственных картинах, и в чужих.
— У меня был подобный опыт — я снялся в качестве актера в ленте моего однокашника режиссера Александра Бибарцева. Но сразу уяснил для себя — это совсем не моё, для этого просто требуется, так сказать, другое устройство организма.
— А «по ту сторону» расчётных счетов, иначе говоря, лицом, отвечающим за финансирование съемок, вы себя представляете? Ставшее необычайно актуальным для отрасли за последние годы занятие продюсерством вас не прельщает?
— В отношении самого себя — думаю, вряд ли прельщает. Хорошо, когда режиссер попадает на разумного, я бы так сказал, продюсера (а таковых всё-таки не так много). Но в основном — что такое у нас продюсерское кино сегодня? Это диктат продюсера. И всё бы ничего, да только вот результативность этого явления на сегодняшний день не очень радует. Показатель: вот уже не один год на международных фестивалях класса «А» российских фильмов, снятых на государственные деньги, нет. Сейчас в Канне оба наших фильма сняты без рубля господдержки. Разве это нормально? Продюсеры очень часто определяют сценарий, лезут в него с поправками. И выбор актеров практически весь под их контролем.
— Инвестирование в кинопроцесс, с вашей точки зрения, со стороны государства было бы более предпочтительным, чем со стороны частного предпринимателя — если ставить во главу угла творческий контент?
— В чистом виде государство в роли инвестора выступает, так сказать, в особых случаях. Это — «генеральские» заказы, когда деньги поступают напрямую в руки самого режиссёра. Для этого надо быть близким к самому верховному начальству, то есть деньги выпрашивать практически у него. В остальных же случаях из средств, выделяемых Министерством культуры или его фондами, деньги всё равно поступают своей меньшей частью. По закону Минкульт может ассигновать на съемки всего лишь 1 млн долларов — а это треть того, что нужно для съёмки даже простой современной картины. Следовательно, недостающие 2-3 млн режиссёр должен вместе со своим будущим продюсером где-то найти. Когда спонсор находится, он берёт в руки вожжи и начинает управлять процессом.
— Интересно, пришелся бы по нраву нынешним продюсерам один из самых известных ваших киногероев — правда, из уже другой эпохи — Руслан Чутко. А вы сами каким его представляете, родись он не в начале 70-х, а в начале нулевых?
— (смеётся) На самом деле, трудно предположить «Плюмбума» в новых временах… Плюмбум — мальчик-бессребренник. К нему можно по-разному относиться: его действительно и жаль, и он по-настоящему страшен. Но он всё делает ради идеи. Сейчас, я думаю, он требовал бы денег за свою деятельность. Либо энергично сооружал карьеру. И уже внешне — это точно — не ходил бы он в драном пальтишке. А в руках какой-нибудь плакатик политический держал. Подрос — может, в Думу бы попал.
— А герой Юрия Беляева из «Слуги»?
— Тут как было, так и есть: существуют хозяева жизни и их обслуга. И в ней много нашего брата-художника.
— Вы родились в Харькове. С Украиной вас в дальнейшем что-то связывало?
— Да, родился там: я из семьи военного, меня в достаточно маленьком возрасте из этого города увезли. Так что эту часть жизни не помню совершенно. Но на Украине — да, часто любил бывать. Много раз снимал в Одессе.
— Насколько то, что происходит в соседней стране и на сопредельных территориях, вас и как творческого человека, и как гражданина занимает или беспокоит?
— В каком-то смысле обо всём этом и была сделана картина «Время танцора». Хотелось метафорически показать пир победителей на окраине империи. Который на самом деле никакой и не пир — поскольку победителей в гражданской войне быть не может. Как сказал поэт, «пришла пора побед и прочих бед». Совсем неплохо сказано… Или как в детской сказке — «знать бы им, что все победы за собой приводят к бедам». Были недовольные, приходили на премьеру тогда казаки — как сейчас помню, заявились в мундирах, демонстративно сели в первый ряд и с таким вызовом смотрели. Перед началом сеанса я сказал им: «Давайте досмотрим картину до конца, а потом — кто захочет, заходите за сцену, поговорим». И из пришедших человек пятнадцати ко мне и к моим коллегам, сидевшим за сценой за дружеским застольем, после просмотра вышел… один. И этот казак нас поблагодарил, сказав, что всё им увиденное — истинная правда. И сидел с нами заметно сконфуженный…
В прессе начались не совсем дружеские отзывы, с таким явно черносотенным оттенком, — но тогда картину «отбил» и поддержал Виктор Петрович Астафьев. Как раз через Москву из Европы летел к себе в Сибирь Виктор Петрович (в столице он остановился дня на полтора). И мои друзья, писатели Попов и Васильева, встречались тогда с Астафьевым, и на его вопрос «какие новости?», рассказали, что — вот, у Вадима Абдрашитова травля его нового фильма. Он тут же захотел посмотреть. Срочно организовали просмотр в киноцентре на Красной Пресне. Я в зале не сидел, мог только предполагать, какая будет реакция. И вот он выходит — я сразу вижу, он под сильнейшим впечатлением. «Обязательно напишу, скажу!» — были его первые слова. И действительно, он выступал затем по телевидению, говорил слова в защиту фильма. А перед самым отъездом позвал меня в Красноярск, пообещал там устроить хорошую премьеру. И правда, грандиозный показ при его непосредственном участии был устроен в Красноярске — он сам вёл вечер. Потом поехали в его родную Овсянку, сидели за столом, много говорили. Многое услышал тогда… Остались в очень хороших отношениях, переписывались, поздравляли друг друга с праздниками.
