Обострение военно-политической ситуации в Персидском заливе стало важнейшим фактором в современных международных отношениях, в котором сфокусировались все ключевые тенденции сегодняшнего мира: от кризиса евроатлантических отношений и стратегического ослабления геополитического потенциала Европы до глубинных процессов, связанных с перестройкой глобального энергетического рынка и нового картелирования рынка углеводородов, что на определенном этапе может привести к возникновению принципиально иной системы управления инвестиционными потоками, связанными с нефтедолларами.
Ситуация в Персидском заливе определит многое в будущей архитектуре инвестиционного пространства не только на Ближнем Востоке, но и в мире в целом.
В секторе углеводородов мы наблюдаем противоречивые тенденции: с одной стороны, деинституционализация, постепенное ослабевание отраслевых регулятивных механизмов, явная игра США на ослабление ОПЕК как ключевой отраслевой регулирующей организации. С другой стороны, сохранение доминирования долларового оборота нефтегазовых доходов, также высокая зависимость от контролируемых США инвестиционных и расчетных институтов.
Управляемая напряженность используется если не для предотвращения формирования «ядра» расчетно-инвестиционной системы, находящейся вне «долларового пространства», на базе нефтяных доходов государств региона, то для замедления этих процессов. А значит — и сохранения традиционных каналов вывода инвестиционного потенциала из экономики региона.
С учетом особенностей современного этапа развития глобальной политики и экономики следует признать, что именно экономические аспекты являются в развивающейся в Персидском заливе ситуации основными, а главное — они будут иметь наиболее долгосрочный эффект.
Нельзя не отметить, что логика поведения и Ирана, и США определяется не только и не столько геополитическими, сколько внутриполитическими мотивами и имеет тенденцию к «укорачиванию» «плеча планирования»: стороны все больше ориентируются на достижение тактических положительных результатов, способных сыграть роль дополнительных «бонусов» в закулисной «торговле» между Вашингтоном и Тегераном, никогда не прекращавшейся и продолжающейся и сейчас, но в более скрытых форматах.
Ключевая цель США, вполне прозрачно обозначенная Дональдом Трампом, — вытеснение европейского капитала из всех ключевых сегментов иранской экономики — и либо включение иранских инвестиционных ресурсов, связанных с экспортом нефти, в американо-центричную финансовую систему, либо полное исключение этих ресурсов из активного оборота. Но в обоих случаях главной целью становится перераспределение присутствия на европейском энергетическом рынке.
Ситуация в Персидском заливе, продолжая иметь сравнительно низкое текущее влияние на глобальную экономическую конъюнктуру, начинает зависеть от ситуативных факторов и даже случайного стечения обстоятельств. Одновременно сокращаются возможности участников ситуации управлять стратегической, инвестиционно-экономической «повесткой дня», существенно более значимой, чем краткосрочная, несмотря на наличие в последней очевидного военно-силового компонента. Все больше начинает проявляться многослойность ситуации вокруг Ирана и, шире, вокруг политических и экономических процессов в Персидском заливе.
В самом общем виде можно выделить как минимум пять важнейших системообразующих слоев.
Первый слой: военно-политический
Американо-иранское военно-силовое обострение, вполне вероятно, является важнейшим пиком начавшегося в «нулевые» конкурентного маневрирования за статус политического гегемона в регионе, когда противоборствовали Иран и Саудовская Аравия, выступавшая уже не как прямой экономической и военно-политический контрагент США, а как сила, пытающаяся обозначить собственный потенциал пространственного влияния.
Коалиция Саудовская Аравия — Египет — Турция при смягчении отношений арабского мира с Израилем и партнерских отношениях с ОАЭ как с «буферным» финансово-инвестиционным центром в качестве потенциально возможного на 2016 и даже 2017 год итога развития процессов «Арабской весны» стала бы экономическим центром нового региона, существенно сокращавшим возможности американских экономических манипуляций в регионе.
