ENG

Перейти в Дзен
В мире, Стартапы

Охотничий бизнес в Южной Африке: личный опыт

В 90-е годы Георгий Рагозин сменил профессию хирурга на предпринимателя. Пятнадцать лет назад он открыл в Южной Африке компанию по организации охотничьих сафари, а позже получил лицензию профессионального охотника высшего уровня. Сегодня Ragozin Safaris приносит своему владельцу среднегодовой оборот в размере $1,5 млн. Часть прибыли Рагозин вкладывает в развитие частного контактного зоопарка Warmbad Zoo. «Инвест-Форсайт» поговорил с предпринимателем об особенностях охотничьего бизнеса и жизни в ЮАР.  

Новый поворот

Я сижу и слушаю, как одна из трех моих дочерей говорит по телефону. Ее английский безупречен. Местами лучше, чем у носителя языка. Неудивительно: она переехала в Южную Африку, когда ей было восемь лет, и легко «взяла» язык. Более мощный лингвистический фон всегда побеждает. Я тоже хорошо знаю английский — за 15 лет неплохо его освоил. Некоторых русскоязычных клиентов, возможно, удивляет, когда на охоте я перехожу с родного языка на английский. Приходится объяснять — сорри, это привычка.

Вообще-то я никогда не стремился уехать из Москвы. Я здесь родился и вырос. После окончания школы продолжил семейную врачебную традицию — поступил на хирургию в Первый МГМУ им. Сеченова. Во время учебы обзавелся семьей. В 90-е, на последнем курсе, проходил субординатору в 67 городской больнице. Очень хотел работать врачом, но быстро разочаровался — зарплата в $300 стала настоящим унижением человеческого достоинства. На эту сумму, ниже прожиточного минимума, было невозможно прокормить семью. 90-е вынудили меня распрощаться с практикой врача и научили добывать хлеб предпринимательством. У меня были разные виды бизнеса: сначала я открыл продуктовый магазин. Занимался им без особого удовольствия. Позже решил зарабатывать на том, что нравится, создал клуб подводной охоты и запустил производство подводного снаряжения.

Я спокойно пережил кризисы 1996 и 1998 гг., даже больше — в нулевые начал организовывать сафари по России и за границу, чаще всего — в Южную Африку. Когда поток перерос разумные пределы, по туристической визе оформил в ЮАР компанию Ragozin Safaris. Просто открыл банковский счет и обратился к буккипперам. Это специальная фирма, которая ведет бумажные дела и бухгалтерию бизнеса. Регистрация моей фирмы в форме Close Corporation (аналог российского ЗАО) заняла несколько дней и стоила три копейки.

Через три месяца после официального открытия охотничий бизнес принес мне оборот в размере $300 тыс. Этого оказалось достаточно, чтобы задуматься о переезде. В 2013 году мы с женой решили съездить в Южную Африку «на разведку» — отдохнуть и заодно присмотреться к стране. С собой взяли детей и два чемодана. В Москве осталась недвижимость. Через несколько дней после прилета моя жена, которой так понравился местный климат и качество продуктов, предложила обосноваться в провинции Лимпопо, не возвращаясь домой.

Такая разная Африка 

Южная Африка очень разнообразна по климату и ландшафту. Почти все ее штаты кардинально отличаются друг от друга — в одних есть горы со снегом, в других — джунгли, в третьих — степи, как в Волгограде. Можно выбрать место для жизни на любой вкус. Я, например, люблю отдыхать на побережье, но жить там постоянно — ни за что. Мне не нравится, когда погода меняется три раза в день, скрученные от влажности в трубочку паспорта и покрывающийся ржавчиной металл. Поэтому я живу в Бела-Бела (бывший Вармбад — англ. Warmbaths) и доволен своим выбором.

Первые полгода мы снимали жилье, потом переехали в свой дом. Я не стал ждать, когда закончится туристическая виза, и подал документы на бизнес-визу. В 2013 году в местном муниципалитете царило крайнее разгильдяйство. Процесс оформления затянулся на месяцы — мои документы теряли два или три раза. Приходилось ругаться — тогда бумаги волшебным образом находились. В итоге мне выдали визу на пять лет. Но я не остановился на достигнутом и через три месяца подал документы на получение вида на жительство. Он был готов через 1,5-2 года. Раньше в ЮАР такие сроки оформления считались нормой.

