ENG
Российская экономика вошла в фазу роста, хотя выcказываются сомнения, что этот рост является устойчивым и насколько он обеспечит не только формальное восстановление макроэкономических показателей до докризисного уровня, но и практическое улучшение социально-экономических условий жизни общества.
России сейчас как никогда нужен приток инвестиций, причем не инвестиций «вообще», спекулятивного капитала, а инвестиций в проекты в реальном секторе российской экономики. Россия и дальше будет существовать в условиях ограничений на доступ к глобальным инвестиционным ресурсам. Конечно, пути для преодоления санкционных ограничений сохранятся, да и общая архитектура мировых финансов меняется. Но дефицит инвестиционных ресурсов сохранится на среднесрочную перспективу. Вопрос, как Россия может его преодолевать.
Оптимальные инвестиционные потребности России, исключающие макроэкономический и административный (коррупционный) перегрев экономики, не превышают 50 млрд долларов в год в реальный сектор экономики при условии подкрепления их государственным соинвестированием в ключевые проекты и взятия на себя государством развития инфраструктуры. При усилении антикоррупционной составляющей и сохранении преференций российским компаниям и иностранным производителям, соблюдающим обязательства по локализации производства и реинвестированию прибыли, можно рассчитывать на сохранение темпов роста экономики выше 2% на ближайшие 3-4 года.
Учтем две ключевые тенденции.
Во-первых, общую нестабильность и неравномерность глобального экономического роста: количество устойчивых сфер для инвестирования будет сокращаться, причем как для «проектного» инвестирования, так и для «портфельного». За вычетом Китая и ряда других крупных стран, прежде всего Индии, масштабы гарантированно инвестиционно привлекательных отраслей не так уж и велики. «Индустрия стартапов», конечно, успешно поглощает избыточную денежную массу, но и она близка к пределу насыщения, не говоря уже о сокращающейся эффективности. А новые области высокоприбыльного инвестирования требуют принципиально более высокой квалификации инвестора (например, спекуляции в криптовалютах). К чему готовы и морально, и интеллектуально далеко не все, а особенно — инвесторы, сколотившие капиталы в «тучные годы» финансовой глобализации и постприватизации, причем не только в России.
Во-вторых, административное регулирование инвестиционной деятельности на ключевых рынках будет усиливаться, включая и ретроспективный анализ легальности капитала. Это ставит перед значимыми группами инвесторов, в том числе российскими, весьма серьезные вызовы с точки зрения обеспечения безопасности своих капиталов, которые могут быть заморожены или конфискованы американскими или европейскими регуляторами под различными предлогами, даже несмотря на проявление «инвестором» лояльности к политике Запада. То есть главным фактором будет даже не прибыль от вложений, хотя и она, конечно, имеет значение, но сохранение «нажитого непосильным трудом» и отсутствие вопросов со стороны правоохранительных и фискальных органов.
Покупку предлагаемых инвестиционных инструментов можно, например, сделать элементом политики по взиманию налоговых недоимок и штрафов с предпринимателей, поощряя таким образом добровольные действия по компенсации нанесенного ранее налогового ущерба и делая весь процесс менее, если хотите, обидным для бизнеса, превратив фискальное преследование в демонстрацию признания бизнесом своей социальной ответственности перед обществом.
Вопрос хеджирования политических и инвестиционных рисков касается не только инвесторов российского происхождения. Это — глобальная проблема, которая отражает растущую неуверенность относительно среднесрочных перспектив глобального финансового рынка. И новый российский механизм финансового амнистирования должен учитывать интересы и таких инвесторов.
Нужен новый механизм хеджирования инвестиций. За свои инвестиции инвестор, даже относительно небольшой, вероятно, должен получать нечто большее, нежели стопку резаной бумаги разных цветов или некую «запись в реестре». Особенно это касается инвестиций в Россию, в отношении которой на обозримую перспективу будет, увы, существовать презумпция высокой рисковости, причем не столько экономической, сколько политической. Россия должна предложить систему гарантий возврата инвестиций ликвидными товарами, дополняя формальные финансовые или страховые гарантии.
Понятно, что инвесторы на финансовом и фондовом рынках должны продолжать действовать, беря на себя все инвестиционные риски. Но инвесторы в реальный сектор российской экономики, причем даже портфельные, могли бы получить некие товарные гарантии своих инвестиций, т.е. гарантии получения некоего минимального объема гарантированно ликвидных (биржевых) товаров, производство которых Россия обеспечивает. Такими «товарами хеджирования» могли бы быть нефть, опционы на поставки газа, металлов. Наконец, для крупнейших портфельных инвесторов, безотзывно вкладывающихся в российскую экономику на длительный срок, можно предусмотреть хеджирование драгметаллами. Но и государство должно не латать инвестиционными деньгами бюджетные дыры, а использовать их для создания новых активов, новой собственности, с эксплуатации которой инвестор будет при условии успешной реализации получать доход обычным порядком.
