ENGКристофер Пирсон. Просто собственность: ее история на латинском Западе: в 2 т. Т. 1: Богатство, добродетель и право. Т. 2: Просвещение, революция и история. М.: Издательский дом «Дело» РАНХиГС, 2020. Перевод с английского С. Моисеева и А. Васильева. Под научной редакцией А. Олейникова.
Из века в век человеческая мысль работала над пониманием самой сути «моего» и «твоего», «не-моего», «чужого». Собственность — необходимый компонент любого мыслимого человеческого общества в историческое время. Кристофер Пирсон — профессор политики Ноттингемского университета. Прежде он работал в Австралийском национальном университете, Калифорнийском университете в Санта-Барбаре, Университете Джонса Хопкинса (Балтимор), Оклендском университете и в Hanse-Wissenschaftskolleg в Нижней Саксонии. Сфера его научных интересов — государство всеобщего благосостояния, проблемы социал-демократии и, в нынешнее десятилетие, — история и политика собственности. Историю идеи собственности на латинском Западе Кристофер Пирсон представил в своем исследовании с энциклопедическим охватом и феноменальной глубиной.
Том первый: от Платона до Локка
В первом томе огромного во всех отношениях труда автор обращается к двухтысячелетнему периоду от Древней Греции до Нового времени, начиная исследование с представлений о собственности у Платона и завершая его пересмотром идей Локка. Идеи Платона автор тоже пересматривает, отвергая упрощенное понимание, будто создатель «Государства» был сторонником общей, а не частной собственности. Да, в своем идеальном государстве Платон наложил запрет на частные владения для «стражей» (высших управленцев). Однако, показывает Пирсон, он прекрасно понимал, что большинство людей будут обладать частной собственностью, понимаемой Платоном как имущество, владение.
Переход к пониманию собственности как права, а не только имущества, совершается в Риме, в трудах Цицерона и в его борьбе с народными трибунами на стороне крупных землевладельцев. «Справедливость, установленная среди сограждан ради охраны имущества» — как определял Цицерон гражданское право в трактате «Топика» — призвана была охранять свершившуюся несправедливость в распределении земли. Автор суров к Цицерону и считает его родоначальником охранительной идеи, которой суждено было большое будущее: вся собственность уже распределена, вся она — чья-то, иного быть не может, и незачем обсуждать, как и почему это произошло. К той же идее, показывает Кристофер Пирсон, пришла христианская церковь, в которой общую собственность отстаивали только еретики, а никто из Отцов Церкви сторонником общей собственности не был.
«Представления Августина о собственности (и государстве) были прагматичными и очень посюсторонними, — пишет Пирсон. — Падшее человечество нуждается в частной собственности (а также законах и наказаниях), для того чтобы предотвратить скатывание в хаос. Обычно мы должны уважать распределение собственности, осуществляемое сложившимися государственными властями (если только это не угрожает чистоте истинной религии) — не в последнюю очередь потому, что в конечном счете это распределение идет от Бога. И богатые, и бедные должны уважать существующее распределение благ и ресурсов — хотя богатые обязаны облегчать страдания бедных».
Пирсон вскрывает укорененность учения Джона Локка в религиозной традиции, показывает, что его доводы в пользу частной собственности небезоговорочны и опираются на идею «общего блага» и «облегчения страдания бедных». Важной заслугой Локка Пирсон считает постановку вопроса, которая была «запрещена» Цицероном:
«Каким образом у людей могла оказаться собственность на отдельные части того, что Бог отдал всему человечеству сообща, и притом без какого-либо четкого соглашения между всеми членами сообщества?»
Локк дал и ответ на свой вопрос, предвосхищая классическую политэкономию: благодаря труду.