Чтобы развить свое дело, нужно играть по местным правилам. У меня есть лицензия профессионального охотника (Dangerous Game) и лицензия охотничьего аутфиттера (Hunting Outfitter license). Я вхожу в Ассоциацию профессиональных охотников ЮАР (PHASA), Международный сафари-клуб (SCI) и Международную ассоциацию профессиональных охотников (IPHA). Сначала мне приходилось охотиться и организовывать сафари на концессиях. Это частные территории, на которые за определенную плату можно получить охотничьи права. В 2013 году я купил свой первый земельный участок в Калахари, в районе Tosca. Через некоторое время продал его по выгодной цене и приобрел землю в другой провинции. Я до сих продаю и покупаю участки, ищу лучшие варианты. Сейчас мои охотничьи угодья располагаются на 8-15 тыс. га. Одно из них находится в провинции Лимпопо — можно сказать, рядом с домом. Там же я с нуля построил гостиничный комплекс для размещения гостей. Он небольшой (принимаем до 20 человек), но очень комфортный.

С развитием бизнеса я делегировал часть обязанностей сотрудникам. У меня, например, есть менеджер по территории, который отвечает за чистоту и охрану угодий. Рабочий персонал я нанимаю из Зимбабве. Местных не беру принципиально — уже обжегся. У них самая банальная причина, чтобы не работать: «Босс, мама умерла». «Мама» обычно умирает по 40 раз в год. На охоте я привык вести клиента один на один (максимум могу взять двух). Если вдруг приезжает группа или много желающих, за сдельную оплату нанимаю проверенных профессиональных охотников.

Своя среда

Спрос на сафари высокий — многие охоты с Ragozin Safaris забронированы до 2020 года. Основной процент клиентов — русские. Остальные — американцы, немцы, испанцы, словаки и словенцы. Иностранные клиенты приходят через интернет или по рекомендации. В российских охотничьих кругах меня давно знают. Я много лет участвовал в выставках в «Крокус Экспо». До сих пор летаю на охотничьи выставки в Москву и США. Рекламой в специализированных журналах как способом привлечения клиентов не пользуюсь уже лет десять. В этом виде бизнеса лучше всего работает сарафанное радио.

Я охочусь не только в ЮАР. Часто провожу сафари в Зимбабве, Мозамбике, Буркина Фасо и Намибии. Думал о Новой Зеландии, но там сложно вести охотничий бизнес: дорого и долго добираться. Процент возврата клиентов нулевой — человек, как правило, заказывает одно сафари, берет пять трофеев, улетает и больше не возвращается. В Африку охотники приезжают постоянно — больше нигде нет такого видового разнообразия, как здесь. Некоторые клиенты заказывают у меня сафари по 9 раз, другие — по 12.

Но год от года сильно отличается. Если пару лет назад самыми ходовым «пакетом» была охота на антилоп (цена за 7-10 дней начинается от $5000), с началом кризиса в России спрос на них резко упал. Охоту уровня Plains Game практически перестали заказывать —  началась эпоха Dangerous Game. Это очень дорогие пакеты — от $50 тыс. до $700 тыс. за одно сафари. Сейчас я в основном организую охоту на опасных животных. Plains Game тоже делаю, но в меньшей степени. В год бизнес приносит оборот в $1,5 млн. Часть денег инвестирую в развитие компании. Львиную долю дохода съедает обслуживание охотничьих территорий и мой контактный зоопарк Warmbad Zoo.

Охота как сохранение

История с зоопарком началась в 2016 году. Я запустил проект ради трех дочерей, которые очень любят природу и животных. Но зоопарк быстро вырос из масштабов небольшого питомника. Официально Warmbad Zoo открылся в 2017-ом. Сегодня у него примерно такая же площадь, как у московского зоопарка. Правда, чуть меньше животных — около 120. Со временем я поделил управленческие обязанности со старшей дочерью. У нее хорошо получается менеджерить — по образованию она лицензированный гид.

