ENG
Политические процессы в США начинают иметь совершенно отчетливое экономическое влияние. Для нас принципиально важным фактором становится не столько исход процедуры импичмента президента Дональда Трампа, сколько становящийся очевидным раскол в американской элите по большинству наиболее актуальных для устойчивости политической системы вопросов.
Очевидным становится кризис внутри Республиканской партии и начавшийся открытый переход части ее руководства на антитрамповские позиции, пока тормозящийся неприемлемостью кандидатур по пост кандидата в президенты США от Демократической партии. Даже те республиканцы, кто жестко настроен против Дональда Трампа (а таких сравнительно немного), не поддержат политика, выдвигаемого на пост президента США от Демократической партии в рамках нынешнего «социалистического» тренда. Это делает ситуацию в США исключительно шаткой и зависящей от случайностей, в том числе связанных с событиями за пределами США.
Кризис американской партийной системы в своей основе стал наиболее очевидным отражением кризиса в отношениях бизнеса и общества, когда ранее работавшие механизмы учета взаимных интересов через лоббистское взаимодействие различных группировок в рамках устойчивых политических и государственных институтов начинают давать сбои. Но такое положение вещей может при условии ослабления политических институтов привести к выходу лоббистской конкуренции из-под контроля с последствиями, как минимум сравнимыми с ситуацией в США начала 1970-х годов.
Интересным моментом, демонстрирующим среднесрочный тренд развития политической ситуации в США, является попытка перефокусировки внимания общественности на внешнеполитическую деятельностью Трампа со стороны его оппонентов. Это говорит о понимании ими потенциальной неконтролируемости и пагубности развития дискуссии о внутреннем социально-экономическом развитии США, в которой Трамп имеет тактически выигрышные позиции. Но и перефокусирование политической дискуссии на международные вопросы также опасно, поскольку может вызвать неконтролируемую волну обсуждений коррупционных и лоббистских связей американской элиты в мире, в том числе на постсоветском пространстве.
Показателем глубины системного кризиса в США становится отсутствие у противостоящих Дональду Трампу группировок и у Демократической партии в целом реальной альтернативной экономической стратегии, хотя бы и в формате «возврата с коррективами» к экономической линии времен раннего Барака Обамы с акцентом на восстановление ряда социальных программ. Это происходит на фоне очевидного выгорания консолидирующего потенциала «хайпономики Трампа», давшей определенные результаты, но не настолько решительные, как представлялось ранее. Главным вопросом развития ситуации в США становится то, насколько быстро американская элита сможет восстановить надпартийный консенсус относительно базовых основ дальнейшего развития США, в особенности при реализации радикального сценария развития политической обстановки: выхода процесса импичмента Трампа в практическую плоскость.
Нельзя исключать, что уникальность современной ситуации в США будет заключаться в том, что первоначально консенсус с большей легкостью может быть достигнут не по экономическим вопросам, как это было ранее, а по политическим. Экономические подходы значительной части американской элиты являются противоположными; даже ожидание жесткого кризиса не демонстрирует признаков консолидации, а, скорее, наоборот. С этой точки зрения нынешняя ситуация в США представляется острее ситуации перед началом раскрутки «Уотергейтского скандала» в США в 1970-е годы.
В условиях очевидного кризиса партийной системы в США важнейшим вопросом для американской элиты становится формирование новой организационной платформы для консолидации «здоровых» сил, игроков и институциональных элементов политической системы США и бизнеса, не втянутых безвозвратно в «войну компроматов» и сохраняющих свободу политического маневра. Исторически ничего сложного в процессах институционализации для американской элиты нет, но в сегодняшних условиях это может повлечь обострение политической борьбы и распад существующих лоббистских систем, что будет крайне болезненно и с точки зрения управления инвестиционными процессами.
В США сейчас очевиден спрос на общественно-политическую, но не чисто партийную платформу, консолидирующую правоцентристские силы в элите и в обществе, создав противовес левому популизму, с которым на уровне публичной политики ни Трамп, ни консервативное крыло американской элиты в целом явно не могут справиться. Но даже начальные фазы формирования подобной структуры вызовут серьезный кризис в американской публичной политике, намного более жесткий, чем возникший в 2009 году из-за «Движения чаепития», ставшего протестом против «социализма Обамы».
В этих политических условиях и при подобной конфигурации экономической элиты рассчитывать на формирование в обозримой перспективе некоего нового внутриполитического консенсуса в США относительно важнейших направлений развития экономики было бы наивно.
