ENG
Минфин США последовательно принял два решения: 27 января исключил из санкционного списка компании EN+, «Евросибэнерго», «Русал», а 28 января ввел дополнительные санкции в отношении венесуэльской государственной компании PdVSA. Эти два решения по сути построены по одной модели перехвата управления иностранной собственностью, причем без смены ее ключевых владельцев. Вполне вероятно, что эту модель американцы будут оттачивать, тиражировать, применяя всякий раз тогда, когда нужно, с одной стороны, ограничить в доступе к материальным ресурсам своих конкурентов или противников, но при этом сохранить нормальные, насколько это возможно, бизнес-процессы, рыночные связи и не ущемить собственные экономические интересы.
США обладают уникальными экономическими возможностями захватывать контроль над корпоративной собственностью по всему миру без особых рисков для себя. Этому способствует революция корпоративных отношений, которая сегодня происходит на наших глазах. Тот, кто умеет пользоваться ее плодами и обладает дополнительными экономическими рычагами, вполне может применять инструментарий корпоративного управления для перераспределения экономических благ в мировом масштабе.
От корпорации акционеров к корпорации стейкхолдеров
Сегодня можно говорить о двух моделях корпоративного управления 1.0 и 2.0. Первая сформировалась в начале 90-х годов на основе доклада Комитета по финансовым аспектам корпоративного управления, учрежденного в мае 1991 года советом по финансовой отчетности Лондонской фондовой биржи. Его возглавил Адриан Кэдбери, чьим именем принято называть итоговый доклад. Доклад Кэдбери стал тем методическим основанием, на котором выросли стандарты корпоративного управления ОЭСР, многих национальных регуляторов финансового рынка, включая и первый российский кодекс корпоративного поведения 2003 года. Основным посылом утвердившейся модели корпоративного управления стало усиление подотчетности менеджмента публичных компаний акционерам.
Вместе с тем уже в 80-е годы появляются первые наметки новой модели корпоративного управления. По замыслу ее автора Р. Фримена, на смену корпорации акционеров должна прийти и приходит корпорация стейкхолдеров. Стейкхолдеры – это достаточно широкий и зачастую очень размытый круг лиц, как физических, так и юридических, которые зависят от той или иной корпорации, заинтересованы в ее результатах, связывают с ее работой качество своего существования, например в части сохранения традиционных рынков и видов экономической деятельности, создания рабочих мест, бережного отношения к культурным, природным, историческим традициям и ценностям. В результате возник термин: корпоративное гражданство, которое представляет собой особую политику управления публичной корпорацией в общественных интересах.
Корпоративное гражданство – это модель корпоративного управления 2.0. Она предполагает возникновение новых требований к стандартам поведения менеджмента: расширение финансовой отчетности, внедрение экологических стандартов, стандартов так называемых моральных инвестиций, социальной отчетности, а также увеличение числа независимых директоров и разнообразие их социального, этнического, гендерного состава. А главное, она допускает, что на принятие решений в корпорации могут влиять не только акционеры.
Управление корпорацией стейкхолдеров начинает все больше отличаться от управления корпорацией акционеров, оно уже направлено на исключение не только нарушений прав непосредственных акционеров, но и стейкхолдеров. Причем интересы последних могут не совпадать с интересами первых.
Корпоративное гражданство становится дубинкой
На каком-то этапе развития новой модели корпоративного управления на первый план выходит вопрос правоприменения. Если рекомендации корпоративного управления 1.0 уже стали юридическими нормами и жестко отслеживаются регуляторами, биржами, где обращаются ценные бумаги публичных компаний, то принципы корпоративного гражданства достаточно размыты и отследить их гораздо сложнее. Крайне широк круг интересов стейкхолдеров, многовариантны критерии удовлетворения этих интересов, явно отсутствуют институты, которые могли бы отслеживать большую или меньшую социальную ответственность бизнеса. Отдать все на откуп гражданскому активизму вряд ли возможно. В силу этого напрашивается то, что активную роль в отслеживании принципов корпоративного гражданства раньше или позже будет играть государство со своим пониманием общественной полезности бизнеса. Стоит помнить, что государство – один из сильнейших и наиболее влиятельных стейкхолдеров для любой публичной компании.
В России, к сожалению, трансформация международной модели корпоративного управления прошла незамеченной. В настоящее время большинство инициатив в области корпоративного управления так или иначе сводятся к поиску баланса между интересами менеджмента (читайте: мажоритарных акционеров) и миноритариев. Но философия корпоративного управления в мире идет значительно дальше. Сегодня вопрос стоит в другой плоскости: готовы ли российские публичные общества защитить себя от попыток зарубежных регуляторов диктовать им, причем в жесткой форме, то, как должен вести себя «корпоративный гражданин» мира? Похожий вопрос можно задать и регуляторам корпоративных отношений: готовы ли они противостоять введению внешнего управления в российских публичных компаниях с высокой долей трансграничной деятельности?
Минфин США настойчиво пробует модель правоприменения принципов корпоративного гражданства в понимании американских властей и отстаиваемых ими интересов. Это их понимание общественных интересов, и оно может нас не устраивать. Но тогда у нас не только должно быть понимание собственных интересов, но и знания, как эти интересы защитить в корпоративном секторе.
Схожесть решений Минфина США и по алюминиевым компаниям, и по PdVSA состоит в попытке сконцентрировать получаемые финансовые средства этих организаций под внешним контролем, вне доступа мажоритарных акционеров (частного лица или государства). Эти решения фактически в корне меняют привычную логику акционерной собственности: выгода достается акционерам. Теперь выгода может достаться стейкхолдерам, которых в случае EN+, «Евросибэнерго», «Русала» еще видимо предстоит определить, а в случае PdVSA уже определили – это Х. Гуаидо. При этом с помощью нескольких генеральных лицензий, выданных Управлением по контролю за иностранными активами Минфина США (OFAC), деятельность дочерних обществ PdVSA в США, таких как, например, CITGO, будет продолжаться, со всеми вытекающими последствиями в виде несения расходов, но и получения выручки от переработки закупаемой нефти и продажи нефтепродуктов. Так формируется не только финансовая база оппозиционного лидера, но и перехватываются ключевые рычаги управления экономикой страны. Исполнительный указ Трампа от 25 января 2019 г. расширяет перечень лиц, относимых к правительству Венесуэлы, включая и Центральный банк.
Сейчас в США разворачивается процесс в отношении китайской Huawei. Не будет большим удивлением, если какие-то элементы аналогичной модели принуждения акционеров к послушанию, например введение внешнего контроля за финансовыми потоками, будут применены и здесь.
Опыт – сын ошибок трудных. Решения, которые принимает Минфин США в части корпоративной собственности других стран, следует воспринимать как болезненный, но крайне полезный урок, чтобы выработать надежные меры защиты от американоцентричного понимания современного корпоративного гражданства.
