ENG
Банковский кризис в Татарстане, связанный с отзывом лицензий у нескольких республиканских банков и арестом Роберта Мусина, руководителя близкого к администрации республики «Татфондбанка», конечно, можно рассматривать с точки зрения политических процессов — как результат реакции федерального центра на действия республиканской элиты, неправильно оценившей ситуации и настроения в Москве. Но, помимо очевидной политической стороны вопроса, необходимо выделить и экономическое содержание процесса: форсирование — по целому ряду причин, в том числе, из-за внешней геоэкономической конъюнктуры — перехода от преимущественно региональных механизмов управления экономическим ростом к отраслевым.
Внешне ситуация выглядит как усиление налоговой нагрузки на регионы, а отсутствие у Правительства внятной анонсированной программы экономического развития и склонность к монетарному администрированию действительно фокусирует внимание на выкачке налогов из регионов. Однако суть процессов куда сложнее.
Трансформация связана не только с окончательным переформатированием финансовых потоков, когда само понятие «регион-донор» теряет функциональный смысл, но и с весьма серьезными организационными — и в чем-то политическими — процессами. В частности, например, с изменением требований к губернаторам или возникновением потребности в реструктуризации региональных инвестиционных пространств.
Конечно, региональные механизмы являются наследием эпохи 1990-х годов, однако следует признать, что в условиях относительной слабости федеральных структур и их сконцентрированности на так называемом «монетарном управлении», управление развитием реального сектора экономики могло вестись исключительно на региональной основе. Рассматриваемая ситуация являет нам классический пример историчности тех или иных процессов, которые, будучи естественными или даже единственно возможными в одном историческом контексте, становятся тормозом для развития при изменении условий.
Но развитие экономических процессов на региональной основе всегда создавало ряд сложностей:
- Несбалансированность развития реального сектора экономики, отсутствие полноценного экономического макрорайонирования. Как результат — создание избыточной внутренней конкуренции и перепроизводства.
Подобная ситуация сложилась при развитии производственных мощностей для производства техники и оборудования для РЖД. На этапе обновления вагонного парка существование одновременно как минимум 12 предприятий, производящих вагоны разного типа, вероятно, было оправданным. Многие предприятия были созданы на российском Северо-Западе, что отражало лоббистские возможности губернаторов. Однако сокращение потребности в новых вагонах (в 2015 году — на 50%) привело к серьезному кризису отрасли. Решения, принимаемые для преодоления кризиса, также основывались не только на экономической целесообразности, но и отражали лоббистские возможности руководителей регионов.
- Неконтролируемость финансовых и инвестиционных процессов. В наиболее классической форме это проявилось в конце 2015 года, когда на фоне кризиса в российско-турецких отношениях выявилась избыточная степень зависимости республиканской экономики Татарстана, построенной на принципах относительной региональной автономности, если не сказать анклавности, от турецкого капитала и взаимодействия с турецкими партнерами. Однако это пример возникновения значимых вызовов в ситуации относительно легального развития финансовых отношений. Существуют и иные, куда менее прозрачные и легальные аспекты этой проблемы.
Ситуация в Республике Коми при всей ее своеобразности, связанной с «особенностями личности» ключевых фигурантов, отражала общую тенденцию: возможность создания непрозрачных схем, обеспечивающих монетизацию ресурсов и вывод финансовых средств из регионов на «потребление». При такой схеме «региональный» экономический рост не может быть устойчивым, поскольку из региона выводятся основные финансовые ресурсы, которые просто перестают быть инвестиционным капиталом. В действительности это куда более опасная в экономическом плане схема, нежели классическая региональная «взяткономика».
- Разрыв внутрироссийских технологических цепочек, попытки концентрации всего производственного цикла в пределах одного региона или лоббирование импорта комплектующих. Эта ситуация является классической для автомобильной промышленности (в сегменте «отверточной» и «блочной» сборки), но проявляется и в других отраслях. Стратегически это очень опасное явление, которое может свести на нет достижения в развитии обрабатывающей промышленности.
Тем не менее в историческом плане региональные механизмы свою роль сыграли. В конечном счете, хотя понятно, что «татарстанское экономическое чудо» во многом было «рукотворным», то есть стало результатом постоянной кредитной подпитки и лоббистской поддержки экономически значимых проектов в обмен на политическую лояльность со стороны федерального центра, было бы крайне недальновидным жертвовать достигнутыми экономическими результатами только ради некоего макроэкономического принципа. Это же касается и «калужского экономического чуда», которое также имело и оборотную сторону — нарастание долговой нагрузки на регион, которая на сегодняшний день практически близка к предельной.
Показательно, что руководство Калужской области начинает в последнее время серьезно менять акценты в своей экономической политике и возвращаться к традиционной парадигме развития региона, делая акцент на развитие сельского хозяйства. Это не значит, что промышленные проекты в Калужской области потеряли актуальность. Это — осознание необходимости подкрепить «анклавное» «экономическое чудо» естественной для региона базой, основанной не на кредитной подпитке, а на быстрой оборачиваемости капитала и высоком уровне занятости населения при меньшей добавленной стоимости.