Еще более наивно надеяться на то, что вашингтонская элита будет в обозримой перспективе способна к диалогу об управляемой трансформации глобальной финансовой системы. Даже малейшая демонстрация слабости и готовности к уступкам может иметь катастрофический характер для доминирования США в глобальной финансовой сфере. Напротив, стоит ожидать усиления агрессивности поведения США в сфере глобализации американского законодательства в финансовой сфере. Это может осуществляться на фоне мощной информационной кампании против Китая, России, Ирана, а возможно, и Индии в ответ на их попытки найти хотя бы операционную альтернативу долларовой расчетной системе.
Критичность сохранения доминирования США в глобальной расчетно-финансовой системе и в целом сохранение глобальности этой системы остаются одним из немногих элементов среднесрочного политико-экономического консенсуса в США. Геоэкономическое содержание ближайшей исторической эпохи с точки зрения политики США можно определить как борьбу за сохранение американской гегемонии в инвестиционном сегменте глобальных финансов и лидерства в расчетном и минимизации числа и значимости сегментов глобальных финансов, «отпадающих» полностью или частично от американоцентричной системы мировой экономики, хотя, вероятно, в Вашингтоне понимают, что полностью предотвратить это не удастся.
Долгосрочной тенденцией развития финансового сектора мировой экономики, вероятно, будет постепенное отпадение от нее различных сегментов и расширение относительно незначительной в настоящее время «серой зоны» глобальных финансов, неподконтрольной глобальным (американским) регуляторам. Этот процесс объективно запрограммирован самой сутью американской политики, построенной на увеличении доли изымаемой инвестиционной ренты. Главной чертой сегодняшнего этапа в развитии мировой финансовой системы стало нарастание востребованности механизмов, находящихся в этой «серой зоне» со стороны системных игроков глобальных финансов, в основном связанных с КНР, но также и рядом других стран, не исключая США.
Это пока не может рассматриваться как признак распада «белого», полностью регулируемого сегмента глобальных финансов, но является показательным с точки зрения потенциала вывода из полностью контролируемого США сегмента инвестиционных ресурсов, даже с использованием рисковых механизмов. Пока этот процесс не носит для США критического характера. Изменения возможны только при переходе негативных аспектов внутриполитической ситуации в США в конкретные негативные экономические проявления. Но дальнейшее обострение политической ситуации в США может и не иметь пропорционально негативных последствий для глобальной финансовой системы. Крупнейшие игроки глобализированных финансов в целом сориентированы скорее на оппонентов Трампа, нежели на него, и будут воспринимать негативное развитие событий в отношении президента США как позитивный сигнал, не всегда оценивая его средне- и тем более долгосрочные последствия.
Критическим фактором в поддержании целостности американоцентричной финансовой системы является предотвращение появления в «серой зоне» собственных финансовых центров, своего рода «факторий», где могут осуществляться глобальные расчетные и монетизационные операции вне долларовой системы. Не исключено, что форсирование США и Великобританией процесса нейтрализации Гонконга как глобального финансового центра связано с опасениями относительно планов Пекина использовать его в качестве основы для такой фактории, дополненной игорной зоной Макао, что создавало серьезные возможности для оборота, монетизации и реинвестирования «серых» и даже «черных» капиталов.
Главный вопрос — насколько долго американские власти (и политические, и экономические) смогут поддерживать относительно высокие темпы экономического роста, до известной степени компенсирующие фактически начатую ФРС скрытую эмиссию. На фоне политической турбулентности становятся уже не принципиальны механизмы, с опорой на которые поддерживается экономический рост в США. Но такое равновесие, обеспеченное «гонкой показателей», делает внутреннюю ситуацию в американских финансах (да и в целом в сегментах экономики, максимально увязанных с инвестиционными процессами) зависимой от краткосрочных тенденций, относительно мелких событий, а при определенных условиях — прямых информационно политических манипуляций.
США, превратив в последние 3–5 лет глобальные финансы и ряд связанных с ними отраслей экономики в объект манипуляций, не учитывали глобальность экономики и неизбежность возвращения манипулятивного эффекта в американскую экономику, что и происходит сейчас, — и даже усиливается в результате политической разновекторности в США, разрушающей не только политический, но и инвестиционный мейнстрим.
