ENGКакие направления высоких технологий сегодня развиваются наиболее успешно — и где в этой сфере точки роста в России? Об этом «Инвест-Форсайт» беседует с главой инвестиционного фонда, специализирующегося на наукоемких проектах, управляющим партнером фонда Phystech Ventures Петром Лукьяновым.
— Расскажите немного о себе. Кем вы были раньше и как пришли к идее основать инвестиционную компанию?
— На последних курсах университета нам рассказывали основы стратегического менеджмента, в том числе как в рамках большой корпорации или холдинга управлять портфелем компании. Есть «дойные коровы», есть «звезды»; эти компании надо продавать, эти — покупать, в эти — инвестировать, эти стоит оптимизировать. Изучая все, я пришел к выводу: чтобы дорасти до уровня таких решений в крупном холдинге, потребовалось бы 20–40 лет движения по карьерной лестнице.
С другой же стороны, рядом был такой интересный мир. Учась в институте, ты сможешь запустить социальную сеть: и когда тебе чуть больше 20 лет, уже можешь быть совладельцем и генеральным директором компании с капитализацией в несколько миллиардов долларов. Этот путь казался быстрее, интереснее — даже несмотря на наличие большого количества рисков, меня он сильно привлекал. Поэтому уже на последних курсах я пошел работать. В двух фондах работал как наемный сотрудник: это фонд МФТИ и фонд Ruvento Venture Partners. Дорос там от аналитика до уровня инвестиционного директора, закрывал сделки. Потом попал в фонд «Сколково», где был уже директором инвестиционного департамента и курировал направление энергоэффективности, куда также входили новые материалы, мобильность, роботы и т.д.
— Интересно было в «Сколково»?
— Поначалу было очень интересно — строительство Кремниевой долины в Москве (или Подмосковье). Потом организация стала сильно бюрократизироваться. Те, кто стоял у истоков, быстро превращались из строителей в винтики в большом механизме. В 2013 году я принял решение уйти в бизнес. Сначала думал о том, чтобы устроиться в венчурный фонд как наемный сотрудник, но потом стали появляться возможности самостоятельного бизнеса. С тех времен, когда я работал в Ruvento и фонде МФТИ, некоторые сделки стали успешными, также были интересные выходы. Например, компания РРТ, питерский стартап в области чистой нефтепереработки, который мы в конечном итоге продали американской KBR, крупному мейджеру.
Появились инвесторы, которые в меня поверили. Я познакомился с Сергеем Белоусовым, чуть позже — с Ратмиром Тимашевым. Это известные выпускники московского Физтеха, которые основали глобальные миллиардные компании в софте: Acronis, Parallels, Veeam, Acumatica и другие успешные глобальные компании. В 2013-м я увидел возможность создать свой фонд, что и начал делать. В 2014 году мы собрали первые $5 миллионов от 12 инвесторов, многие из которых были выпускниками МФТИ. Собственно, так появился Phystech Ventures I.
До 2016 года эта история развивалась, мы успешно инвестировали. В итоге мы проинвестировали совокупно $24 миллиона в 13 компаний. На данный момент мы $32 миллиона вернули инвесторам, еще у нас 8 компаний остаются активными. Мы их планируем продать и заработать дополнительные деньги для инвесторов. Далее запустили второй фонд — уже размером $50 миллионов. Он сейчас проинвестирован на две трети: в нем 19 компаний. Таким образом, с 2013 года я полноценно занимаюсь Phystech Ventures и планирую это делать еще достаточно длительное время.
— Какую специализацию вы выбрали для своих фондов?
— Нам всегда было интересно инвестировать именно в технологические, наукоемкие истории, в сложные инженерные решения, причем как в софте, так и в харде. Несколько инвестиций мы осуществили в более мейнстримные направления. У нас несколько сделок в образовательных технологиях. Но, как правило, наиболее успешные наши инвестиции были связаны с «глубокими» технологиями в энергетике, дронах, софте, водороде.
Сейчас мы активно смотрим именно на deeptech. В России мы № 1 в этом сегменте сегодня — по крайней мере, из тех, которые инвестируют в компании с российскими основателями. В сферу наших интересов входит продвинутый компьютинг — все, что связано с вычислениями, начиная от кибербезопасности, заканчивая нейроморфными чипами, квантовыми компьютерами, то есть прорывные решения. Также нам крайне интересен биотех, науки о жизни. Здесь в первую очередь смотрим на генетику, вычислительную биологию и т.д. В сферу наших интересов входят энергетика, мобильность, также стали смотреть в космос в последнее время. Это связано не с полетами Ричарда Бренсона или Джеффа Безоса, а с тем, что происходит и будет происходить на орбите в ближайшее время. Такие глубоко технологические истории.
— Куда уже проинвестировали?
— Совокупно мы проинвестировали в 31 компанию, примерно половина из них — российские. Хотя есть зарубежные компании, в которых выходцы из России — основатели либо ключевые сотрудники. Есть и чисто зарубежные инвестиции. За последний год у нас была довольно интересная инвестиция в ZeroAvia: стартап, занимающийся водородной авиацией. Компания основана тоже выпускником Физтеха Валерием Мифтаховым. Они подняли крупные раунды от Amazon, фонда Билла Гейтса и ряда глобальных инвесторов. Самая последняя сделка — инвестиция в компанию Arevo, которая создает композитные 3D-принтеры, вместе с нами в компанию вошли ведущие американские фонды Founders Fund и Khosla.
— А где такие принтеры могут применяться?
