ENG

Перейти в Дзен
Инвестклимат, Мнение

Постинженеры для постмодерна или посткреативщики для новой индустриализации

Дмитрий Евстафьев

Дмитрий Евстафьев

Профессор факультета коммуникаций, медиа и дизайна Высшей школы экономики

© Pavel Biryukov / Фотобанк Лори

Минувшие два десятилетия отчетливо показали, что не только экономика, но и образование в России относится к сфере идеологии и не может оцениваться с рационалистических позиций. Именно по вопросу будущего образования в России разворачиваются самые ожесточенные споры, практически на грани гражданского противостояния. Это обстоятельство категорически затрудняет реалистическую выработку перспективной модели не только образования, но и в целом кадровой компоненты в развитии российского государственности.

В неспособности к деидеологизации перспективных образовательных моделей кроется важнейшее социально-политическое противоречие в развитии российской государственности. Это противоречие между становящимся все более осмысленным и «векторным» развитием российской государственности и экономики включительно (упорядоченность создается, в том числе, за счет внешнего контекста) и малоуправляемым, порой хаотическим характером развития кадровой составляющей этой государственности.

Это противоречие сильно отразится на проблематике массового образования и профессиональной ориентации нынешнего и следующего поколений российской молодежи: 1998—2001 годов рождения и 2009—2012 годов рождения.

Причем, что касается поколения 2009—2012 годов рождения, ситуация станет еще более чувствительной с учетом того, что в этот период происходило относительное восстановление уровня рождаемости в России: потребность в социально-благополучных рабочих местах будет объективно только повышаться. И это на рубеже 2027—2030 года, то есть, условно, «послезавтра», будет одним из важнейших социальных вызовов социальной стабильности, кроме прочего, в крупнейших российских мегаполисах.

В общем, возможности поглощения новых «рабочих рук» в рамках «экономики постмодерна» почти исчерпаны. В этом смысле разворот образования к технологизации является неизбежным. Во всяком случае, потребность в развороте образования диктует и рыночная ситуация, то есть уровень спроса на те или иные специальности. Примерное, хотя и не вполне репрезентативное, соотношение спроса может быть оценено на примере поисковых запросов Яндекса.

Складывающаяся ситуация диспропорции спроса и предложения на специальности касается не только России: мировой экономике в целом нужны инженеры, способные вырабатывать и осуществлять комплексные проектные и управленческие решения. Ибо ресурсов обеспечивать безопасное не то чтобы развитие имеющейся промышленной и социальной инфраструктуры, но просто ее поддержание в относительно работоспособном виде только за счет кипучей креативной энергии «эффективных менеджеров», уже нет и вряд ли те появятся в обозримом будущем.

Россия, как ни странно, имеет большую гибкость, поскольку существует некоторый запас прочности, связанный с образовательным потенциалом последнего «советского» и начальной фазы первого постсоветского поколения инженеров, которые при всех издержках могут взять на себя определенную часть бремени начального периода новой индустриализации («промышленного импортозамещения»). Но это не снимает с повестки дня ключевые вызовы, связанные с развитием образования для последующих фаз развития процесса реиндустриализации, в рамках которых Россия объективно будет обречена на начало жесткой борьбы за присутствие на ключевых мировых рынках.

Так что суть процесса воспитания новых инженерных кадров в России на ближайшую перспективу понятна и операционно (чему учить), и идеологически (зачем учить). Ключевая задача: развитие советских инженерных «заделов» применительно к ситуации слабо ограниченного доступа к компьютерным технологиям и сохранения возможностей актуализации советского проектного опыта (который будет постепенно утрачиваться). Эта задача может быть решена в относительно сжатые сроки. Более того, есть все основания полагать, что с немедленной потребностью в инженерных кадрах российская промышленность начинает справляться.

