ENG
Кто нарушил самоизоляцию и вышел за продуктами, все те и умерли — примерно в таких словах живописует в наши дни англосаксонская пресса ужасы эпидемии чумы в Лондоне 1665 г. Прессе вообще свойственно пугать обывателя, особенно если тема коронавируса вовсю используется для прикрытия финансового коллапса и очевидно, что никакого плана выхода из начинающейся депрессии не предвидится. Но как же на самом деле сочетаются великие кризисы и самые страшные эпидемии? Совпадают ли они, и если «да», то почему?
Страшными фразами про эпидемии, конечно, сейчас можно напугать многих. Потому даже появились сторонники введения чрезвычайной ситуации или чрезвычайного положения (ЧС и ЧП). Некоторым кажется, что особый статус мер способен защитить общество от кошмара эпидемии. Другие отмечают: ЧП позволит бизнесу на формально правильном основании увольнять множество людей, тогда как, по мнению авторов доклада «Победить третью волну» из числа ученых Кафедры политической экономии и истории экономической науки РЭУ им. Г. В. Плеханова, рабочие места нужно сохранять и умножать: массовый, низовой спрос — основа для выхода из кризиса.
Впрочем, сам спор об этом указывает, как тесно ныне связаны понятия «кризис» и «пандемия». Связь их еще крепче можно в странах, где сильнее кризис.
Эпидемиям не впервой прикрывать собою экономические кризисы. В истории находится несколько ситуаций, когда это происходило особенно серьезно. Только тогда и кризисы, и эпидемии были несопоставимо большими, чем ныне. Большим был и страх. Потому чума 1346–1353 гг. осталась прежде всего как чума, но не как последствие кризиса. Эта жуткая эпидемия, по некоторым оценкам, унесла до трети населения Европы. Случилось все не из-за плохого здравоохранения: не было ни то что организованной медицины, вообще почти не было медицины, как не было и санитарии, и нормального карантина. В этом смысле вышеупомянутая чума в Лондоне 1665 г. была не столь уж страшной напастью, как не были таковой и иные нашествия эпидемий в Европе XVII–XVIII вв., по поводу избавления от которых всюду можно встретить памятные стелы. Чума середины XIV в. была страшнее всего.
Ужас той эпидемии не был бы таким, и убыль населения не была бы столь велика, если бы за эпидемией на стоял кризис. Не эпидемия в медийном плане как коронатема или через организованный беспорядок в медицине (Великобритания или США могут быть примером) прикрывала кризис, а кризис прямо ее породил. Аграрный кризис начала XIV в. выразился в перенаселении, а климат ухудшился — столетия оптимума сменились пессимумом, вошедшим в историю как Малый ледниковый период. Урожайность снижалась. И хотя голод был больше сельским явлением, а в городах ворчали на рост цен и так сильно не страдали, произошло ухудшение питания. В результате иммунная система миллионов людей в самой развитой части мира, Европе, Центральной Азии и Китае, была ослаблена.
Тогда и явилась чума, чтобы собрать свой урожай. Экономический кризис XIV в. был страшен, но не осознавался современниками как таковой. Люди видели междоусобицы, войны, голод, эпидемии, крестьянские и городские восстания, разделение католической церкви (пап было два: в Риме и в Авиньоне), но не спад торговли, трудности сбыта ремесленной продукции, обвал цен на рынке недвижимости городов и тому подобное.
Все это было. Но не осознавалось как нечто дающее единый результат, нечто создающее особое явление — великий экономический кризис. Сейчас во многих странах с пандемией достигается подобный эффект: люди видят нашествие странной болезни, смерть от нее, они аплодируют врачам и поют песни на балконах домов, не всегда задумываясь, отчего врачи не посещают их на дому, они видят склоки политиков и слышат громкие их заявления. За всем этим кризис отодвигается как тема на задний план, он становится как бы следствием…
Не только великий кризис XIV в. был причиной эпидемии чумы. Кризис III в. был также связан с волнами эпидемий. В 169 г. в Римской империи скончался Луция Вер, соправитель Марка Аврелия. Жизнь его унесла чума. Эпидемия явилась в государство, которое, казалось бы, еще процветало.
