ENG«Инвест-Форсайт» продолжает цикл публикаций, начатых материалом о круглом столе представителей современных левых партий и движений «Социализму снова требуется человеческое лицо». Почему марксистские идеи и установки снова, как и много десятилетий назад, обретают свою актуальность в мире; полярны ли понятия свободы и справедливости в их экономическом преломлении; какие исторические уроки из опыта созидания справедливой модели будущего по-настоящему так и не извлечены сторонниками социализма — об этом и многом другом интервью, которое дал нашему корреспонденту директор Института социоэкономики Московского финансово-юридического университета, директор Центра современных марксистских исследований философского факультета МГУ имени М. В. Ломоносова, профессор, доктор экономических наук Александр Бузгалин.
«Марксизм жив, потому что жив капитализм»
— Ещё в период перестройки, когда в «руководящей и направляющей силе советского общества» намечалась трещина её монолита, вы с единомышленниками сформировали Марксистскую платформу КПСС и впоследствии убеждённо не отходили от её принципов. За последнее время идеи Маркса не только не были списаны «в утиль», но и вызывают к себе стойкий интерес в самых разных странах. В чём вы видите главную причину этого обстоятельства?
— Да, действительно, все эти годы мы с коллегами продолжали развивать марксистскую теорию, при этом критически относясь к Марксу. Но без критики не бывает марксизма. Наше направление мы сами характеризуем как постсоветскую школу критического марксизма. Причина роста интереса и к самой личности Маркса, и к его наследию лежит в самой жизни. Один из моих коллег, профессор Роберт Стоун сказал:
«Марксизм жив, потому что жив капитализм».
То есть живы противоречия этой системы, которые требуют своего разрешения, и марксизм показывает, в чем их суть и как они могут быть разрешены. Не менее важно то, что живы общественные силы, которым нужна марксистская теория.
После распада мировой социалистической системы противоречия, существовавшие в экономике и политике, в международных отношениях стали только углубляться, а не ослабляться, на что рассчитывал почти 40 лет назад автор резонансной книги «Конец истории» Фрэнсис Фукуяма. Эти противоречия приводили и приводят к постоянным военным конфликтам, росту неравенства (о чём в последнее время пишут во всех СМИ, и «левых», и «правых»). Но, пожалуй, самым сильным шоком стал мировой финансовый кризис 2008–2010 годов. А ведь буквально в его преддверии специалисты в области финансовой системы, принадлежащие к неоклассической школе, утверждали, что финансы стабильны, кризис невозможен, а все разговоры о вероятных новых потрясениях — ни что иное как марксистская пропаганда, давно отжившая свой век.
Между тем ваш покорный слуга с экономистом Андреем Колгановым в книге «Глобальный капитал» ещё в 2004 году писали (а в 2007-м это повторили):
«Угроза мирового финансового кризиса гиперреализована».
Иначе говоря, в любой момент, когда произойдёт технический сбой или неверное действие правительства, кризис даст о себе знать «во всей красе». И он разразился. Неслучайно именно в этот период возник буквально бум популярности марксизма. Насколько мне известно, только в России вышло более трёх изданий «Капитала» и много публикаций коротких версий марксистских работ — на английском, французском, испанском и других языках. В нашей стране было создано более сотни новых кружков, своей целью поставивших изучение Маркса, причём молодёжью в возрасте от 16 до 25 лет. Поражает широкий социальный спектр их участников: от детей т.н. элиты, студентов престижных вузов до рабочих металлургических комбинатов.
Сегодняшний капитализм — это продолжающийся рост социальной поляризации. Это — концентрация капитала в руках крупнейших корпораций, превратившихся в сети, которые, по сути, контролируют весь мир и манипулируют потребителями. Это — обострение противоречий между центром и периферией с угрозой новых локальных военных конфликтов, если не угрозой новой мировой войны. Всё это — объективные причины востребованности марксизма.
СССР: серые против красных
— Существовал ли потенциал эволюционного движения «развитого социализма» в СССР в сторону демократического социализма? Было ли объективно невозможно обойтись без развала государства при реформировании прежней экономики?
— Здесь я вижу два вопроса: один о судьбах социалистического проекта, который начал реализовываться в мире, а не только, замечу, в Советском Союзе. И второй — о судьбе СССР как государства. Прежде всего и мои учителя (профессора Н. В. Хессин, Э. В. Ильенков и др.), и я сам — ещё в пору своей молодости — были теми учёными в СССР, которые предметно изучали противоречия реального социализма (я бы не именовал его развитым) — того строя, который сложился к середине и концу брежневской эпохи. Кстати, название моей кандидатской диссертации «самоговорящее»: «Противоречия планомерной организации социалистического производства».