Я до сих пор вкладываю в Warmbad Zoo приличные деньги. Строительство вольеров, вакцинация и корм для животных — дорогое удовольствие. Но я знал, на что шел, и не особо рассчитывал на прибыль. Удержаться бы на точке безубыточности. За время существования зоопарка ни одна «зеленая» организация не предложила помощи. Я с предубеждением отношусь к движениям с приставкой «эко». Они скорее работают на публику, а не на благо животных. Это, возможно, прозвучит странно, но о природе чаще всего заботятся охотники.

Hunting is conservation — охота сохраняет видовое разнообразие животного мира. Когда в 1907 году в Северной Америке осталось 41 тыс. лосей, за дело взялись охотники. Они вложили личные деньги и время, чтобы сохранить среду обитания. Сегодня популяция лосей достигает 1 млн. Другой пример: когда в ЮАР официально разрешили трофейную охоту, численность животных выросла более чем в 8 раз. Забота о животных — приоритет для любого охотопользователя. Взаимосвязь проста: чем больше зверя, тем прибыльнее бизнес.

Поэтому мы не скупимся на пожертвования на программы по сохранению природы. В США, например, через группу RMEF, по данным Hunting in America: An Economic Force for Conservation, охотники жертвуют $440 млн в год. Если взять статистику по всему миру, эта сумма составляет свыше $1,6 млрд. Больше нас не жертвует никто! Более того, мы стараемся защищать фауну от дикой массовой охоты. «Зеленые» все время говорят: «Оставьте животных в природе, они будут жить». Ничего подобного — животных уничтожат местные жители, которым нужно что-то есть. Петли, хлопушки, копья, стрелы — у них в ход идет все, и никто не думает о завтрашнем дне.

Сам себе хозяин

После переезда в Южную Африку мы с тревогой думали о двух вещах. Первая проблема оказалась пустяковой — как водить машину с правым рулем. Мы привыкли к правостороннему движению на третий день. Вторая задача была куда серьезнее — определить дочерей в хорошую школу. Их не взяли в государственное учреждение, попросили подтянуть английский в частной школе и вернуться. Через две недели погружения в местную среду девочки заговорили по-английски, а через пару месяцев уже думали на нем. Их без проблем взяли в государственную школу, причем в день подачи заявления. Помню: я заполняю анкету, оборачиваюсь, а дочерей нет. «Они уже в классе», — успокоили меня.

При слове «Африка» первым делом спрашивают про безопасность. Криминальная обстановка в ЮАР такая же, как в США или Европе. Если вы ночью пройдете в Гарлеме мимо пьяных цветных, скорее всего, у вас попытаются отобрать кошелек. В ЮАР преступность зашкаливает в городах с низким уровнем жизни и поголовной безработицей — Йоханнесбурге, Дурбане, Кейптауне. Бела-Бела стоит особняком — здесь можно отпускать детей в школу без сопровождения взрослых.

Иногда меня тянет назад в Москву. Но умом понимаю: в России сложно строить бизнес. Я поддерживаю связь с друзьями-предпринимателями и не понаслышке знаю, как власти обходятся с крупным бизнесом. Это не сказки: можно легко лишиться компании в один день. Ее заберут и отдадут сыну какого-нибудь чиновника, просто потому что у него нет такого бизнеса, а ему хочется. Развитие предпринимательского дела в России связано с большими нервными затратами. Я привык к спокойной жизни.

В ЮАР не надо думать о налогах — я даже не в курсе, какие сейчас суммы ставок. Моя задача — зарабатывать деньги. Все вопросы, связанные с налогообложением, и другие юридические проблемы пусть решают мой адвокат и буккипперы. Раз в год мне присылают счета, включая счета для уплаты налогов (в ЮАР налог на прибыль составляет 30%, а НДС — 14% — ред.). Я их оплачиваю, и настроение поднимается. Сегодня ЮАР с населением в 60 млн — идеальное место для запуска любого вида бизнеса. Можно открыть что угодно — начиная от «Крошки-картошки» и заканчивая нефтяной компанией. Местные чиновники не вмешиваются в бизнес. Рабочая сила дешевле, чем в России. Законы лояльны к бизнесу. В таких условиях предприниматели, особенно прошедшие школу строительства бизнеса в России, чувствуют себя как рыба в воде.

Записала Ольга Гриневич

Следите за нашими новостями в удобном формате
Перейти в Дзен

Предыдущая статьяСледующая статья