ENG

Перейти в Дзен
Инвестклимат, Интервью

Игорь Макаров: Перехода к устойчивому развитию не наблюдается

Если раньше состояние мировой экономики волновало только экономистов и политиков, сегодня о кризисе, инфляции, криптовалюте, безработице спорят все. Пандемия COVID-19 показала, как хрупко равновесие в мире, как иллюзорно благополучие, как быстро можно потерять собственный бизнес и оказаться на бирже труда. О путях преодоления кризиса, перспективах криптовалют, зеленой трансформации экономики, наиболее перспективных направлениях для инвестиций «Инвест-Форсайт» побеседовал с Игорем Макаровым, руководителем департамента мировой экономики, заведующим Лабораторией экономики изменения климата НИУ ВШЭ.

Миссия России в зеленеющем мире

Игорь Алексеевич, сегодня и бизнес, и власть, и экологи говорят о необходимости озеленения экономики. «Зеленая трансформация» — наверное, самый заметный мировой тренд. Какие страны можно назвать лидерами «зеленого перехода»?

— Признанный лидер «зеленого перехода» — страны Европейского союза. Они первыми сделали «зеленый переход» частью долгосрочной стратегии развития. Причем не только экономического развития, но и идеологического. Сегодня тенденция к «озеленению» приобрела глобальный характер. Например, уже более 120 стран объявили о целях обеспечения нулевых нетто-выбросов парниковых газов к середине века. Уверенно взял курс на озеленение экономики Китай (хотя и с очень низкой базы), с приходом президента Джо Байдена активно включились в гонку климатических амбиций и зеленых технологий США. Но «законодателями мод» в этой области по-прежнему остаются страны Евросоюза. В частности, именно инициатива «Европейский зеленый курс» стала образцом для многих стран в деле озеленения экономики.

— В связи с «зеленой повесткой» в мировой экономике принято говорить исключительно о рисках для нашей страны, поскольку Россия экспортирует продукцию с высоким углеродным следом: черные и цветные металлы, нефть, уголь, химикаты, удобрения. Есть ли новые возможности, которые открывает перед Россией зеленая трансформация глобальной экономики? В чем они состоят?

— Риски действительно очевидны. Они связаны с потенциальным сокращением экспорта российских углеводородов. Россия может терять ежегодно примерно 0,2–0,3 процентного пункта экономического роста до 2030 года в случае, если другие страны будут выполнять условия Парижского соглашения и сокращать выбросы СО2 в соответствии со своими обещаниями. После 2030 года, если страны выйдут на траекторию «два градуса Цельсия», то есть будут пытаться удержать рост средней мировой температуры на уровне двух градусов по сравнению с доиндустриальным уровнем, это еще минус 0,5 процентного пункта от темпов экономического роста для России ежегодно.

При этом, конечно, нельзя рассматривать «зеленую повестку» исключительно как угрозу. Скорее можно говорить, что это угроза для действующей экономической модели развития России, которая базируются на производстве и экспорте углеводородов, но надо понимать: модель эта не работает в любом случае — уже в течение почти 10 лет она не обеспечивает необходимых и желательных темпов роста. Так что лучше рассматривать глобальный зеленый тренд как некий дополнительный толчок, чтобы Россия могла изменить модель своего экономического развития, снизить зависимость от углеводородов, диверсифицировать экономику.

России есть что предложить миру, который испытывает все большее давление со стороны экологических проблем. Растет спрос на так называемые металлы и минералы, необходимые для производства оборудования в области возобновляемой энергетики и электромобилей. Например, требуется большое количество таких металлов, как медь, никель, кобальт, редкоземельные металлы. Россия не испытывает в них недостатка, их можно добывать в нашей стране в большом количестве. Стоит, конечно, использовать и потенциал российских экосистем. Например, лесов как важного поглотителя углекислого газа.

Конкурентоспособной может стать продукция, которую предлагают наше сельское хозяйство, рыболовецкий промысел, деревообрабатывающая промышленность. Это природоемкие блага, спрос на которые будет расти по мере истощения природных ресурсов, особенно в странах Азии, где уровень потребления быстро растет, а обеспеченность природными ресурсами очень низкая.

Кстати, взгляд на природоемкие отрасли как на что-то примитивное давно устарел. Устойчивое управление природными ресурсами и производство природоемких товаров во многих странах сопряжено с использованием высоких технологий. Так происходит в Канаде, Новой Зеландии, Чили, Малайзии. Следуя их примеру, мы вполне можем получить диверсифицированную и развитую инновационную ресурсную экономику, связав наши природные блага с человеческим капиталом. Думаю, такая инновационная ресурсная экономика и должна быть специализацией России в зеленеющем мире.

Что общего у криптовалют и финансовых пирамид?