Соединенные Штаты, спровоцировав жесткий политический, а в перспективе и военно-силовой конфликт, решали параллельно две задачи: сдерживание Ирана при сохранении ситуации на 2016 год, «обреченного» на региональную гегемонию, и лишение Саудовской Аравии любых надежд на самостоятельный геополитический статус. Сегодня есть вероятность успешности действий США по обоим направлениям.
Применительно к пространству Персидского залива и сопряженным с ним экономически значимым территориям региональная военно-силовая гегемония фактически означала возможность извлечения «ренты безопасности» со значительной, если не большей части экономических процессов, включая процессы транспортировки углеводородов. Победитель в борьбе за политическую гегемонию получал бы в распоряжение значительный независимый инвестиционный потенциал. При сохранении сегодняшних тенденций США не просто сохраняют статус «силового арбитра» в регионе, но главного гаранта безопасности оборота инвестиционных ресурсов, причем в условиях существенного, вероятнее всего, сокращения свободы рук партнеров в политической и экономической области.
В сегодняшнем состоянии ни одно из государств Персидского залива, включая Иран, не имеет самостоятельного потенциала обеспечения безопасности и стабильности в регионе, включая благоприятный режим транспортировки углеводородов морским путем. В регионе вызрел экономически обусловленный запрос на формирование системы региональной безопасности (то есть безопасности экономической и инвестиционной деятельности, если говорить прямо), если, конечно, регион сохранится как экономически значимый. Такая система не может быть сформирована без «внешнего» участника, но США могут быть таковым только в случае решительной победы в конфронтации с Ираном.
Второй слой: политический
Этот слой в среднесрочной перспективе существенно отличается от того, что мы наблюдаем «на поверхности», в краткосрочной перспективе. Среднесрочный политический «слой» связан с дозреванием региона до идеи глубокого политического переформатирования, включая как изменение границ и внутренней структуры государств региона, так и выработки более соответствующих современной ситуации форматов межгосударственной институционализации с учетом того, что прежние модели находятся в дезорганизованном состоянии после гражданской войны в Сирии и попытки «гуманитарно-политической» интервенции в Йемене. Политическое переформатирование и новая институционализация в Персидском заливе может стать «запалом» для более глобальных общеарабских проектов.
В регионе имеется неоднозначный, но интересный опыт институционализации, связанный с деятельностью Совета сотрудничества арабских государств Залива.
Совет сотрудничества арабских государств Залива (ССАГПЗ — поскольку в организацию входят арабские страны, она использует арабскую терминологию: Персидский залив именуется «арабским») — региональная изначально закрытая политическая и экономическая организация, созданная в 1981 году при доминировании Саудовской Аравии. Организация предпринимала усилия для создания единого экономического пространства (отчасти успешные) и инвестиционного пространства (менее успешные). ССАГПЗ анонсировал введение единой расчетной, а затем и оборотной валюты, но оказался политически неспособен обеспечить этот проект. Проблемным фактором стало чрезмерное доминирование Саудовской Аравии в структуре, обеспечившее антишиитский крен в деятельности организации при ее неспособности эффективно завершить гражданскую войну в Йемене.
Однако эта структура перестает быть актуальной, формируются новые коалиции, в том числе с участием различных внешних игроков. Страны Персидского залива уже подступались к новой «расширенной» интегративности, приглашая к сотрудничеству в качестве партнеров консервативные арабские режимы, но ситуация в американо-иранских отношениях, вероятно, ускорит этот процесс. Однако фокус интеграции может существенным образом сместиться при различных вариантах исхода кризиса в американо-иранских отношениях. Особенно фундаментальными трансформации, вероятно, будут, если между Вашингтоном и Тегераном возникнет некий среднесрочно устойчивый компромисс на экономической основе. Это обусловит перераспределение экономического влияния к Ирану от традиционных союзников США.
