ENG

Перейти в Дзен
Мнение, Это интересно

Как нас лечили от «коронавируса»

Кристина Акименко

Кристина Акименко

Генеральный директор IT-компании «Евротехнолоджи»

Я с двумя детьми попала в больницу. Главная цель этого мероприятия — служить общей статистике. Информация о том, что в больницах не хватит мест, если все одновременно заболеют, не так уж сильно соответствует реальности. В данный момент мест полно: во всяком случае, нам до последнего предлагали отдельные палаты. Якобы у одного ребенка обнаружили вирус, а с другим мы просто оказались рядом.

В таком аду, из которого хочется вырваться каждую секунду, я ещё никогда не была. Это что-то невообразимое и невероятное. В страшном сне невозможно представить, что больницах и в умах людей, имеющих отношение к государственной медицине, все настолько плохо.

Раньше я никогда не сталкивалась с госмедициной. После рождения детей были попытки наладить связь с поликлиникой и пользоваться тем, что полагается по праву, но при первых же действиях стало ясно, что суета и некомпетентность будут отнимать время и нервы. Система все равно догнала меня и показала себя во всей красе.

Если вы вернулись из Европы за последние три недели, а у вас или детей появились любые симптомы любых болезней — вы попадете в больницу почти наверняка.

А это не просто больница, а ИКБ №2, в которой боксы изолированы таким образом, что нет общения с внешним миром вообще. Если вы там находитесь, по представлению врачей и всего персонала больницы, вы уже больны. Отношение такое, будто вас провожают в последний путь.

А теперь по порядку о том, как мы туда попали. Приехав из Франции восьмого марта, мы сразу же позвонили на горячую линию Департамента здравоохранения Москвы, согласно указу мэра. Этого было достаточно, чтобы запустить цепочку страданий и боли.

Девятого числа к нам приехал участковый врач осмотреть дочку, у которой была температура 37,5–38. Во-первых, участковый врач практически не говорит по-русски. Ее сложно понять в принципе. Поставив ребенку диагноз «менингит», она назначила лечение.

Десятого марта к нам приехала бригада скорой помощи, чтобы взять мазки на коронавирус. Мы попросили взять анализ у всех, но они ответили, что Франция «не входит в число стран для взятия мазка» — только Китай, Иран и Италия. С этим мы смирились, но у дочки мазок все же взяли, так как были симптомы.

12-го числа к нам опять пришел участковый врач и выявил новые болезни — теперь уже ангину и гайморит. Такой букет начал настораживать, особенно когда речь зашла о госпитализации. Я привыкла, что наш лечащий врач никогда не называет диагноз сразу; всегда идёт наблюдение и бережное лечение.

Дети болеют всегда. Я не знаю детей, которые не болеют… Когда участковый врач уже в который раз настаивала на госпитализации, я спросила, чем же нам это поможет.

— Возьмут у вас анализы и выявят настоящую причину болезни.

Пока я звонила в Invitro, чтобы заказать анализы на дом, участковый врач без моего согласия вызвала машину скорой. Invitro на дом выезжает только на следующий день, но анализы можно было сдать в этот же день до 17:30 в паре минут ходьбы от нашего дома. Мы быстро собрались, но скорая приехала в 17:10. Отказавшись уехать со скорой, мы пошли сдавать анализы в Invitro.

Все мои решения были обсуждены и согласованы с нашим лечащим врачом, который знает всю семью и которому я доверяю уже более 9 лет. Сдав анализы в Invitro, мы вернулись домой и успокоились, что сделали все правильно.

13-го числа мне позвонили из скорой помощи и сказали, что у ребёнка обнаружили коронавирус — нужна госпитализация. Я попросила прислать мне письмо, где об этом сообщается, иначе не поеду с ними. В письме было буквально следующее: диагноз — ОРВИ с подозрением на коронавирус. Результаты анализа не окончательные, материалы направлены в «Вектор» (Новосибирск) для подтверждения диагноза.