Обратим внимание на интервью руководителя ОСК Эдуарда Бобрицкого на сайте Lenta.ru  от 25.01.2017. Он говорит, что текущий уровень кадров для судостроения, одной из наиболее инженерно сложных отраслей промышленности, где технологический опыт накапливается годами и которая понесла колоссальный ущерб в ходе хаотических процессов 1990-х и начала нулевых, сейчас в целом достаточен. То есть кадровое наполнение «персоналоемкой» отрасли «промышленности второй модернизации» есть вопрос всего лишь концентрации ресурсов в течение относительно короткого срока и наличия умеренной государственной поддержки в форме организационного ресурса.

Несмотря на известные сложности, ситуация с подготовкой кадров выправляется и в оборонной промышленности, в машиностроении. И во всех случаях мы сталкиваемся с отсутствием доминирующей потребности в каких-то радикальных действиях. Требуется лишь наведение административного порядка на производстве, которое делает его привлекательным как место работы, и четкий заказ на первичные компетенции для образовательной подготовки. В конечном счете, проблема «завтрашнего дня» в инженерном образовании и в целом в технических специальностях — это не вопрос резкого увеличения количества, а вопрос существенного повышения качества технической оснащенности инженерных кадров и оптимизации технологических цепочек. Современной России не надо и никогда не будет нужно такое количество инженерных кадров, которое производил Советский Союз на этапе своего «заката» в 1980-е годы.

И уж точно не инженерные специальности должны стать точкой социальной утилизации населения «новой молодежи», о чем мы говорили выше. И в социальном, и в политическом плане гораздо безопаснее, чтобы этот неизбежный процесс происходил бы в «сервисном сегменте» российской экономики или же в «крафтовом», «ремесленном» производственном сегменте.

Но инженерные кадры нужно рассматривать именно как «социальный авангард», а не как социальный «штрафбат», как это было в «нулевые».  А значит — должен проходить ступенчатый профессиональный отбор, который бы сопровождался встраиванием в систему «профессиональных лифтов». Именно профессиональных, а не чисто социальных, как это было раньше. И тут мы сталкиваемся с фундаментальным противоречием: между, с одной стороны, по преимуществу государственным характером образовательной системы, а с другой, по преимуществу частным или квазичастным характером наиболее значимых экономических субъектов. Это превращает вопросы образования и последующего профессионального использования инженерных кадров в предмет частно-государственного партнерства. Причем партнерства сквозного: от выдачи «заказа» на подготовку кадров до создания рабочих мест под эти кадры.

Но с другой стороны, и экономическое наполнение такого подхода понятно. Одна из сильных сторон российской инженерной науки — это способность интерпретации технологических достижений других. Не просто копирования и удешевления, как у некоторых нынешних российских стратегических партнеров, а именно творческого улучшения с выводом на новый качественный уровень. Особенно ценным такое качество является в периоды, когда требуется сократить технологическое отставание.

В 1930-е, да и в 1940-е годы такое широко применялось и в военной промышленности и дало очень интересные результаты. Например, крейсера проекта 26бис, превосходившие своих итальянских прародителей, или танк Т-34, основанный «в генезисе» на использовании оказавшейся принципиально негодной «подвески Кристи». Хотя не обошлось и без попадания в «тупики технологических интерпретаций», например, в авиации.

Современный мир до известной степени — мир технологических интерпретаций, в котором лучше всего, конечно, освоились китайцы и японцы, занявшие основную часть рынка, вытеснив с нее США.

Показательно, что именно компания «Панасоник», крупная промышленная и маркетинговая система «доводит до ума», то есть интерпретирует к условиям реальной экономики, «мегакреативный проект» Илона Маска по производству литийионных батарей нового поколения.

Но это не означает, что на данном рынке нет места и для России, причем в специфических, малоконкурентных областях. В особенности, в том, что касается развития тяжелой промышленности и комплексного освоения территорий, находящихся в доиндустриальной фазе развития. Поэтому для российской «промышленности интерпретаций» и, соответственно, для инженерных кадров, задействованных в ней, еще длительное время будет существовать значительный «рынок сбыта».