Том второй: от Просвещения до анархизма
В центре внимания Пирсона во втором томе его книги — опыт Великой Французской революции, в стороне от которого не мог остаться никто из философов, экономистов и политиков. Автор подробно рассматривает предшествовавшие революции идейные искания, посвящая отдельные главы шотландскому, французскому и немецкому Просвещению. Он подробно разбирает «Басню о пчелах» английского мыслителя и сатирика Бернарда Мандевиля, показывая многостороннее воздействие его провокативного сочинения на просвещенческую мысль. Так, например, антропология Руссо в «Рассуждении о происхождении и основаниях неравенства между людьми» многим обязана теории Мандевиля, утверждавшей парадокс: пороки частных лиц — благо для общества и его экономики («Итак, везде порок царил, Но в целом улей раем был!»). Руссо вслед за Мандевилем указывает на историческую изменчивость морали, на цивилизующую роль гордости, на связь роскоши с торговлей. Разница между позициями мыслителей в том, отмечает Пирсон, что Мандевиль в целом одобряет «общественный итог», Руссо же воспринимает его трагически: центральную роль он отводит появлению частной собственности, а вместе с ней делению общества на сильных и слабых, на богатых и обездоленных.
На редкость интересно показана идейная схватка непримиримых врагов — революционера Сьейеса и консерватора Берка, каждый из которых отстаивал при этом и свободу, и частную собственность. Очень подробно автор прослеживает взгляды на собственность Канта, начиная с «Правового постулата практического разума»:
«Можно всякий внешний предмет моего произволения иметь моим».
Почему, спрашивает Пирсон, мое произволение накладывает на других обязательство не посягать на «мое», ставшее моим через мое произволение? Шаг за шагом следуя за Кантом, автор предлагает свою интерпретацию хода мысли классика. Во-первых, если мы накладываем обязательство на других относительно «моего», мы тем самым признаем свое обязательство в отношении собственности других. Во-вторых, владение может существовать только в системе «гражданского состояния» и «правового состояния», то есть в рамках государства. В-третьих и, вероятно, в-главных, поддержание режима собственности возможно только при долге государства помогать бедным и облагать налогами богатых. Иначе те, кто «своим произволением» приобрел мало и ничего, не могут рационально поддерживать режим собственности, который закрепляет их обездоленность и зависимость.
Так же тщательно и детально автор рассматривает идеи социализма и анархизма, наиболее тесно связанные с критикой частной собственности. Главное, на чем настаивали социалисты, — полное изменение отношений собственности: они должны стать совершенно иными, чем во всех ранее существовавших обществах. Маркс утверждал, что собственность всегда проявляется в конкретной исторической форме, и ложь буржуазной политэкономии состоит в том, что капиталистическую частную собственность она представляет так, словно это естественная и вечная категория, совпадающая с тем, чем по праву должна быть собственность. А чем — и какой? — собственность должна быть «по праву», спрашивает Пирсон; и отвечает, что Маркс ответа не дал и вообще избегал разговоров об этом:
«У Маркса остается серьезная двусмысленность относительно того, как могла бы выглядеть посткапиталистическая собственность».
Ответ попытались дать анархисты, чью позицию Пирсон описывает как благородную, но утопическую:
«Кропоткин предлагает нам чрезвычайно привлекательный взгляд на сотрудничество (и здравый смысл), которые будут выпущены на свободу с отказом не только от капитализма, но также от парламентов и ратуш».
Но им не удалось решить проблему, как соединить максимально возможную индивидуальную автономию с отсутствием частной собственности. После всего сказанного покажется неожиданным и парадоксальным вопрос: о чем же и для чего написана эта книга, — однако существенные причины заставляют его задать.
О чем эта книга?
Николай Проценко, рецензировавший «Просто собственность» в сетевом издании «Горький» (Николай Проценко. Как европейцы с помощью Платона, Цицерона и Библии решали, что такое собственность), отозвался об исследовании Пирсона восторженно. В этом я готова рецензента поддержать: прекрасная книга. Но не разделяю его понимания того, в чем состоит сквозная мысль масштабного труда. Рецензент утверждает (и завершает этими словами свой отзыв), что автор в первую очередь стремится объяснить нам историческую глубину наших современных представлений об относительности собственности. Эти представления сложились не за последние двести или триста лет, а укоренены в давнем прошлом, в теологических концепциях Средневековья, полузабытых, но сохранявших долгосрочное воздействие на авторов и комментаторов, которые зачастую и не подозревали об этом.
