ENG
Потребность в формировании эффективного инвестиционного пространства в России становится очевидной для всех значимых политических и экономических игроков — кроме, кажется, российского правительства, продолжающего действовать в рамках стратегии «инвестиционного кладбища» при максимальной фискализации экономической политики. Как показала ситуация вокруг анонсирования увеличения пенсионного возраста в России, такой подход неизбежно несет значимые политические риски, которые уже не удается купировать пропагандой.
Формирование эффективного и социально комфортного инвестиционного пространства для развития реального сектора экономики в условиях «новой глобальной экономической нормальности» требует нового уровня социально-экономической стабильности. Поскольку фискальное давление на общество вряд ли будет облегчено, в том числе из-за самовнушенного убеждения властей в неготовности общества к широкой протестности, наиболее комфортной для обеих сторон политикой может стать политика нового вовлечения экономически активных слоев общества в экономику. В особенности это касается молодежи, чей вес в социально-активных слоях будет расти. Нереализованная в экономике социальная активность неизбежно станет основой для деструктивной политической активности. Такая трансформация потребует от властей переосмысления экономической стратегии.
Личные финансы граждан так или иначе будут вовлечены в экономический оборот. Вопрос только в том, насколько это вовлечение будет осуществляться фискально-конфискационными методами, а насколько — инвестиционными. И насколько процесс вовлечения будет иметь социально-дестабилизирующий эффект.
Переход значимой части экономически активного населения от парадигмы потребления к парадигме накоплений еще, безусловно, не является свершившимся фактом, но его перспектива становится вполне реальной. Однако инструменты инвестиционного накопления относительно сложны и недоступны большей части населения, в особенности проживающей за пределами нескольких «столичных» городов. Косвенно против инвестиционной парадигмы поведения играют и процессы в банковской системе России, создавшие устойчивое недоверие к финансовым институтам.
Ключевой задачей становится формирование системы доступных для частных лиц и многообразных по формату, но воспринимаемых как надежные, финансовых инструментов. Это требует нового понимания целевой структуры инвестиционного пространства и перехода от фискального подхода к инвестиционному в отношениях с обществом. Определенные шаги в этом направлении государством уже сделаны в виде выпуска облигаций федерального займа для физических лиц, но этого явно недостаточно. А главное, используемые государством форматы в основном не соответствуют требованиям «цифровой экономики» и не учитывают новый уровень инвестиционных и операционных рисков вокруг России и в глобальной экономике.
В отсутствие прорывных шагов со стороны властей пространство личных инвестиций может начать формироваться явочным порядком: через новые цифровые финансово-инвестиционные инструменты, создавая эффект «инвестиционного «пылесоса», вытягивающего ресурсы из реального сектора экономики.
Вероятно, с осознанием этого и связано резкое и не совсем содержательно логичное закрытие вопроса о возможности создания национальной криптовалюты в России в ходе «прямой линии» с президентом РФ Владимиром Путиным 7 июня 2018 года. Власти, очевидно, начинают воспринимать криптовалютное пространство как прямую и явную угрозу финансовой стабильности государства и общества. Но только рестриктивными инструментами проблему разрешить нельзя.
Втягивание финансов граждан в псевдоинвестиционные процессы, финансовые и кредитные спекуляции на этапе первичного выхода из кризиса, нарастание фискального давления со стороны властей и относительно слабый экономический рост могут иметь не только тяжелые социальные последствия. И сформировать искаженную макроэкономическую архитектуру всей экономики, изменить которую можно будет только с большими социальными издержками. Задача властей — предложить гражданам варианты использования их личных финансов, существенно менее деструктивные, нежели втягивание их в систему финансовых спекуляций, в том числе новыми электронными финансовыми суррогатами. Государство сейчас фактически входит в состояние конкуренции за инвестиционные ресурсы граждан не с частным капиталом, в целом не вызывающим доверия у населения, особенно после кризиса негосударственных пенсионных фондов 2017—2018 годов, а с новыми финансово-инвестиционными системами.
Аналогом является ситуация середины «нулевых» вокруг игорного бизнеса, по механизмам и последствиям схожая с инвестированием в криптовалюты и инвестиционные суррогаты со стороны неподготовленных в экономическом и социальном плане граждан, в дальнейшем склонных перекладывать свои проблемы на государство.