В конечном счете, будущее условного «развивающегося» мира — это проведение второй промышленной в технологически продвинутых фазах. И для этого понадобятся и технологии, которые частично в «развитом мире» утрачены, и оборудование, и кадры. И естественно, после окончания нынешней волны структурной перестройки глобальной экономики, это задача не на годы — на десятилетия, причем десятилетия устойчивого дохода и последующего участия в перераспределении промышленной и сырьевой ренты.

Для России на данном этапе важно не столько поставить вопрос о технологическом лидерстве, сколько встроиться в объективно существующие процессы индустриализации и получить под контроль определенную часть финансовых потоков, которые в любом случае будут проинвестированы в процессы индустриализации в развивающемся мире. Задача российских инженерных кадров состоит в том, чтобы «интерпретировать» советские технологические заделы в области тяжелой и оборонной промышленности применительно к условиям «цифровой экономики» и новым потребностям развивающегося мира. Это вполне возможно и на нынешнем уровне обеспечения российской промышленности инженерными кадрами.

Но тогда и центральная точка инвестиций в «новое инженерное образование», по крайней мере на начальном этапе, должна быть не столько в сфере образования (хотя требуется улучшение уровня технологической оснащенности образования и прагматизация образовательных программ), но в сфере профессиональной адаптации новых кадров и интеграции их в существующие и, что еще важнее, перспективные высокотехнологичные производства. То есть предметом государственной части «инвестиций в образования» должны быть не только и не столько образовательные центры, сколько производственные мощности, предприятия и исследовательские центры, «обремененные» обязательствами по приему и дальнейшему повышению профессионального уровня лучших кадров. 

Придется смириться и с «проектностью» в подготовке кадров, когда определенные категории специалистов будут, в том числе, и в рамках административных методов переподготавливаться под конкретные «организационные проекты» по развитию критических отраслей. Безусловно, в условиях стабильного, нерывкового развития экономики такой подход имел бы отрицательные последствия, однако сейчас он вполне допустим. Вопрос в том, что организация «ступенчатости» прежде всего инженерного образования требует не только отказа от целого ряда стереотипов, причем не только постсоветских, но и позднесоветских (в первую очередь, от идеи о кадровой стабильности, как ключевого элемента стабильности социальной), но и нового качества управления развитием промышленности и стратегического индустриального прогнозирования. И в данном случае Россия неминуемо столкнется с нехваткой квалифицированных кадров — среднесрочное технологическое прогнозирование в течение почти трех десятилетий лежало за границами приоритетов, как государства, так и частного бизнеса.

Важным элементом, относительно новым для России, является обеспечение географической мобильности инженерных кадров, то есть воссоздание парадигмы подготовки кадров 1930-50-х годов (образование через производство) на новом социальном и технологическом уровне, что также не является предметом какого-то образовательного рывка. Для этого не нужны какие-то новые образовательные решения, лишь адаптация прежнего опыта к новым условиям. И это —  колоссальная задача, значение которой недооценивается.

В целом, ключевая задача нынешнего этапа развития инженерных кадров состоит не в осуществлении каких-то экстренных мер по заполнению якобы существующего критического вакуума по инженерным специальностям. Эта задача вполне может быть решена имеющимися средствами и ресурсами, в том числе за счет консолидации организационных возможностей, хотя важно еще и сократить количество специалистов, выпускаемых на рынок со специальностями, которые не отражают потребности ни завтрашнего, ни даже сегодняшнего дня.

Нужен не слом нынешней системы образования, которая — как и задумывали ее авторы — является частью «рыночной экономики» и будет эволюционировать под давлением рыночных условий, то есть снижения спроса на некоторые специальности. Требуется формирование институциональной базы «векторной» системы непрерывного процесса подготовки кадров с различными уровнями квалификации и востребованности.

Стратегический вопрос заключается в необходимости выработать «стратегию второго шага», когда ключевой задачей будет являться существенное усиления присутствия России на мировом технологическом рынке и рынке промышленной продукции с высоким уровнем добавленной стоимости.

Автор: Дмитрий Евстафьев, политолог, кандидат политических наук, профессор НИУ ВШЭ

Следите за нашими новостями в удобном формате
Перейти в Дзен

Предыдущая статьяСледующая статья