Поэтому для нашей исследовательской группы, собственно, не было никаких секретов или неожиданностей в плане наличия глубоких внутренних коллизий и несостыковок в советском социализме. Мы различали диалектические противоречия между реально существовавшим в СССР коммунистическим трендом, который был источником нашего развития, и деформациями «красной линии», всячески тормозившими наше продвижение к коммунизму. Они же и привели в итоге к стагнации и кризису всей системы.
Уже позже, в 1990 году, в документе, который вы упомянули, — в тексте Марксистской платформы — было констатировано, что в Советском Союзе и других странах социалистического содружества работала система, в которой сохранялись — вплоть до конца 80-х годов — «красные», коммунистические тренды. Это и общедоступность ключевых условий для развития — образование, здравоохранение, организация отдыха и досуга. Это элементы стратегического планирования. Это, в конце концов, новый человек как историческое явление: человек, который хотел не только денег и не только личных, бюрократических успехов в карьере, но и решения социальных проблем страны и мира; человек, которому важны творческие достижения, развитие науки и культуры, полёты в космос и т.д. Вот это — первая линия, которая осуществлялась в нашей стране. Но с годами она истончалась. По-другому говоря, иссыхала линия социального творчества, энтузиазма. И нарастала другая линия — бюрократического отчуждения, подчинения людей чиновничьей пирамиде, с одной стороны; а с другой — запущены были процессы обмещанивания населения, превращения людей в конформистов, которые ко всему применяют мерила утилитарного потребления. Пошла в ход — сначала скрыто, а затем всё более легализуясь, — установка на движение к «обществу потребления», а не творчества, на мелкобуржуазное «иметь» в противоположность коммунистическому «быть». Росла в последние годы в СССР и собственно капиталистическая тенденция, имевшая к тому же откровенно криминальный окрас.
Больше скажу: начали возрождаться даже феодальные формы личной зависимости и вассалитета. Таким образом, все эти «серые», «чёрные», едва ли не «коричневые» тренды победили «красный» тренд. В стране была подготовлена почва для создания олигархического капитализма полупериферийного типа. Еще один немаловажный момент: в экономике нарастал дефицит, а в общественном сознании формировался идеал потребительского общества. Очевидно, такая модель изначально не была работоспособной. Был ли шанс выхода из этого кризиса — выхода, реализующего «красный», коммунистический проект? Да, был. Но минимальный. На самом деле, шанс был и в 1917 году, причём именно для победы социалистического выбора. Но тогда сильная партия и её гениальные лидеры — как бы к ним мы сегодня ни относились — смогли его реализовать. К середине — концу 1980-х годов такой шанс был упущен. Объективные предпосылки были минимальны, а субъективный фактор — слаб.
— Так ли было всё безнадёжно — в проекции именно к «повышению эффективности хозяйственного механизма», как выражались тогда экономисты ЦК и Госплана?
— Нет, далеко не всё. Хотел бы в этой связи напомнить, что проклинаемые сейчас большинством годы «перестройки» были периодом не только разрушения страны, но и поиска новых форм социалистической организации, социального творчества. Искали пути участия трудовых коллективов в управлении производством, жителей — в социальном развитии, молодёжи — в создании своего нового совместного труда и жизни; реальным в те годы стало экологическое движение.
Вот один красноречивый факт — на излёте социализма, в 1989 году только ленивый не следил за забастовками шахтёров. Бесспорно, они немало способствовали нарастанию кризиса горбачёвской власти. Шахтёры тогда выступали за капитализм, но — обратите внимание! — за «капитализм», в котором фабрики и шахты принадлежали бы рабочим, а не номенклатуре. «Капитализм», при котором у каждого был бы свободный выбор работы, социальные гарантии здоровья, образования и жилья (а не бараков, в которых они жили тогда и в которых, спустя три десятка реформ, многие из них ютятся и до сих пор!). «Капитализм», при котором предприятиями бы управляли рабочие, а не номенклатура. Если смотреть в корень: шахтёры требовали развития именно социалистических начал, только без бюрократических деформаций. Того же требовали в большинстве своем советы трудовых коллективов, создававшиеся на всех крупных предприятиях. Да и большинство интеллигенции выступало за соединение демократии, причем реальной, а не показушной, с достижениями социализма.
— Кто же был против?
— Ответ прост: неявный, но мощный блок новой — активной, агрессивной, алчущей миллионов и миллиардов — генерации партийно-государственной номенклатуры. Она мечтала обменять власть отцов и дедов на собственность. Мы тогда предупреждали: вас (и всех нас) ждёт рост цен в десятки раз ежегодно, массовая безработица, спад производства и т.п. Но в это никто не верил. Кстати, прозрение наступило очень быстро. Уже через год после начала «рыночных реформ» по всей России шли массовые выступления протеста. Выступления против криминальной приватизации в октябре 1993 закончилось танками на улицах Москвы и многими сотнями (реально, по нашим подсчетам, тысячами) убитых. Президентские выборы 1996 года в последний момент были украдены у оппозиции, во главе которой к тому же оказались отнюдь не революционеры-большевики.
