Северокорейская экономика остается для мира terra incognita, неизвестной землей. Закрытая для внешних контактов страна становится предметом мифотворчества — как правило, недоброжелательного. Между тем, в экономической сфере закрытость последнего социалистического государства преувеличивать не стоит.
Иностранные инвестиции в экономику КНДР начали поступать примерно с 2000 года, хотя Закон об иностранных инвестициях был принят еще в 1992, а Закон о совместных предприятиях — в 1984 году. Резкий скачок объема иностранных инвестиций произошел в 2003—2004 годах на волне оптимизма по поводу проведения шестисторонних переговоров, во второй же половине нулевых наблюдался спад, видимо, из-за строптивого поведения КНДР по поводу ядерной программы. С 2010 года снова отмечался рост, даже несмотря на пограничный инцидент с Южной Кореей; максимального темпа он достиг после смерти Ким Чен Ира в 2011 году. Максимум пришелся на 2014 год, когда прямые инвестиции из-за рубежа составили $2,1 млрд. В последующие годы международные организации объективных данных не предоставляли, однако можно предположить: сейчас происходит очередное снижение в силу ужесточения режима санкций после 2015 года.
На фоне явной нехватки зарубежных инвестиций выделяются относительно успешные попытки анализировать экономику соседа — Южной Кореи, главным образом на основе данных разведки. Южнокорейские инвестиции в экономику КНДР значительно сократились после перестрелки на границе двух Корей в 2010 году, однако КНДР все равно продолжает интересовать Сеул как перспективный рынок. Из южнокорейской аналитики следует, что, несмотря на ужесточение санкций и снижение инвестиций из-за рубежа, в течение 2016 года в экономике КНДР наблюдался рост, но по итогам 2017 года ожидается снижение его темпов. Рост за 2016 год, вероятнее всего, рекордный с начала 21 века. Основные его драйверы — производство, горнодобывающая промышленность, электроэнергетика и добыча газа, а также торговля с Китаем и развивающийся в силу гонки вооружений военно-промышленный комплекс. Правда, южнокорейские аналитики признают: хоть торговля с Китаем и является важным фактором роста, значение этого фактора в силу санкций год от года уменьшается.
Рост ВВП КНДР за 2016 год оценивается Центробанком Южной Кореи в 3,9%, ВВП составил $28,6 млрд. По прогнозам Центробанка, в ближайшее время основным драйвером может быть ВПК, особенно на фоне рекордного количества запусков и испытаний ракет в 2017 году. Рост государственных расходов и инвестиций в производство в КНДР во многом обусловлен затратами именно на эти запуски и далеко не дешевую разработку ядерного оружия. Вместе с тем положительное для ВВП значение запусков ракет нивелируется спадом внешней торговли — чем больше запусков, тем больше санкций вводится против КНДР Западом и Южной Кореей. От санкций больше всего пострадала горнодобывающая отрасль, поскольку наиболее жесткие из них были наложены на экспорт северокорейского угля. В настоящий момент единственным покупателем угля у КНДР остается Малайзия; даже Китай в силу ряда внешнеэкономических и внешнеполитических причин вынужден был санкции поддержать.
В 2017 году, помимо санкций, на рост ВВП КНДР давили негативная динамика сельского хозяйства из-за засухи и закрытие совместного с Южной Кореей технопарка Кэсон, инициатором создания которого была южнокорейская сторона. Возможно, что технопарк откроют заново, поскольку новый южнокорейский президент Мун Чжэ Ин занимает более мягкую позицию относительно северного соседа, чем бывшая президент Пак Кын Хе. Однако по итогам 2017 года последствия закрытия технопарка для ВВП страны будут значительными.
Несмотря на коллапс в торговле углем, основным внешнеэкономическим партнером КНДР в 2016 и 2017 годах оставался Китай. Достаточно распространена такая форма сотрудничества, как создание совместных предприятий в соответствии с уже упомянутым законом КНДР от 1984 года. Все бы хорошо, но, в соответствии с резолюцией 2375 Совбеза ООН от сентября 2017 года, любые СП с северокорейскими учредителями запрещены, а существующим в странах — членах ООН СП предписано закрыться. Естественно, в этих условиях китайские компании, сотрудничающие с северокорейскими, обычно отрицают факт создания СП и заявляют об «эпизодическом сотрудничестве», однако у южнокорейской разведки другая информация. Основная сфера создания СП — добывающая отрасль. КНДР также открывает в Китае подставные фирмы, которые переправляют в страну иностранную валюту. Разведкам «вражеских» стран это отлично известно, и на это тоже нашли управу: КНДР отключили от международной системы SWIFT, за счет чего подобные передачи стали затруднены.