Третий слой: экономический
Персидский залив является пространством генерации и монетизации глобально значимых объемов сырьевой ренты, лишь в незначительной части расходуемой в самом регионе. Накануне начала кризиса в отношениях Ирана и США в ряде стран региона велись проработки вопросов, связанных с возможностью создания региональных платежно-инвестиционных систем, до известной степени обеспечивающих регионализацию инвестиционных процессов и хотя бы частичную национализацию получаемой ренты. Безусловно, военное столкновение США и Ирана, в которое неизбежно в той или иной степени будут вовлечены страны региона, разрушит возможности для формирования такой системы, но не разрушит ее идею, особенно если созданная Ираном и европейскими странами система бездолларовых взаиморасчетов по ряду секторов экономики проявит свою устойчивость. Регион дозревает до понимания необходимости формирования региональной экономической системы, выходящей за рамки торгового блока, что для Персидского залива не имеет особого смысла в силу относительно узкого торгового пространства и ориентированности региона на импорт, а не экспорт продукции с высоким уровнем добавленной стоимости.
Ключевым фокусом региональной экономической интеграции может быть только национализация части «сырьевой ренты» и использование ее в совместных экономических проектах внутри региона и вне его. А это делает главными игроками в интеграционном пространстве суверенные фонды соответствующих государств. Но формирование полноценного экономического объединения, по эффективности и значимости выходящего за рамки ССАГПЗ, возможно только при наличии значимого политического и даже военно-политического компонента, выстраиваемого либо при активном участии Ирана, либо против Ирана.
Но если, даже с учетом «отложенности» вопроса в связи с возможным военным конфликтом, движение по данному вектору продолжится, это будет означать очень серьезный удар по долларовой инвестиционной системе. А силовые действия США, если они не приведут к кардинальному разрушению системы отношений в регионе, эти процессы только подтолкнут. Тем более что переход американо-иранского балансирования на грани силового конфликта в открыто силовое русло приведет к серьезному «спазму» в мировой финансовой системе, последствия которого до конца еще не понятны. Но такой сценарий точно гарантированно затронет в первую очередь финансово-инвестиционный сектор.
Четвертый слой: политико-религиозный
Очевидно, что силовое решение в американо-иранском противостоянии при любом его исходе даст очень мощный толчок развитию новых тенденций в политическом исламе и вокруг него. Вполне возможно возникновение с учетом тенденций в урбанизации и социальном развитии арабских стран новых с содержательной и публичной точки зрения проявлений «нового салафизма» взамен оказавшегося слишком агрессивным и деструктивным салафизма первой половины 2010-х годов. И совершенно неочевидно, что новый исламский радикализм будет формироваться на базе неоваххабизма. Возможно возникновение синкретических религиозно-политических систем, изначально нацеленных на существенно большую общественную универсальность. На этой новой идейной основе вполне возможна организационная консолидация разгромленных в военном отношении радикальных исламистских организаций. Новая религиозная консолидация может стать не только значимым политическим фактором, но и точкой привлечения инвестиционных ресурсов, альтернативной традиционным для значительной части экономических кругов арабских стран. С учетом общей ситуации в мире «новый салафизм» (в том числе новый в пространственном смысле) может стать инвестиционно привлекательным, что будет очень серьезной угрозой не только регионального значения.
Для России в данном случае ключевым вопросом будет то, где и на какой основе может возникнуть новая точка консолидации. В сегодняшних условиях не исключено, что она может быть сконструирована искусственно вблизи границ России. Тем более что недостатка пространств, где ощущается вакуум политического влияния, сейчас в постсоветской Евразии нет.
Пятый слой: логистический
Персидский залив оказывается ключевым пространственным элементом в системе «новой логистики» как по векторам «восток-запад», так и по вектору «север-юг», являющемуся принципиально важным для России с точки зрения формирования контролируемого инвестиционного пространства. Исключение Персидского залива из числа экономически доступных регионов поставит под вопрос реализацию не только проекта «Север-Юг», но и отдельных элементов китайского проекта «Великого шелкового пути», нацеленных на трансформацию логистического состояния в северной части Индийского океана.
Для России это будет серьезным вызовом, поскольку, с одной стороны, поставит под вопрос будущее Прикаспия как потенциального глобально значимого центра экономического роста, а с другой, повышает значимость транссибирских и арктических маршрутов и обостряет борьбу за обеспечение благоприятного для России режима их использования, в частности предотвращения их интернационализации.