Сам профессор Пирсон свои цели и задачи объясняет совсем по-другому. Он исходит из того, что мы живем в эпоху, когда обладание собственностью привело к предельному неравенству, к несправедливому распределению потока доходов, к разрушительному сверхпотреблению, к исчерпанию ресурсов планеты. Автор размышляет, что же мешает нам решать и даже осознать эти вопиющие проблемы, и приходит к выводу, что главное препятствие — наша убежденность в правомерности, оправданности этого невыносимого положения, порожденного частной собственностью. Почему мы допустили и терпим, спрашивает автор (ссылаясь на доклад Global Wealth Report за 2012 год) такую несправедливость, когда беднейшая половина жителей Земли владеет 1% мировых богатств, а 1% богатейших — половиной? Автор поясняет, что в его книге нет рецептов, как справиться с глобальными бедами:
«Ее значительно более скромная, но при этом невероятно амбициозная задача — попытаться понять, как мы поверили в то, что подобное распределение и использование ресурсов может быть правильным…»
Загадочные слова из предисловия отбрасывают странную тень на всю книгу, заставляя недоумевать: как же мы «поверили»? Значит, все великие мыслители от Платона до Отцов Церкви, от Аристотеля до Канта нас обманывали, разоружали интеллектуально и морально, находя обоснование и оправдание частной собственности? Неужели книга написана про многовековой обман, который до сих пор отягощает жизнь человечества, мешая миллиардам людей осознать свои проблемы и общественные интересы? Что ж, если сначала автор обещает «попытаться понять», как мы поверили в ложные и опасные идеи, а затем начинает детально рассматривать концепции собственности во всех течениях мысли, начиная с древности, то речь идет именно об анализе и разоблачении глобального обмана. Как иначе понять? Логически рассуждая, автор должен противопоставить мыслителям-обманщикам мыслителей-спасителей, которые отстаивали необходимость отказа от частной собственности. Однако ничего подобного в книге нет. Я бы сказала, авторское предисловие в целом не соответствует тексту книги и резко противоречит ряду ее фрагментов.
«Права собственности создают не только потоки доходов и контроль над ресурсами, — пишет автор в конце второго тома, уже завершив рассмотрение анархизма. — Они также делают возможным координацию и принятие решений относительно альтернативных способов использования, что потребуется даже самому кооперированному обществу».
Поэтому невозможно понять, как общество будет управлять своими ресурсами и принимать коллективные решения при устранении капитализма и прав собственности, «парламентов и ратуш». Это было бы возможно только при невероятных условиях, отмечает автор: при полном преображении человеческой природы или наступления сказочного изобилия.
Но ведь это прямо противоречит заявленным в предисловии целям: выходит, что права собственности — не ложные идеи, в которые мы «поверили», а необходимое условие «присвоения внешнего мира», без чего невозможно выживание и благополучие человечества.
Полемическое острие «Просто собственности» направлено против книги американского историка Ричарда Пайпса «Собственность и свобода». Концепция Пайпса очень четкая, до публицистичности. О чем его книга — предельно ясно: о борьбе частной собственности, неразрывно связанной со свободой, против общественной собственности, неразрывно связанной с угнетением. О «Собственности и свободе» Кристофер Пирсон отзывается очень резко, перечеркивая ее научное значение:
«Эта книга имеет все признаки анахронизма, тенденциозности и грубых обобщений».
Кристофер Пирсон вспоминает старую сентенцию, соглашаясь с ней:
«Любая история — это история настоящего».
Думаю, мы вправе применить эту мысль к истории собственности, созданной автором. И тогда можно будет выдвинуть предположение, о чем же эта книга. Она о том, что в нашем сегодня необходимо рассматривать собственность прежде всего в аспектах «управления ресурсами» и «справедливости/несправедливости», а не свободы, на чем сосредоточил свои внимание Пайпс.
Историю собственности профессор Пирсон довел до рубежа ХХ столетия, пообещав продолжение. С интересом и нетерпением будем ждать третьего тома, посвященного драмам собственности в прошлом веке и новейшим исканиям наступившего.