Степень непредсказуемости ситуации в американской экономике сейчас не принципиально выше, чем перед кризисом 2008–2009 годов, но она в значительно большей степени зависит от политических факторов, а не только от состояния и степени управляемости экономическими процессами.
Завязкой глобального финансового кризиса может стать локальный кризис ликвидности, связанный с системным банкротством банковской системы страны или региона (в Юго-Восточной или Южной Азии, с меньшей степенью вероятности — в Латинской Америке), возможно, связанный не с США, но отражающийся на среднесрочных действиях или настроениях американских инвесторов.
Для США первичным последствием свидетельств предкризисных явлений в финансовом секторе будет возникновение прорывов ликвидности. Признаки этого уже наметились, что и вызвало фактическую эмиссию со стороны ФРС. Но рано или поздно эти процессы перейдут на средний и микроуровень экономики, сделав кризис вполне визуализированным и очевидным. Это почти одномоментно создаст для американских властей целый ряд специфических сложностей, связанных со сломом в целом позитивных инвестиционных настроений. Однако их пока удается удерживать в благоприятном коридоре.
В финансовых кругах в США уже отсутствует уверенность (ранее вполне заметная), что купировать возникающие в американской финансовой системе кризисные явления удастся, используя инструменты, характерные для кризиса 2008–2009 годов. Об этом говорит полемика внутри «круга ФРС», а также между ФРС и исполнительной властью. При возникновении полноценного финансового кризиса в американской финансовой элите может и не оказаться единого сценария действий, фактически спасшего экономику от коллапса в завязке кризиса 2008 года. А главное, рассчитывать на помощь и поддержку своих европейских финансовых сателлитов США уже не могут.
Стратегический вопрос — уровень доверия к доллароцентричной системе инвестиционной деятельности не только вне США, но и внутри ее. Существенное снижение доверия к традиционной (долларовой) системе расчетов и инвестиций вне США, происходившее в последние 2–3 года, вызвало резкий рост спроса на альтернативные долларовой расчетные системы, окончательно отфиксированные и переведенные в институциональную фазу на ноябрьской встрече стран BRICS в Бразилии 2019 года. Думается, что и внутри США тенденции будут схожими, а попытки решения проблемы будут вращаться вокруг различных механизмов хеджирования рисков при минимизации инвестиционных процессов неспекулятивного свойства.
Неизбежным представляется рост спроса в США на суррогаты денег и на различные эквиваленты. Это на определенном этапе может привести к формированию внутри США нескольких различных по параметрам систем расчетов. Нельзя исключать и возникновения неких «альтернативных» расчетных систем на уровне отдельных штатов, тем более что организационная основа для подобных решений существует в виде различных бон, используемых на уровне отдельных штатов, и суррогатов, выпускаемых благотворительными структурами.
Но резкое сжатие инвестиционного рынка в США совершенно необязательно будет первым симптомом кризиса в силу того, что американский инвестиционный рынок в основе своей спекулятивен. Спекулятивные финансовые процессы могут продолжаться еще относительно длительное время в условиях сворачивания среднесрочных инвестиций в реальный сектор экономики. Более того, на начальном этапе сжатия возможно возникновение инвестиционно-спекулятивных «пузырей» в отдельных сегментах рынка.
Одним из важных индикаторов тренда в инвестиционных процессах будет ситуация в американской сланцевой индустрии, подошедшей к порогу новой инвестиционной волны, критичной для поддержания нынешнего уровня добычи и конкурентоспособности отрасли. Но эта инвестиционная волна может быть связана только со среднесрочными, причем рисковыми (в силу зависимости от мировой конъюнктуры) инвестициями, неочевидными в условиях политико-экономической нестабильности в самих США.
Ни в России, ни в мире недостаточно полно представляют себе последствия выхода политико-экономической ситуации из-под контроля, хотя понятно, что результатом комбинированного политико-экономического кризиса в США может стать распад единого глобального инвестиционного пространства, что, безусловно, будет очень тяжелым процессом, проявляющимся и на макро-, и на микроуровне и затрагивающим большинство участников не только глобальных финансовых процессов, но и мировой торговли, построенной вокруг механизмов «долларизации» и реинвестирования получаемых доходов в американоцентричную финансовую систему.
Для России принципиальным негативным фактором может стать развитие ситуации в сфере энергетики, больше других вписанной в американоцентричную финансово-инвестиционную систему. При всем влиянии в мировой энергетике Россия пока не имеет достаточных механизмов смягчения глобальных последствий мирового финансового кризиса, связанного с кризисом в американской экономике.