— Собственно, везде, где хочется заменить металл на материалы более легкие, но при этом не менее прочные, надежные и не подверженные коррозии. Начиная от aerospace и заканчивая строительными конструкциями. У нас несколько инвестиций в сегмент 3D-принтинга. Также недавно мы зашли в компанию по альтернативному протеину, в растительное мясо. В сфере фудтеха в России вообще за последний год мы посмотрели более 100 компаний. Мы не пошли в такие направления, как дарк-китчен («темная кухня»), в доставку еды и т.д. Удивительно, но в этой индустрии, несмотря на рост объемов, мало кто зарабатывает деньги: пока большинство убыточно. Мы пошли в более технологический сегмент. Мы верим в этот сегмент и думаем, что рынок альтернативного мяса в ближайшие годы вырастет в 15–20 раз. Уже сегодня в Америке 1% всего мяса — альтернативное; есть миллиардные компании в этой индустрии. Зашли мы также в testRigor: это DevOps — тестирование программного обеспечения, у нее тоже российский основатель. Был большой раунд: вместе с пулом различных инвесторов компания зашла в Y-Combinator — это акселератор № 1 в Кремниевой долине.
— Вы упомянули квантовые вычисления. Расскажите, с какими проектами имели дело?
— Да, это сегмент, который мы смотрим довольно активно. Во-первых, у нас была успешная инвестиция в компанию ID Quantique. Это квантовое шифрование. Есть достаточно большой риск, что когда квантовые компьютеры выйдут на определенный уровень мощности, все текущие системы шифрования «упадут». Была швейцарская компания, которая уже зарабатывала и делала несколько интересных продуктов в области квантовой криптографии. Мы в 2019 году из нее вышли, ее купила корейская корпорация SK Telecom. Я могу сказать, что за первую половину 2021 года мы посмотрели больше 200 компаний, с порядка 70 компаниями были звонки, встречи.
У нас опубликовано исследование про данный сегмент рынка. В ближайшие 5–10 лет ожидается «квантовое преимущество», то есть начнется период, когда квантовые компьютеры начнут превосходить обычные в ряде коммерческих задач. Через пару десятилетий ожидается «квантовое превосходство», когда они начнут на порядки превосходить по мощности обычные компьютеры. Понятно, что это многотриллионная индустрия. В 2021 году появились первые три «единорога» в этой области — первые три компании с капитализацией больше миллиарда долларов.
— А что интересного как инвестор вы видите сейчас в космосе?
— Основное — это программы по запуску спутников, которые уже анонсированы и одобрены крупными игроками в этом сегменте, прежде всего Starlink. Это компания Илона Маска, дочка SpaceX. У них одобрены программы на порядка 12 тысяч спутников. Планы — около 30 тысяч спутников, при том что почти 2000 спутников они уже вывели на орбиту. Важно понимать: только та часть, которая одобрена, увеличит количество спутников на орбите в 4 раза по сравнению с тем, что на всех орбитах присутствовало до Starlink. Это произойдет в ближайшие годы. Хотя очень давно человечество запускает спутники на разные орбиты, Маск увеличит их количество в 4 раза, а далее — в 10 раз. Если мы сюда добавим OneWeb, Amazon и других игроков, то увидим, что количество спутников в ближайшие годы увеличится в 30 раз. Это, конечно, открывает огромные возможности, огромные рынки: начиная от запусков, заканчивая новыми материалами, технологиями, двигателями, коммуникациями, наземной инфраструктурой и т.д. То есть ожидается рост на порядки. Поэтому это направление сейчас интересно.
— На ваш взгляд, каким из сегментов диптеха предстоит наиболее бурное развитие в России?
— Я думаю, в России больше шансов у всего, что связано с софтом, математикой и компьютингом. В космос хочется верить, но индустрия в России достаточно зарегулирована: частным компаниям довольно сложно взлетать, хотя мы можем увидеть успешные кейсы выходцев из России, которые делают что-то в мире. Еще — все, что касается энергии. Там у нас есть серьезный локальный рынок, компетенции и технологии, конкурентоспособные на глобальном рынке. Если мы говорим именно про венчурный капитал и развитие технологических компаний, основная часть успешных компаний будет связана с такими историями, когда основатели из России, талантливые инженеры или предприниматели, будут, используя наши сильные стороны, такие как низкие затраты на разработку, большое количество талантливых и дешевых инженеров или разработчиков программного обеспечения, создавать какие-то глобальные проекты, которые оперируют не на российском рынке или не только на российском рынке, а скорее на более масштабных рынках Северной Америки, Ближнего Востока, Африки и т.д.
— Последний, традиционный, вопрос, который мы всегда задаем венчурным инвесторам: что вы думаете о проблеме экзитов на российском рынке?
— Если мы под российским рынком понимаем компании, которые оперируют только в России и находятся только в России, у таких компаний нет шансов на хорошие выходы, потому что покупателей очень мало. Они в основном локальные и не готовы платить большие деньги за технологические компании. В России принято покупать компании за одну, а продавать за три годовых выручки. В США компании могут покупать за 10–20 выручек. Плюс спрос в России сильно ограничен, поэтому у покупателей хорошая переговорная позиция. Как правило, цены на компании относительно низкие — инвесторы много не зарабатывают.
Но если мы говорим про истории, которые основаны выходцами из России, то здесь ограничения нет: эти компании способны получать предложения капитала в любых точках планеты. Соответственно, в этом плане они не сильно отличаются от американских и европейских компаний.
Беседовал Константин Фрумкин