Инвестиционные ресурсы граждан функционально должны быть направлены не на затыкание бюджетных дыр, то есть бюджетное проедание и закрытие лакун неэффективности в государственном управлении, а на решение стратегических задач развития, прежде всего реального сектора экономики с демонстрацией обществу результатов. Инвестиционный успех в данном случае будет заключаться в понятной для простых людей визуализации результатов инвестиций.
На этом были построены во многом конфискационные, но возвратные инвестиционные программы сталинской индустриализации, применявшиеся для частных лиц («Заем индустриализации»). Адресность и простота, а также всеобщий характер в значительной мере смягчали эффект фактической конфискационности. Сегодняшние «абстрактные» инвестиционные продукты не дают понятного социально-информационного эффекта, хотя технологически обеспечить адресность инвестиций в настоящее время гораздо проще.
В качестве первых шагов в изменении ситуации вокруг сферы персональных финансов граждан можно было бы предложить обсуждение как минимум следующих шагов:
- Изменение системы налогообложения, приведение ее в соответствие с нынешней структурой общества и государства при одновременном завершении периода усиления налогового давления на общество и бизнес. Поставленные президентом приоритеты требуют именно инвестиционной политики — в особенности применительно к реальному сектору экономики. Сейчас проблема «сложности администрирования» налоговой системы, о чем много говорят представители монетарных властей, на практике не стоит. Стоит вопрос максимальной социальной векторности и поощрения инвестиционных, а не потребительских моделей поведения граждан. Что, конечно, на практике будет сопряжено с использованием сложных технологий социального конструирования.
Проблема сложности администрирования финансового сектора и личных финансов граждан в эпоху цифровой экономики не должна стоять в принципе. Сам факт появления таких аргументов со стороны монетарных властей говорит о низком уровне их профессионализма и нежелании поиска новых решений и технологий, вопреки указаниям президента России.
Стремление монетарных властей навязать и обществу, и политическому руководству предельно, а иногда и запредельно простые решения сложных проблем следует рассматривать как крайне опасное. Политическое руководство должно убедить правительство в невозможности дальнейшего действия в рамках «простых» решений, особенно там, где речь идет о личном экономическом и социальном пространстве граждан.
- Вопрос о прогрессивном налогообложении не может рассматриваться с использованием аргументов 1990-х годов, то есть из опасений об уходе налогов в тень. Политическое и социальное состояние общества сильно изменилось с начала «нулевых», когда этот вопрос действительно был актуальным.
Выход за рамки «плоской шкалы», конечно, несет существенные риски. Ключевым фактором обеспокоенности становится не только сам факт общего увеличения налогового бремени, особенно если оно социально обусловлено, но и рациональное использование налогов, относительно прозрачное для населения и до известной степени вовлекающее человека в процесс принятия решений. Например, гражданин имел бы возможность определять направление распределения «сверхнормативной» части налоговых поступлений.
Возможность поднять уровень налогообложения тождественна способности государства на федеральном и региональном уровнях продемонстрировать свою способность к большей открытости и эффективному расходованию налогов. Прогрессивное налогообложение должно преследовать цель смягчения резкого, в чем-то утрировано классового, характера современной финансовой и в целом монетарной политики государства, которая, вероятно, будет чем дальше, тем больше вызывать раздражение общественности.
В таком случае возможно разделение налоговой системы на фискальную и инвестиционную составляющую, где «прогрессивная» часть налогов становилась бы «инвестиционной» составляющей участия относительно имущих слоев в управлении экономикой.
- Реформа пенсионного обеспечения. Проблема в том, что реформа пенсионного обеспечения не может реализовываться только через повышение пенсионного возраста, как это мыслит правительство. Пенсионная реформа должна включать в себя комплекс мер, связанных и с повышением внутренней эффективности работы пенсионной системы, ее цифровизацией и резким сокращением уровня бюрократизации пенсионных институтов государства. Только в этом случае инвестиционная составляющая пенсионных накоплений граждан в принципе может стать значимой.
Частью реформы пенсионной системы должна неизбежно стать и возможность добровольного отказа гражданина от участия в ней с соответствующим сокращением его обязательств перед государством и обязательств его работодателей. Одновременно это должно снимать с государства заботу о гражданине в случае его нетрудоспособности за исключением случаев полной социальной недееспособности.