Логистический аспект развития ситуации в Персидском заливе остается пока наиболее непредсказуемым и сложным, но он же в наибольшей степени демонстрирует долгосрочный характер развития ситуации. Не будет преувеличением предположить, что серьезный военно-силовой конфликт в Персидском заливе или даже относительно длительная военно-силовая напряженность в регионе способны существенно замедлить темпы реализации проектов в сфере «новой глобальной логистики», более того, разрушить очень важный для этих проектов эффект системности: как минимум подорвать инвестиционную привлекательность ряда проектов.
Рассмотренные слои формируют вокруг Ирана и связанного с ним геоэкономического пространства (как к условным «западу» и «югу» от Ирана, так и к условным «востоку» и в меньшей степени «северу» от него) комплексное, практически «гибридное пространство», где невозможно расчленение различных проблемных секторов: политического, военного, экономического, социального друг от друга. Развитие ситуации в «ареале охвата» данного гибридного пространства в полной мере ситуативно и зависит от многих слабо просчитываемых факторов: он захватывает минимум два потенциально глобально значимых центра экономического роста — в Прикаспии и Восточном Средиземноморье. Назрело комплексное решение, для которого пока не сформировалось достаточной политической воли, и вряд ли она сформируется в хитросплетении исторических обид и запутанных интересов региональных игроков. Невозможно вычленить такие связи экономической взаимозависимости, устранение которых было бы безопасно для экономических процессов в экономическом макрорегионе. Исключение составляют расчетно-инвестиционные системы, роль которых оказывается несколько ниже, чем в других регионах, и сравнительно быстро формируются механизмы обхода блокировок традиционных систем.
Интернационализация экономических процессов в регионе является скорее благом, но не может быть гарантией от нестабильности: гибридное пространство, особенно возникшее на столь высоком уровне политической и военно-силовой напряженности, а также религиозной и социальной мозаичности, предполагает активную манипулятивную игру третьих сил, прежде всего внерегиональных, но не только и не столько в политических целях, сколько в экономических, например с целью формирования в регионе благоприятной системы финансовых институтов или, напротив, разрушения основ региональной финансовой системы.
Возможно, целью управляемой напряженности в Персидском заливе, было разрушение инвестиционного потенциала национальных финансовых систем государств региона, лишение свободы маневра суверенных фондов и замещение этих, хотя и слабых, но по своей природе национальных механизмов монетизации и инвестирования ренты на глобализированные сетевые, Что привело бы к возвращению ситуации к состоянию середины 1960-х годов: до начала национализации углеводородной индустрии арабскими странами, но с упором на финансовый сектор.
Все эти «среднесрочные слои» ситуации в Персидском заливе развиваются на фоне сравнительно глубокой неопределенности. Главным вопросом является то, насколько современная мировая экономика окажется устойчивой к последствиям возможного регионального конфликта? Пока господствует мнение, что американо-иранское военное столкновение может обойтись и без глобальных последствий для мировой экономики, что доказывает относительно спокойная реакция рынка нефти на обострение ситуации в Персидском заливе.
Мы пока сталкиваемся только с краткосрочными факторами, накладывающимися на, с одной стороны, высокий современный уровень манипулятивности рынка углеводородов, а с другой, на относительно высокий «запас прочности» основных производителей нефти, способных в короткие сроки нарастить добычу. Предсказать в полной мере последствия среднесрочной дестабилизации ситуации в Персидском заливе и распространения нестабильности на более широкие пространства крайне сложно. Особенно учитывая, что последствия по-настоящему масштабной дестабилизации в регионе затронут не столько рынок углеводородов, сколько ряд других важных сфер глобальной экономики: логистику и финансово-инвестиционный сектор. Последнее направление может оказаться существенно более болезненным для глобальной экономики, нежели даже традиционный аспект сложно предсказуемых колебаний цен на энергоносители.