Из китайских источников мы знаем: жуткая эпидемия накрыла и эту империю. Более того, её население так сильно сократилось к IV в., что историки и ныне спорят, не было ли тут какой-то ошибки? Куда могли деваться десятки миллионов черноволосых подданных императоров Поднебесной? Не могли же смуты конца II–III в. унести столько жизней? Не могли. Их унесли эпидемии чумы и, вероятно, иных болезней, связанные с недоеданием и ухудшением климата — оптимум сменился пессимумом.
Чума не раз посещала в III в. и Римскую империю. В пылу смут и религиозных споров было ли возможно отдать себе отчет в кризисной сути событий? Не политической — экономической сути. В книге «Капитализм кризисов и революций» я подробно разбираю этот вопрос. Кризис был, он достигал ужасающих масштабов, но оставался слово бы незаметным, неуловимым в своей глубоко экономической сути. А эпидемии свирепствовали, и хаос от них в государствах и городах только нарастал. Едва ли в эпоху торгового и промышленного капитализма (XV–XVIII и XIX–XX вв.) кто-либо связывал эпидемии с кризисами. Да они и не имели такой силы. Наконец, сами кризисы были короче и не продолжались многие десятки лет. Эпидемии могли прикрывать экономические проблемы, вызванные войной или иными причинами, как это было с «испанской» — поразившей почти треть населения планеты острым гриппом. Только связь между эпидемиями и кризисами была тоньше.
В наши дни едва ли можно говорить о том, что пандемия коронавируса порождена массовым снижением иммунитета в наиболее богатых странах. Кто-то, быть может, про себя скажет: странах «золотого миллиарда», благополучной элиты неолиберальной глобализации. Там нет аграрных кризисов; там нет недоедания, не было до массовых увольнений весны 2020 г. В США десятилетиями туристы наблюдают крепких темнокожих парней, просящих милостыню возле супермаркетов и гордо предупреждающих: «Меньше доллара не беру!» Это явление потрясало и в начале «нулевых годов», когда в других странах не все рабочие зарабатывали этот доллар в день. Туристам же всегда объясняли: в США нет голодных, здесь не у всех может быть дом, не все имеют приличную работу, но сыты все. Нет, вовсе не плохое питание стало причиной столь пугающего распространения коронавируса.
На ситуацию с заболеваемостью и смертностью повлияла недоступная и не эффективная медицина, отсутствие здравоохранения как национальной системы. Все это уже известно. Однако в информационном плане коронавирус оказался просто необходим для прикрытия экономического кризиса. И в этом плане кризис, конечно, породил проблему. Кризис оказался столь сильным, столь серьезно ударил по фондовому рынку, относительно дорогому реальному сектору, долговым пузырям и пузырям на рынке жилья, банкам, сфере услуг, что была порождена высокой финансолизацией экономики Северной Америки и Западной Европы, что не исключено: «верхи» хотят побольше эпидемию и поменьше обсуждения в обществе природы кризиса.
И не стоит забывать, что 2020 г. принес не новый особый кризис, а Третью волну кризиса 2008–2009 гг. (Вторая волна Запад в 2013–2016 гг. не задела). Многие волны образовались в кризисе по причине негодной рецептуры борьбы с ним. Она снимала симптомы или блокировала их появление, тогда как причины кризиса никуда не исчезали. В результате правительства и центральные банки виновны кругом виновны в ужасах кризиса 2020 г.
Но разве об этом следует говорить и писать? Гораздо интересней пугать обывателя вероятностью умереть, если он лишний раз выйдет за продуктами. Страх — отличное средство не объяснять людям связь кризисов и эпидемий, тем более что сейчас эта связь не совсем такова, какой она не раз бывала в истории.