— Не только Астафьев — на жизненном пути вам встретились два Олега Ивановича, заполучить которых к себе мечтал, думаю, любой режиссёр: Янковский и Борисов. Вы как-то формировали принцип общения и работы с ними и остальными актёрами?
— Думаю, шло всё естественно, в чём-то даже по наитию. Знаете, актёры — тем более такие, что вы назвали, — прекрасно чувствуют материал, который им предлагается. И если им есть в нём что делать, они не рассуждают столь рационально — да, я смогу здесь сыграть так-то и так. Они воспринимают свою задачу, а потом доводят её исполнение до совершенства какими-то особыми органами чувств. И уже вы признаёте, начав работу: этот актёр — ваш, несмотря на его непростой характер, особенности, и так далее. Главное — было бы что играть, главное — было бы из чего лепить характер.
— Сатирическая, комедийная волна, которой вы коснулись, будучи совсем молодым, сняв «Остановите Потапова!» по Григорию Горину, вас сегодня не искушает?
— Я бы с удовольствием окунулся в эту волну; весь вопрос — в качестве и сатирической, и — если шире — вообще комедийной литературы сегодня. Честно говоря, я не встречал с тех пор сопоставимое с вещами, которые писал Горин. Не хочу сказать, что все сценарии комедий за прошедшие сорок с лишним лет плохие. Но для себя что-то определенное в этом плане я не встретил.
— Перед вашим молодым коллегой по остросоциальному кино Юрием Быковым — уже получившим, замечу, признание — год назад встал барьер даже на допуске к питчингу в Минкульте, когда он презентовал проект фильма «Завод». Напомню, в картине рассказывается о противостоянии рабочих и олигарха, банкротящего градообразующее предприятие.
— Это, к сожалению, неудивительно. Примеряя то, с чем приходится сталкиваться Быкову, на себя, скажу: сейчас запуститься с «Магнитными бурями» было бы просто невозможно. 14 лет назад, когда министром культуры был Михаил Ефимович Швыдкой, — он мгновенно оценил замысел фильма и сразу поддержал наш проект. Больше скажу, сейчас нельзя было бы запуститься и со «Временем танцора». 2017 год по сравнению с 2003 — другие времена.
— И причина тому, как догадываюсь, в двух измерениях одновременно: и деньги, и идеология?
— Соглашусь, но с уточнением: и первое, и второе, но понимаемые превратно. Идеология — это не тогда, когда тебя принуждают закрывать глаза на что-то или смотреть вот с такими узкими шорами, когда всё время тебя одёргивают — «сюда поворачивать нельзя, сюда тоже смотреть нельзя», якобы потому, что сейчас такая идеология. Потому что это не идеология, это — цензура. И никакая идеология, подкрепляемая цензурой, не может быть таковой в буквальном смысле слова. И второе, по поводу денег. Нельзя их экономить в ущерб качеству. А у нас сейчас такой период. Когда все чувствуют основную установку — делать из г…на конфетку.
— На более оптимистичную тему — Вадим Юсупович, поделитесь секретом: как вам в 72 года удаётся быть в форме и так выглядеть? Что здесь в основе — спорт, диета, гены?
— Да нет, каких-то жёстких правил для себя я никогда не устанавливал. Более того, долго курил. Когда поступил в 14 лет в Алма-Атинский техникум железнодорожного транспорта. А в группе уже были и взрослые — 20-летние дядьки. Они быстро научили нас многому… Но тем не менее, как видите, избавился от этой привычки.
Автор: Алексей Голяков