Не так давно Илон Маск отказался принимать в качестве оплаты биткоин за электрокары Tesla. Он написал в Twitter, что майнинг в сети Bitcoin вредит экологии и пагубно воздействует на окружающую среду. За последние месяцы курс криптовалют сильно просел. Каковы в целом перспективы криптовалют для мировой финансовой системы? Насколько они важны для развития мировой экономики? 

— Биткоин — относительно новое и быстро набравшее ход явление. Но я бы не переоценивал значение криптовалют для развития мировой экономики. Скорее, это новая форма инвестиций, которую можно сравнить, например, с инвестициями в золото. Золото сегодня не имеет почти никакого прикладного значения. Тем не менее оно выступает важным инвестиционным активом. Криптовалюта превращается во что-то подобное. Пока возможности ее применения, скажем, в монетарной системе государств в качестве замены обычной валюты нет. Это не значит, что технологии, лежащие в основе производства криптовалют, например блокчейн, не могут быть использованы в прикладном плане: наоборот, у специалистов есть четкое понимание, как их применять. Но сами криптовалюты — пока некий пузырь, который сейчас постепенно надувается. Мне они представляются новым типом финансовой пирамиды. Я не вкладываю в это понятие однозначного отрицательного оттенка, но не вижу для криптовалют устойчивых долгосрочных перспектив.

В будущем, если государства, которые сейчас являются эмитентами обычных денежных средств, найдут применение криптовалютам, ситуация, возможно, изменится.

— Насколько важно биткоину стать более зеленым? И возможно ли обеспечить майнинг за счет возобновляемых источников энергии? На днях компания Square, занимающаяся разработкой технологий для приема и обработки электронных платежей, объявила, что построит предприятие для майнинга биткоинов, работающего на солнечной энергии. Это пиар или что-то большее? 

— Для многих покупателей, особенно если речь идет о покупателях крупных, «озеленение» актива — важное, а порой и необходимое условие его приобретения. Биткоин тут не исключение. Чтобы рынок криптовалют расширялся, майнинг должен постепенно переводиться на низкоуглеродные источники энергии. Но сделать это довольно сложно, ведь биткоины не производятся на каком-то конкретном предприятии в конкретной местности. Их экологический след определяется экологическим следом энергетической системы, в рамках которой они существуют. По мере того как будет декарбонизовываться энергетическая система, станет постепенно зеленеть и биткоин.

Как выйти из кризиса? 

— Сегодня много говорят про кризис в экономике, связывая его с новой коронавирусной инфекцией. В каких странах он наиболее заметен и долго ли будет продолжаться?

— Надо разделять выход из пандемии, выход на докризисный уровень благосостояния и выход из системного экономического кризиса. Насколько быстро и успешно мир справится с новой коронавирусной инфекцией, во многом зависит от темпов вакцинации. Из крупнейших экономик, кроме Китая, который коронавирус, хотя он там и начался, в целом задел по касательной, наиболее близки к победе над эпидемией США, где полностью вакцинировано уже более половины взрослого населения. В Европейском Союзе в этом плане дела обстоят не так хорошо. В крупных развивающихся странах, таких как Индия и Бразилия, ситуация с заболеваемостью пока только ухудшается. В России масштабы вакцинации тоже пока довольно низкие: привито лишь чуть больше 10% населения.

Это лишь часть истории. Выход из экономического кризиса предполагает не только преодоление эпидемии, но и преодоление последствий многочисленных мер, которые применялись и применяются во всем мире для поддержки населения и бизнеса. Пакеты фискальных антикризисных мер достигали в некоторых странах 20% ВВП. В ряде стран, в том числе в США, были приняты беспрецедентные меры смягчения монетарной политики. Все они были вполне уместны и позволили избежать скатывания экономики в длительную рецессию. В результате в этом году мировая экономика, вероятно, продемонстрирует довольно высокие темпы экономического роста — около 6% в год. Но понятно, что уже в среднесрочной перспективе эти меры аукнутся: во многих странах критически вырос уровень государственного долга, где-то возникли риски инфляции, усугубились структурные проблемы, в частности связанные с социальным неравенством и поляризацией общества. Развивающиеся страны в этом плане, конечно, наиболее уязвимы, но и в развитых проблемы нарастают.

Так что если брать понимание кризиса узко, связывая его только с пандемией, то конец его уже виден: в некоторых странах большинство граждан постепенно возвращается к нормальному образу жизни и скоро вернется к «допандемийному» уровню благосостояния. Если говорить о кризисе как о более широком явлении, включающем структурные противоречия в экономике и обществе, перспективы не очень радужные. Перехода к устойчивому развитию мировой экономики пока не наблюдается, после начавшегося сейчас восстановления нас могут ждать новые, уже чисто экономические, катаклизмы.

— Доля России в мировой экономике — около двух процентов. И она продолжает падать. Что мы делаем не так? Как изменить эту тенденцию?