И тут ко мне приходит озарение, что частная медицина бессильна и мне как ответственной матери нужно сдаться в руки людей, которые знают, что делают.

Я поехала с двумя детьми в больницу.

Что работает совершенно четко во всей этой истории — так работа со СМИ. В больнице первым делом меня допрашивали — три часа до часу ночи выясняли любую информацию, включая ФИО таксистов, которые нас возили из аэропорта, администраторов Invitro и продавцов магазина, где мы покупали еду на дом. Все общение в больнице происходило по телефону: с врачами, следователем, персоналом.

Что же было в больнице? Полностью изолированный от внешнего мира бокс с матовыми стеклами на окнах, открывающимися только на пару сантиметров. Внешняя дверь закрывается на замок снаружи. Открывается только, когда врачи и уборщицы заходят в бокс. Медсестры заходят только, когда нужно брать анализ, то есть четыре раза за 12 дней. Воздуху неоткуда больше поступать в бокс.

Главная проблема — в таком боксе можно гарантированно заболеть на четвертый-пятый день пребывания. С отсутствием воздуха забиваются дыхательные пути. От чего нас пытаются спасти сейчас?

Связь с внешним миром, включая врачей, — только через мобильный телефон. Есть в боксе, конечно, кнопка вызова, но отвечают на неё, только перезвонив на мобильный телефон пациента. На третий день у меня села батарейка и целых полтора дня я провела в попытках связаться с родственниками, чтобы передали мне зарядку. А врачи возмущались, что не смогли дозвониться до меня.

Возникает вопрос: настолько ли нужно находиться в этом помещении в принципе? В больнице не то что 90-е годы. Тогда в воздухе хотя бы витала идея перемен. Я будто попала в глубокие 80-е — безнадежно застрявшие в стагнации.

Еда в больнице — это кульминация картины духа 80-х гг. прошлого века. Ее передают через некий лабиринт, с двумя окнами с двух сторон. В начале я сразу открывала свое окно, но когда поняла, что персонал шарахается, дожидалась, пока они уйдут.

Младенцу давали детское питание в банках, но такое холодное, что первые три дня, пока родственники не привезли электрический чайник, есть это было невозможно. Один раз вообще принесли сырое яйцо, как позже оказалось, в соседний бокс тоже.

Кроме того, нужны были тёплые одеяла, мыло, полотенца и приборы. Выдали только большие ложки. И это не какая-нибудь провинциальная больница, а одна из первых, куда привозят с «подтвержденным диагнозом».

Теперь о главном — о лечении. Его назначили наобум, поскольку точного диагноза все еще не было. Ребенку прописали антибиотики, а мне капли в нос (хотя сами признали, что многие проблемы появились из-за сухого воздуха). Стоит ли говорить, что головные боли мучили меня несколько дней?

Третий отрицательный тест мы получили на десятый день. Но ответа из Новосибирска так и не было. Я писала в Роспотребнадзор, в Центр гигиены и эпидемиологии, в новосибирский «Вектор». Никто не ответил, насколько законно было нас держать в четырех стенах. Итог нашего почти двухнедельного нахождения в больнице таков:

  • Эта «изоляция» обошлось государству в кругленькую сумму, которая в виде несъеденной еды, лекарств и так далее направлялась прямиком в мусорную корзину.
  • Моей семье это тоже обошлось в кругленькую сумму, так как им пришлось обеспечивать нас едой, теплыми вещами, постельным бельем. Они приезжали в больницу каждый день.
  • Наше лечение стоило денег государству, а нам — нашего здоровья, потому что лечили непонятно от чего.
  • Мы внесли вклад в систему тестирования коронавируса, и это единственное обстоятельство, оправдывающее наше нахождение в больнице.

Надеюсь, наши страдания позволят принять решение о дистанционном лечении: та же телемедицина сейчас официально разрешена, и те, у кого есть возможность и желание, могут следить за своим состоянием самостоятельно.

Следите за нашими новостями в удобном формате
Перейти в Дзен

Предыдущая статьяСледующая статья