Одним из наиболее активно обсуждаемых вопросов современной экономической политики является проблема курса рубля и принятие экономическими властями решений, направленных, в частности, на его девальвацию. Это понятно — девальвация изменит тренд развития отечественной экономики, закрепившийся с весны 2016 года, а главное — создаст серьезное информационно-пропагандистское давление на власть.
Причины, по которым девальвация обсуждается как ключевое макроэкономическое действие, понятны: российская экономика остается экспортно-ориентированной. И хотя в последние несколько лет обозначились и внутренние источники экономического роста (в сельском хозяйстве и ряде отраслей обрабатывающей промышленности), ресурсы для социально-экономической модернизации формируются в основном за счет внешних источников, для которых курсовая стоимость рубля определяет конкурентоспособность и потенциал выступать — не без государственного понуждения, естественно — в качестве источника «инвестиционной ренты».
В любом случае девальвация должна рассматриваться как элемент целого комплекса сопряженных действий, а главное — как часть определенного контекста. Причем, контекста, прежде всего, глобального, который связан с довольно резким изменением характера на данном этапе глобальных торговых отношений, а в будущем, вероятно, глобальных индустриальных и технологических отношений.
Рациональным аргументом противников девальвации рубля является утверждение, что относительное удорожание валюты затрудняет закупку на внешних рынках оборудования для промышленности, производство которого в России отсутствует, либо недостаточно. Конечно, импорт промышленного оборудования при дешевом рубле становится сложнее. Но нельзя не отметить следующие обстоятельства:
- Россия находится под санкциями, которые вряд ли будут сняты в ближайшее время. Рассчитывать на расширенный доступ к зарубежным технологиям и особенно к машиностроительным технологиям было бы верхом наивности. Равным образом наивно рассчитывать и на «рывковый» характер обновления производства. Никакая масштабная индустриализация за счет внешних источников Россию в ближайшее время объективно не ждет.
- Значительная часть оборудования, в том числе и по ключевым отраслям обрабатывающей промышленности, осуществляется не «частным капиталом», а государством в лице различных госкомпаний. И именно государство в той или иной форме возьмет на себя повышение затрат на покупку данного оборудования, как оно в настоящее время берет на себя организационные и частично политические риски индустриализации.
- Значительная часть промышленного оборудования ввозится в Россию в рамках инвестконтрактов с иностранными инвесторами, для которых изменение курса национальной валюты РФ будет дополнительным стимулом к «инвестированию технологиями». Вопрос в том, как это обстоятельство корректно использовать.
Иными словами, девальвация рубля приведет к некоторым сложностям с точки зрения обновления и модернизации обрабатывающих отраслей промышленности. Однако все эти сложности не просто решаемы, но вполне прозрачны, а главное — не являются для российской экономики «проблемами завтрашнего дня». Особенно учитывая, что роль частного бизнеса будет в процессе модернизации обрабатывающей промышленности вспомогательной. С точки же зрения организации процессов в добывающей промышленности и сельском хозяйстве, частный бизнес, напротив, окажется в явном выигрыше. И здесь задачей государства будет создание механизма контроля над использованием дополнительно полученной маржи, канализации ее в производство, а не на потребление, то есть, в наших российских реалиях, — проедание.
Вообще, «экономика твердого рубля» является отдельной и исключительно важной темой, которая в России пока обсуждается очень слабо.
«Экономика сильной валюты» не является чем-то совершенно уникальным. В ряде стран, в том числе и сырьевых, такие стратегии использовались. Можно упомянуть Кувейт, ОАЭ, Кипр и некоторые другие. Умышленно завышенный курс национальной валюты практиковался до последнего времени и в Саудовской Аравии. Однако во всех этих случаях завышенный курс валюты был результатом продуманной комплексной среднесрочной экономической политики, частью системы экономических и административно-экономических мер. Но никак не результатом действия «невидимой руки рынка» и макроэкономической конъюнктуры, складывающейся вне национальной экономики.
То есть к «сильному рублю» экономику необходимо готовить, причем как в экономическом плане, так и в институциональном. И надо быть объективными: период «сильного рубля» — это период не просто либеральных, но относительно радикально либеральных подходов к экономическому развитию, когда ключевым фактором становится обеспечение макроэкономической стабильности, необходимой для встраивания национальной экономики в специфические экономические процессы, как правило, глобальные. Период активного реформирования и активного инвестирования в развитие экономики — это, по большей части, период «инвестиционных денег», которые в открытой или даже закрытой экономике по определению не могут быть чрезмерно сильными, если только в стране не существует официально система «двух валют».
«Сильный рубль» в период 2002—2014 гг. также не был результатом «стихийных рыночных факторов». Он был частью экономической политики России, направленной на встраивание в западную систему финансово-экономических отношений в качестве единого государства. «Сильный рубль» позволял «инвесторам» (причем различного типа — и портфельным, и условно «дивидендным») репатриировать прибыль по весьма выгодному курсу. А России как государству также по относительно выгодному курсу покупать американские долговые обязательства, которые, конечно, были определенного рода «данью», но данью, выплачиваемой сознательно в обмен на невмешательство во внутреннюю политику России, а главное — данью безальтернативной в условиях почти катастрофического схлопывания инвестиционных возможностей внутри страны.