«Товарное хеджирование» должно облегчать инвестору только «первый шаг» к приобретению инвестиционного инструмента: планируемая доходность такого инструмента должна быть выше, чем доходы от возможных спекуляций на бирже «товаром хеджирования». Но для ряда инвесторов (например, частных инвесторов из арабских и восточноазиатских стран) такой «психологический бонус» будет нелишним. Россия пока не дозрела стать глобальным эмиссионным центром, хотя развитие технологий криптовалют это положение может изменить. Но «эмитировать» и обеспечивать оборот глобально ликвидных товаров она вполне может.
Существуют условия для новой, более решительной «амнистии капиталов», если подойти к вопросу с сугубо инвестиционной точки зрения и учесть современные реалии. Требования к необходимым для этого инвестиционным инструментам весьма просты:
- Простота. Схема приобретения такого рода инвестиционных инструментов должна быть крайне проста. Любой человек с определенной суммой денег в любой стране мира должен иметь возможность приобрести эти облигации без каких-либо издержек репутационного или психологического характера и излишней бюрократии. Приобретение таких облигаций должно быть столь же просто, как «выпить стакан воды», а способность создать такую систему будет в гораздо большей степени, нежели декларации, демонстрировать готовность осваивать новые системы финансовых коммуникаций. Однако система должна не просто соответствовать неким невнятным «мировым стандартам», но быть нацеленной на получение практического инвестиционного результата.
- Анонимность покупки. России совершенно необязательно знать, кто купил ее облигации и каково происхождение средств. Санкционная политика США и стран Запада и антироссийская истерия сняла с нее все неформальные обязательства в отношении поведения на мировом финансовом рынке.
Некоторый объем «грязных денег» неизбежно будет втянут в предлагаемую систему. Но, во-первых, для России сейчас это уже не будет иметь решающего негативного имиджевого эффекта. Тем более что в результате шагов США по установлению тотального контроля над глобальным финансовым рынком информационный шум вокруг темы «инвестиционной привлекательности» превратился лишь в инструмент манипуляций. А во-вторых, втягивание даже «грязных денег» в инвестиционные программы, контролируемые государством, на длительный срок на практике означает вывод этих средств из «теневого» оборота.
Ситуация в мировой экономике сейчас откровенно предкризисная, но Россия не должна выступать в качестве силы, которая стремится любой ценой сохранить существующую конфигурацию системы. Стоит постепенно начинать реализовывать модель «внешнего виртуального офшора» для привлечения средств в российскую экономику, используя механизм привлечения инвестиций «на предъявителя». Конечно, это создаст для инвесторов существенные риски, но таков уж характер инвесторов, на которых эти инвестиционные инструменты рассчитаны.
- Анонимность инвестиций. Инвестору совершенно не обязательно знать, куда вложены его деньги. Особенно этот аспект становится важен в ситуации санкций, которые на Россию наложены и которые в длительной перспективе будут сохраняться. Инвестор просто должен приобрести некий инвестиционный инструмент с фиксированной длительностью обращения, возможно, выбрав сферу (группу проектов), в которой эти инвестиции могут быть сделаны. Но он не будет нести никакой ответственности за то, в какие проекты, находящиеся или не находящиеся под санкциями, эти инвестиции пойдут.
- Гибкость объемов и жесткость сроков инвестирования. Инвестиционные инструменты должны сочетать абсолютную гибкость по объемам инвестирования (можно ограничивать только формулу «товарного хеджирования») и жесткий безотзывный характер инвестиции по времени, причем минимальным сроком инвестиции должно быть 5 лет, а при, скажем, отказе от получения промежуточных дивидендов — как минимум 4 года.
Предлагаемая схема инвестиционной деятельности, фактически модель «внешнего офшора», должна быть полностью защищена от использования в целях дестабилизации финансового рынка страны. Спекуляции предлагаемыми инструментами будут иметь место, такова уж специфика глобального финансового рынка, но они должны происходить вне рамок российской экономики и полностью находиться под ответственностью инвестора. Главным и наиболее простым способом снять возможность использования данных инструментов для дестабилизации ситуации внутри России будет установление жестких и неизменяемых критериев длительности инвестиций.
- Глобальность. Любые деньги, в любой стране мира, в любой валюте, наличные или безналичные, включая виртуальные криптовалюты. Реализуется принцип глобальной валютно-финансовой многовекторности, но вынесенной за рамки российской экономики, в которую поступают только портфельные и легализованные в правовом плане рублевые инвестиции. «Инвестор» остается «по ту сторону барьера», получая более высокие гарантии компенсации затрат даже в случае максимально неблагоприятного стечения обстоятельств.
Эффект от предлагаемой системы возможен только при создании внутри системы управления российской экономикой полноценного контура проектного управления. Облегчает ситуацию то, что реформа системы экономического управления и переход к проектности в России давно назрели — и необходимость перехода осознана российской элитой. Есть и понимание, что без толики «экономического креатива» обеспечивать восстановление экономики после двойного кризиса (2008—2010 и 2013—2016 годов) будет трудно. А предлагаемая система даст возможность совместить получение тактических позитивных результатов, из которых стимулирование возврата капиталов является самым очевидным вариантом — с усилением позиций России в мировой экономике.