Для России главный вопрос состоит не в том, чтобы оградить себя от возможного финансового кризиса в США, что принципиально невозможно, ибо кризис американской финансовой системы — это кризис глобальной финансовой системы, а его на данном этапе невозможно смягчить за счет тактических мер локального и регионального характера. Пока можно только управлять последствиями.
Регионализация финансов даже на уровне торгов — расчетной деятельности не достигла стадии, когда можно говорить о серьезной роли региональных систем расчетов. Россия и Евразия находятся в данном случае в выигрышном положении, но и они имеют колоссальные уязвимости, не купируемые на уровне оперативного управления.
Стратегическая цель нашей страны состоит в том, чтобы встраиваться в кризис американской финансовой системы таким образом, чтобы получить влияние на процесс формирования новой глобальной системы не только расчетов (она создастся по факту регионализации глобальной экономики), но и инвестиций.
Москва как в лице государства, так и в лице бизнеса, ориентированного на развитие национальной экономики, должна исходить из крайней маловероятности выхода на какое-либо соглашение с США, даже позволяющее монетизировать имеющиеся активы и встроиться в западную элиту хотя бы в качестве вспомогательного компонента. Эти иллюзии, проявляющиеся в концепциях «новой перестройки», озвученных рядом статусных российских фигур, обнаруживают глубокое непонимание политической и особенно — экономической остроты в США и американоцентричном сегменте глобальной экономики в целом.
С точки зрения интересов России как государства и наиболее важных лоббистских группировок отношение к ситуации в американской экономике и к ее последствиям для экономики мировой распадается на два аспекта: выявление начала острой фазы экономического кризиса на максимально ранней фазе развития и заблаговременная выработка стратегии управления последствиями кризиса с учетом его остроты и глобального охвата. Первое затруднено в силу того, что важнейшим фактором развития экономической ситуации на глобальном уровне стали масштабные информационно-экономические и информационно-политические манипуляции, затрагивающие системообразующие отрасли глобальной экономики — наиболее глобализированные ее сегменты, включая энергетику и финансы, осуществляемые практически всеми ведущими игроками с целью максимально оттянуть начало острой фазы кризиса.
Главная цель группы американской элиты, стоящей за Трампом, — не стать ни первыми, ни вторыми, кого затронет глобальный кризис ликвидности, «вынося» кризисные процессы на второстепенные рынки. В этих условиях главная задача России и ее экономической элиты — попытаться получить доступ к «выпадающему» из американоцентричной системе капиталу, в особенности на «второй» волне кризиса, потенциально наиболее тяжелой, поскольку та неизбежно будет связана со структурной перестройкой экономики не только США, но и других стран, связанных с США финансово-инвестиционными отношениями.
Вряд ли Россия сможет захеджировать возможные негативные последствия американского финансового кризиса по отношению к энергетическому сектору в полной мере. Но определенные действия можно было бы предпринять. Однако Россия может и должна с учетом своего особого — подсанкционного — состояния более решительно действовать в отношении проблем, возникающих в американоцентричной финансовой системе. И это должно стать решающим фактором управления последствиями кризиса.
Интерес представлял бы американский инвестиционный и торговый бизнес в неоднозначных с точки зрения дальнейшего присутствия США регионах и странах мира, прежде всего на Среднем Востоке и в Африке. Как показывает практика, именно этот сегмент американского бизнеса оказывается наиболее уязвимым в случае кардинальных трансформаций приоритетов американской внешней политики и сокращения обязательств США в области безопасности в отношении «неключевых» союзников США — тех стран и регионов, где нет безусловных жизненно важных интересов бизнес-групп, доминирующих сейчас в американской элите.
Перед Россией встает задача глубокого переконфигурирования внутреннего инвестиционного пространства и надстройки его внешними элементами, не исключая использования принципа «факторий». Но это возможно только в условиях восстановления нормального инвестиционного процесса внутри страны и преодоления созданной фискальным блоком правительства ситуации «инвестиционного кладбища», объективно противоречащих задачам встраивания в перспективные глобальные экономические процессы. Переконфигурирование должно носить универсальный характер, но обязано, помимо этого, иметь в виду желательность перехвата как минимум части инвестиционных потоков, высвобождающихся из американоцентричной финансовой системы в результате экономической турбулентности в США.