Хочется предположить, что Россия вступает в период «слабого рубля», то есть и неких активных действий в экономике, которые завершат несколько затянувшийся период макроэкономического «застоя» последних пяти лет. Возможно, через какое-то время, скажем, через 4-5 лет, мы сможем вернуться к вопросу о сильном рубле, причем получив несколько иную систему денежного оборота, например, в результате деноминации или введения системы «двух валют». Но пока Россия явно к таким шагам не подготовлена, да и с точки зрения общей экономической ситуации те являются бессмысленными.
Для выбора стратегии «слабого» рубля неизбежно, а тем более в такие исторические периоды, как сейчас, на первый план выходят не столько вопросы собственно монетарного регулирования, столько то, зачем правительство и регуляторы выбирают слабый рубль. Если такой выбор происходит исключительно для наполнения бюджета, то это грозит существенными социальными последствиями без какой-либо структурно-экономической «компенсации». Это будет сугубо негативным вариантом развития ситуации, особенно учитывая раздражающий общество тренд на увеличение долговой нагрузки, которое постоянно обозначает правительство.
Речь не идет только о снижении пресловутой «ключевой ставки» Центрального банка. Как показывает российская экономическая действительность, понижение ставки, если оно не сопровождается комплексом организационно-политических мер, не приводит к оживлению кредитно-инвестиционной деятельности в реальном секторе экономики.
Вопрос еще в том, что в период подготовки к девальвации, особенно как сейчас, когда перспективы курса рубля не обсуждает только ленивый, и после принятия базового решения, которое, естественно, будет политическим, возникает значительное пространство для финансовых манипуляций, например, связанных с «оффшоризацией» полученный маржи. Надо быть крайне наивным, чтобы предполагать, что получаемая в результате девальвации «маржа» сама по себе без дополнительного стимулирования будет использована на инвестирование в реальный сектор экономики.
То есть главным является не вопрос о девальвации, как таковой, которая, вероятно, является неизбежной в сложившейся структуре экономики, а о том, ради чего осуществляется девальвация и что еще, кроме девальвации, собирается осуществить правительство. Девальвация рубля, особенно в сегодняшней макроэкономической ситуации, никак не может быть отнесена к тому, что именуется «невидимой рукой рынка». Напротив, этот шаг противоречит логике современного рынка. А значит традиционный либеральный аргумент — «нельзя мешать рынку» — вряд ли применим.
Поэтому вполне допустим и, вероятно, даже желателен вопрос о том, что еще собирается делать правительство и монетарные власти, кроме девальвации. Стоит поставить четыре ключевых вопроса относительно общего экономического контекста девальвации рубля:
- Рассматриваются ли в правительстве варианты введения хотя бы элементов валютного и/или валютно-экспортного контроля? Каким образом правительство собирается противостоять угрозе «вально-ресурсного пылесоса», которая неизбежно возникнет в связи с девальвацией и которой нельзя противостоять только «монетарным» регулированием? Будет ли правительство пытаться хотя бы минимально ограничивать спекулятивную активность внешних игроков?
- Каковы планы по использованию возникающей в связи с девальвацией «маржи»? Правительство вообще рассматривает ее как инвестиционный компонент или же она воспринимается исключительно как средство поддержания уровня текущих доходов экспортеров?
Некий «инвестиционный оброк» в виде «договорной» покупки заемных инвестиционных облигаций, о которых сейчас много говорят (в том числе и Минфин), был бы вполне допустим, однако все зависит от способности регуляторов удерживать инвесторов методами убеждения от чрезмерной спекулятивности. А главное, подобного рода трансформация «маржи» осуществима, только если есть понимание конкретных инвестиционных возможностей. Если же ОФЗ рассматривается лишь как средство сокращения бюджетного дефицита, то это, увы, тупиковый путь.
- Каким образом финансовые власти собираются бороться с пугающим по объему — судя по интервью руководителя Счетной палаты Татьяны Голиковой — нецелевым использованием бюджетных средств? Какие системные меры, помимо «посадок», разрабатываются или обдумываются для сокращения избыточной «коррупциемкости» ключевых отраслей российской экономики? Такие шаги могли бы снизить негативный социальный эффект девальвации.
- Планируется ли сохранить тренд на переход от «регионального» механизма управления экономическим ростом к «отраслевому»? Или же предстоит мягкая макроэкономическая капитуляция «Центра» и возврат к «ельцинской» регионализированной модели? Если же курс на отраслевую модель организации экономики будет сохранен, как будут встроены в эту модель интересы региональных элит, лояльность которых станет в ближайшее время критичной?
Ответы на поставленные вопросы и сформируют тот контекст, в котором следует обсуждать возможные «плюсы» и «минусы» девальвации. Даже с учетом того, что принципиальное решение уже принято. Поскольку есть возможность доработать детали, способные часть «минусов» обратить в «плюсы».
Автор: Дмитрий Евстафьев, политолог, кандидат политических наук, профессор НИУ ВШЭ