- Расширение числа государственных инвестиционных инструментов, не просто доступных гражданам, но доступных легко. Эти инструменты должны включать в себя пенсионное накопление и страхование. Эти инструменты должны быть рассчитаны на любого инвестора, включая микроинвесторов, но иметь одинаковые механизмы защищенности. Целесообразно развернуть систему «легких» инвестиций в государственные инвестиционные инструменты, например, через индивидуальные инвестиционные счета, с использованием которых человек сможет сам определять параметры инвестиционной деятельности.
Система индивидуальных инвестиционных счетов работает во многих странах мира, включая соседа России — Эстонию, причем в последнем случае дает не столько экономический, сколько социальный результат. В плане социальных гарантий возвратности можно было бы поначалу ограничить возможность частных лиц использовать данные счета покупкой государственных инвестиционных бумаг, естественно, при дальнейшем расширении выбора. Общая рисковость в любом случае будет не сильно выше, нежели инвестирование в частные пенсионные фонды, к чему длительное время призывали российские власти.
Подобная система была бы важным элементом апробации в общегосударственных масштабах одной из важнейших подсистем «цифровой экономики».
Мы должны говорить о необходимости формирования системы инвестиционной вовлеченности для большей части экономически активных граждан, в том числе находящихся в пространстве не полностью легализованных с формальной точки зрения «промыслов». Система инвестиционной вовлеченности в какой-то мере должна не только дополнять, но и заменять систему прямого и косвенного налогообложения в тех сегментах социального пространства, где фискальные методы заведомо не являются эффективными. Смысл государственной монетарной политики в целом должен заключаться в стимулировании инвестиций, а не в достижении формальных показателей собираемости налогов, расходуемых не всегда эффективно.
Система инвестиционной вовлеченности должна быть по функциям и характеру выстраиваемых социальных связей противоположна той политике фискализации социальной жизни, основанной на «бухгалтерском», вульгарно-механистическом подходе к социальным процессам и взаимодействию с обществом. Инвестиционная система организации личных финансов является антагонистической и по отношению к концепциям «кредитного благополучия», которые были характерны для начала XXI века в России. Это противоречие, в действительности, можно считать системообразующим, поскольку оно выстраивается вокруг двух принципиально различных парадигм развития ключевой сферы социальной жизни — сферы персонального целеполагания.
Противостояние на Западе между «креативным классом», ориентированным на постоянное и нарастающее потребление, и «трудоголиками-родителями», которые всю жизни копили на старость. В России это противостояние в силу понятных причин не носит столь всеобъемлющего характера, но уже заметно, хотя и «списывается» на социальные диспропорции.
Система инвестиционной вовлеченности на данном этапе не может быть одномоментно введена в отношении всех социальных категорий и всех возрастов. Попытки форсированного перевода обслуживания пенсионеров в ряде банков с государственным участием на новые принципы породили существенную социальную напряженность. Однако в оценке социодемографического аспекта развития инвестиционной составляющей личных финансов важно учитывать постоянную динамику.
В ближайшие годы на пенсию будут выходить люди, которым в 1990-м году было чуть больше 30 лет и значительная часть жизни которых прошла в рыночных условиях. Они обладают пониманием инвестиционных процессов, хотя имеют большие предубеждения против личного участия в них, памятуя судьбу «пирамидальных» инвестиционных проектов и дефолт 1998 г. Вряд ли стоит надеяться на энтузиазм представителей этих возрастных категорий.
Безусловно, инвестиционная система оборота должна быть рассчитана на более молодые возрасты, в большей степени освоившие цифровые финансовые коммуникации и не имеющие столь сильных укоренившихся негативных ощущений. Но это предполагает наличие существенного образовательного компонента в любых проектах такого рода.
Расширение инвестиционных возможностей частных лиц должно обеспечиваться высоким уровнем развития цифровизации инвестиционного сектора российской экономики. Цифровизация инвестиционного сегмента российской экономики — наиболее естественная и эффективная форма интеграции сервисности и производства базовой стоимости, базового инвестиционного капитала в экономике. Но цифровизация должна быть обращена к гражданам не только фискальной стороной, фактически лишающей гражданина личной экономической неприкосновенности, а инвестиционной, дающей возможность участвовать в значимых экономических процессах.
Реализация новой стратегии инвестиционного развития применительно к личным финансам граждан, если ее реализовывать в социально корректной и щадящей форме, практически во всем соответствует задаче цифровизации российской экономики и максимального совершенствования социальных сервисов для населения.