Новые региональные «экономические чудеса» должны вытекать из общего вектора и состояния развития страны. Времена, когда было возможно сохранить локальную макроэкономическую стабильность, не учитывая общее состояние дел в стране и вокруг нее, безвозвратно прошли.
Во многом стимулом к переходу к отраслевым механизмам становится распад привычной структуры мировой экономики и обострение конкуренции на внешних рынках. Не в последнюю очередь роль играет и усложнения доступа России к глобальному финансовому рынку, что исключительно позитивно в долгосрочной перспективе, но локально создает большие сложности.
В определенном смысле развитие отраслевых механизмов — вынужденное: федеральный центр еще не вполне созрел для того, чтобы брать на себя активное управление инвестиционными процессами, да и отраслевая структура органов экономического управления пока не выстроена до конца. Хотя очевидно и то, что развитие высокотехнологичных отраслей промышленности и производственных цепочек с высоким уровнем добавленной стоимости возможно только в рамках отраслевых механизмов.
В данной связи встает естественный вопрос: какова должна быть роль и ответственность губернаторов в экономических процессах, построенных на отраслевой основе? А из этого вытекает и другой вопрос: что такое «губернатор» в новых условиях, какими качествами он должен обладать, чтобы быть экономически успешным?
Концепция назначения «технократов» руководителями субъектов Федерации при всей своей привлекательности также вызывает много вопросов. В конечном счете, если центр тяжести среднесрочного экономического управления и ключевые инструменты экономического роста переносятся на отраслевой уровень (как в формате государственных инвестиционных программ, так и в формате частного корпоративного управления), то перед губернатором с точки зрения экономического развития возникают качественно иные требования к квалификации. Он уже не должен быть именно «экономическим менеджером», а именно это качество подразумевает, вероятно, понятие «технократ».
Следует поставить вопрос, а какие задачи должен решать «губернатор нового типа», если тенденция на изменение механизмов управления экономическим развитием станет необратимой? Наверное, нужно говорить о следующих ключевых аспектах:
- Обеспечение баланса интересов федеральных и региональных групп экономического влияния в контексте реализации экономических проектов. Ограничение и федерального, и регионального экономического рейдерства.
- Управление неэкономическими рисками в экономике, в частности, риском преступности и административного давления на бизнес. Здесь роль руководителя региона является ключевой, существенно превышающей роль федеральных органов власти, если только речь не идет о регионах, находящихся на особом контроле у Москвы, но таких объективно крайне немного.
- Обеспечение социальной стабильности, обеспечение прозрачности в деятельности региональных групп интересов, но одновременно и организация диалога между федеральными и региональными группами влияния.
- Развитие производственных процессов в реальном секторе экономики на базе местных ресурсов с обеспечением максимального количества легальных (юридически и экономически) рабочих мест, пусть даже на меньшем уровне формальной экономической эффективности.
Ранее это называлось «местной промышленностью». Эта важнейшая сфера экономической деятельности только в последние годы стала объектом интереса «успешных губернаторов». Они ранее предпочитали заниматься крупными, «федеральными» проектами и отсчитывать свою значимость и эффективность именно от таких проектов. При переходе на «отраслевой» принцип управления экономикой именно «местная» промышленность становится ключевой сферой приложения экономических усилий губернатора, что требует особой квалификации.
Вероятно, именно уровень легальной (юридически и фискально) занятости следует рассматривать в качестве ключевого индикатора эффективности деятельности руководства региона.
- Обеспечение вовлеченности максимально широких слоев населения региона в социальные и социально-значимые институты гражданского общества. Эта задача на сегодняшний день губернаторами, как минимум, игнорируется, а зачастую губернаторы и наиболее активные структуры социально-экономического «спектра» вообще находятся в состоянии активного противостояния.
Для решения новых задач скорее уместен губернатор-организатор, сориентированный на обеспечение сбалансированной социальной стабильности и высокого (возможно, даже нарастающего) уровня занятости населения. Он, конечно, должен оставаться «лоббистом-тяжеловесом», но уже совершенно в другом формате, нежели раньше, когда в губернаторы продвигали зачастую людей, имевших в качестве ключевого достоинства связи в Москве. И уж точно он не должен быть «технократом» в том смысле, который обычно вкладывается в этом понятие. Он, напротив, должен становиться социально-политическими менеджером, который способен видеть «большую картину».
В формировании этой «большой картины», основанной на создании условий для реализации в регионе проектов реального сектора экономики, включенных в отраслевые технологические и логистические цепочки, а также — в управлении неэкономическими рисками на своей территории и должна заключаться в дальнейшем суть деятельности губернатора по повышению «инвестиционной привлекательности» своей территории. Но такой подход ставит определенные вызовы и перед федеральным центром — тому придется признать, что руководитель региона не только и не столько «менеджер-технократ», сколько как минимум социальный управленец, а как максимум — политический руководитель. И должен обладать соответствующим весом.
То есть, разделять с федеральным центром не только ответственность, но и власть.
Автор: Дмитрий Евстафьев, политолог, кандидат политических наук, профессор НИУ ВШЭ