Как бы там ни было, по состоянию на начало этого года, по данным американских The East-West Center и Национального комитета по Северной Корее, почти все инвестирование из-за рубежа в экономику Северной Кореи выполняется в форме создания СП либо же концентрируется в Особых экономических зонах в виде фирм со стопроцентным иностранным капиталом — но пока это для КНДР большая редкость, а после закрытия технопарка «Кэсон», видимо, доля таких предприятий увеличиваться, тем более, не начнет. Большинство предприятий со стопроцентным иностранным капиталом находятся в Пхеньяне и в СЭЗ «Расон». По состоянию на 2012 г. Open Source Center оценивал количество СП в 315 компаний, из которых 205 (66%) созданы с китайским капиталом. По состоянию на 2014 год количество северокорейско-китайских СП снизилось и составило 187 компаний, общее же количество СП неизвестно. Значительная часть иностранных фирм, инвестирующих в экономику КНДР, зарегистрированы в северо-восточных провинциях Китая, близких к границе с КНДР.
О том, что Северная Корея планирует привлекать иностранный капитал в форме вложения в компании, зарегистрированные в СЭЗах (100% иностранных инвестиций), свидетельствует большое количество СЭЗов (хотя после ужесточения санкций количество новых СЭЗов снизилось). В 2013 году было открыто 14 новых СЭЗов, в 2014 — 7, в 2015 — 3, в 2017 — 1. В 2016 году и вовсе не было открыто ни одной новой СЭЗ.
Из некитайских инвесторов можно выделить такие крупные компании, как египетский телекоммуникационный оператор Orascom и французскую цементную компанию Lafarge. Правда, следует упомянуть, что Orascom, как и китайская Xiyang Group, несет убытки и, видимо, с рынка уйдет. Южнокорейские компании инвестировали преимущественно в технопарк «Кэсон» до его закрытия в феврале 2016 года и в туристическую зону «Гора Кымган». В «Кэсоне» — судя по состоянию перед его закрытием — находились 120 южнокорейских компаний, трудоустроивших около 54 тыс. северокорейских работников. В туристическую зону «Гора Кымган» инвестировала главным образом южнокорейская компания Hyundai Asan, построившая там отели, рестораны и другие объекты инфраструктуры и гостеприимства.
На западе скандалы вокруг банков и инвесткомпаний, вступающих в «недозволенные» отношения с КНДР, — не редкость. В этом году уже было два таких. В феврале ЕЦБ заморозил транзакции третьего по величине банка Латвии ABLV за повторное нарушение моратория ЕЦБ на транзакции с Северной Кореей. Первое нарушение было в 2014 году, второе в 2017. По данным North Korea Economic Watch, решение ЕЦБ никак не было связано с арестом за коррупцию главы Центрального банка Латвии Ильмарса Римшевичса, и его однозначно можно увязывать именно с двумя нарушениями моратория. По данным американского FinCEN, транзакции были связаны с поставками оружия в КНДР из России и Украины. В 2017 году как раз произошел скандал с поставками с украинского «Южмаша» в КНДР ракетных двигателей, поэтому нет причин сомневаться в правдивости информации FinCEN, хотя в украинском Совбезе выступали с опровержением данных о поставках.
Что касается России, с 2014 г. действует инвестиционная программа, одобренная правительством КНДР в обмен на списание стране советского долга. Инвестиции сосредоточены главным образом в добывающей промышленности, так как правительство КНДР ввело для российских инвесторов упрощенный режим допуска к разработке недр.
Для России перспективы инвестиций в КНДР можно охарактеризовать как положительные, поскольку, во-первых, в Вашингтоне заявили, что ужесточение санкций не затрагивает Россию и какие-либо ее компании, поэтому хуже стране точно не будет. Во-вторых, на северокорейском рынке для России станет меньше конкурентов за счет исхода резидентов стран, которые санкции поддержали. А свято место пусто не бывает.
Автор: Роман Мамчиц