— Вопрос на миллион. Вряд ли кто-нибудь возьмется дать на него однозначный ответ. Но понятно, что та модель российской экономики, которая у нас сейчас существует, работает не очень хорошо. Как ее изменить? Тут существуют разные подходы.

С одной стороны, можно продолжать фискальную монетарную политику, которая нацелена в первую очередь на макроэкономическую стабилизацию, одновременно с этим проводить структурные реформы — с тем чтобы в условиях макростабильности частный сектор через механизмы «невидимой руки рынка» обеспечивал экономический рост. Правительство на словах пытается это делать, но придать импульс предпринимательству пока не получается: слишком высока доля государственного участия в экономике, неблагоприятны налоговый и административный режим, многие неэкономические факторы в нашей стране также тормозят развитие бизнеса.

С другой стороны, можно сохранять ведущую роль государства в экономике и вести активную промышленную политику, стимулируя развитие отдельных отраслей через господдержку. Такой вариант работает в некоторых развивающихся экономиках. Вопрос, будет ли он эффективен в России, остается открытым. Скорее всего, нет: у нас нет большого количества дешевой рабочей силы, которую, как в Китае, можно переселять из деревень в города и благодаря этому обеспечивать высокие темпы роста промышленности.

Проблема в том, что Россия не движется ни по одному пути, ни по-другому. Надо либо наконец проводить полноценные структурные реформы, связанные с защитой прав собственности, обеспечением независимости судов, борьбой с коррупцией, повышением качества государственного управления и снижением уровня государственного участия в экономике, и тогда строить либеральную экономику, высвобождая частную инициативу как главный двигатель экономического прогресса. Либо признать, что мы строим мобилизационную экономику, где государство является драйвером роста, но тогда необходимо использовать все механизмы государственной политики для обеспечения экономического роста, включая мягкую денежно-кредитную политику, расширение госрасходов, промышленную политику и др. На среднесрочном горизонте работать при определенных условиях могут и та, и другая модель, хотя вторая едва ли может быть успешной в долгосрочном плане. Но точно не может работать их гибрид.

Во что инвестировать? 

— «Покупайте землю, ее уже не производят», — писал Марк Твен. А во что вы бы посоветовали вкладывать деньги? Какие инвестиции являются сегодня самыми прибыльными и надежными? 

— Если говорить о глобальных тенденциях, в развитых экономиках самое перспективное направление инвестиций — инвестиции в человеческий капитал. Отдача больше, чем от инвестиций в физические активы. Но дивиденды такие инвестиции приносят в долгосрочной перспективе. И только при условии создания благоприятной среды для частной инициативы. Какие-то из идей, которые продуцируют люди, непременно выстрелят, хотя многие другие прогорят. Так работают технологический прогресс и экономический рост в развитом мире.

В России условия, при котором вложения в человеческий капитал давали бы существенную отдачу, не созданы. Поэтому более привлекательными являются пока инвестиции в физические активы, связанные с извлечением ренты: ресурсной, столичной (недвижимость в Москве), административной. Но вряд ли это будет продолжаться долго. Закономерности экономического развития одинаковы для всего мира.

Если от более общих рассуждений перейти на секторальный уровень, то наиболее быстрорастущими сегодня являются сегменты экономики, связанные с цифровизацией и зелеными технологиями. Вероятно, они будут определять развитие экономики в ближайшее десятилетие. Вот и ответ, куда инвестировать.

— На Петербургском международном экономическом форуме президент Всемирного банка Дэвид Малпасс говорил о необходимости совместных действий, чтобы сократить бедность и обеспечить всеобщее благополучие. Как считаете, всеобщее экономическое благополучие — достижимая цель? 

— И да, и нет. С одной стороны, невозможно обеспечение всеобщего равенства: нельзя создать ситуацию, когда всем людям на Земле будет одинаково хорошо.

С другой стороны, последние полвека принесли колоссальный прогресс в уровень благосостояния, в том числе в развивающемся мире, даже за пределами очевидных историй успеха вроде Китая. Если мы посмотрим на беднейшие страны мира, то увидим, что доля людей, живущих за чертой нищеты, сокращается. Все больше людей переходит из состояния крайней нищеты в состояние бедности. Бедность — тоже плохо, но все же лучше, чем нищета. В 1970 году от голода и недоедания страдало почти 35% населения планеты, а сегодня — менее 10%, хотя коронавирус приведет к некоторому росту этой величины.

Однако одновременно меняются стандарты восприятия социальных проблем в обществе — люди все менее готовы мириться с проявлениями несправедливости, даже если эти проявления менее очевидны и вопиющи, чем были 50 лет назад. Бедные страны будут становиться все менее бедными, но при этом проблема неравенства будет стоять все острее, так как связанные с ее преодолением ценности приобретают все больший вес в нашем обществе.

Беседовала Наталья Сысоева

Следите за нашими новостями в удобном формате
Перейти в Дзен

Предыдущая статьяСледующая статья