Сталинизм: когнитивно-смысловой диссонанс
— Почему левые партии и движения в России в своей практике в последнее время больше склоняются на популяризацию откровенно недемократических форм и традиций своей политической истории?
— Это одна из самых больных проблем современной России. Кстати, это — своего рода белое пятно и в марксистской теории, которая в полной мере не может пока дать ответ на поставленный вопрос. Парадокс заключается в том, что большинство российских политических организаций, тяготеющих к возвеличиванию авторитарных (если не диктаторских) тенденций в истории Советского Союза, начинают выступать, когда дело касается текущей политической повседневности и их участия в ней, за развитие демократии. А именно — за участие работников в управлении, за укрепление парламентской ветви власти и снижение роли президента, за усиление роли гражданского общества, за развитие местного самоуправления и т.д. Достаточно посмотреть документы КПРФ. То есть из прошлого они возвеличивают сталинизм, а в настоящем активно воспроизводят многие положения и требования западных левых.
Так вот — почему, собственно, сталинизм?.. Я склонен этот феноменальный когнитивно-смысловой диссонанс объяснить произошедшими в нашей стране двумя инверсиями, этаким выворачиванием наизнанку. Сначала социализм и вообще левые идеи отождествили с насилием, ГУЛАГом, массовыми репрессиями и диктатурой. Хотя главное в социализме — развитие человека в свободной ассоциации и посредством неё, да и практики СССР — это далеко не только авторитаризм и власть номенклатуры. Но масс-медиа отождествили социализм и тоталитаризм. В короткий срок была дискредитирована вся совокупность не только социалистических, но и социальных ценностей, включая права трудящихся, прогрессивный подоходный налог, общедоступность образования и охраны здоровья.
Вторая инверсия: дискредитация самими демократами (в данном контексте было бы правильно заключить их в большие кавычки) их же демократических ценностей, аккумулирующих в себе права человека и различные свободы. Под лозунгами развития демократии в стране происходило ограбление большинства народа и присвоение созданного трудом всех граждан страны общественного богатства, а не только прибыли и рентных доходов. Зачастую практиковалась даже неприкрытая феодальная эксплуатация. Неудивительно, что в таких условиях понятие «демократия» стало символом брутального первоначального накопления капитала.
Всё это совпало с распадом действительно великой страны. По известному закону маятника вектор общественного мнения от перестроечной негации сталинизма качнулся к возвеличиванию Сталина — уйдя уж слишком далеко. Ещё одна, на мой взгляд, причина: оппоненты «красных», либералы всё время упускают из виду, что в обществе должны работать не только гражданские, но и социальные права. Если формально право на свободу слова они отстаивают, то о праве рабочего на забастовку, на прожиточный минимум, способный обеспечивать жизнь, а не растянутое во времени вымирание, об этом эти лидеры «забывают».
«И все-таки она вертится!»
— Александр Владимирович, что-то не слышно вас как автора и ведущего программы «Революция» на радио «Говорит Москва»…
— Программа уже больше года не выходит. Руководство радиостанции причину этого попыталось мне объяснить «изменением сетки вещания». Закрытой оказалась и моя передача «Личные деньги» на «Радио — Комсомольская правда». Подозреваю только один мотив — цензурный. На «Радио — КП» отказ в дальнейших выпусках программ мне так был преподан, что якобы люди хотят слушать лёгкую музыку, а не «серьёзные разговоры». Хотя количество звонков слушателей во время прямых линий на обе программы было огромным. И рейтинги передач — высокими.
— Ваше замечание на одном из ток-шоу телеканала «Культура» актёру Евгению Миронову, который играл Ленина, но его не читал, насколько этот случай показателен для уровня медийной продукции в сегодняшних СМИ и в искусстве, когда её авторы берутся за отображение тематики революций и социально-экономических конфликтов?
— Я — профессор-политэконом, а не поэт и не драматург. По моим наблюдениям, для большинства интеллигенции (и для учёных, и для творческой её части) всегда было характерно подчинение господствующей экономико-политической силе (сегодня это — крупный капитал и высшая бюрократия). Это — старый марксистский тезис. Но он обоснован и, к сожалению, правильно описывает существующую в современных условиях ситуацию. На моей памяти множество учёных-обществоведов вместе с деятелями культуры уже неоднократно поменяли свою «ориентацию»: будучи сначала правоверными поклонниками товарища Брежнева, потом выступали за демократический социализм и дружбу с лучшим пространством на планете — Соединёнными Штатами, затем возвеличивали либеральные идеи, сражаясь за рыночный фундаментализм. А теперь эти же самые спикеры проповедуют великодержавный патриотизм… Но есть и другие — те, кто не боится доказывать, что Земля — круглая и вопреки всему она вертится. Даже тогда, когда деньги платят только утверждающим, что «она плоская и стоит на трёх китах».
Беседовал Алексей Голяков
