ENG
Обеспечение устойчивого экономического роста российской экономики возможно только при условии сочетания краткосрочных факторов экономического стимулирования со средне- и долгосрочными, формирующимися за счет создания постоянного, возобновляемого инвестиционного пространства, охватывающего инвестиционные возможности частных лиц. Одним из важнейших источников «длинных денег» в классических рыночных инвестиционных системах является пенсионная система. Хотя она, конечно, формируется по принципу инвестиционной пирамиды, тем не менее при условии соблюдения пропорциональности роста пенсий экономической ситуации дает возможность средне- и долгосрочного управления инвестициями. В России пенсионная система рассматривается, да и является, по сути, источником потенциальной социальной напряженности и реальных финансовых проблем. Дефицит бюджета Пенсионного фонда России (ПФР) становится хроническим фактором, ограничивающим возможности финансового маневра правительства.
За годы экономических реформ российским финансовым властям так и не удалось сформировать дееспособную модель обеспечения устойчивости пенсионной системы. За последние 18 лет Россия пережила три волны реформирования пенсионной системы, причем в ходе этих волн фактически обнулялись предыдущие «достижения» пенсионеров, то есть их накопленный пенсионный потенциал.
Особенно это «обнуление» было заметно в ходе последней волны переформатирования при переходе от «личных счетов», куда зачислялись «живые» реальные деньги от пенсионных взносов, к полуабстрактной, деиндивидуализированной «балльной» системе, вводившей принцип административного регулирования уровня пенсий, возвращая нас к «советской» системе начисления пенсий по стажу и статусу.
Вопрос не в том, что положение будущих пенсионеров улучшалось или ухудшалось. Проявляется разнонаправленная динамика для различных их групп. Вопрос в том, что к пенсионной системе во властных кругах относятся как к вопросу затрат, оптимизируя их, никоим образом не затрагивая вопрос о возможности использования пенсионной системы в качестве инвестиционного инструмента.
Очень показательно и то, что в ходе последней волны реструктуризации была полностью выхолощена идея соинвестирования государства и частного лица в пенсионную систему. А ведь эта идея, казалось бы, должна стать ключом к формированию на базе пенсионных денег важнейшего инвестиционного инструмента. Хотя в свое время на пропаганду этого аспекта современной системы пенсионного обеспечения были потрачены значительные усилия и проведена звучная медийная кампания.
Вопрос пенсий в России не приобрел той сакральности, какую имеет в странах условного «западного» мира, где пенсии служат второй — наряду с социальными пособиями — опорой стабильности общества и государств. Это связано прежде всего с социальным и отчасти политическим отношением к пенсионной системе и пенсионерам как затратному, социально неудобному для правительства и трудноадминистрируемому сегменту экономики. Это отчасти создано изначально негативным отношением первых либеральных реформаторов к пенсионерам как таковым. Эту социальную группу оценивали как один из главных тормозов либеральных реформ.
Существенную роль в формировании отношения к пенсионерам и их социальной и инвестиционной роли сыграла активно циркулировавшая в начале 1990-х даже в экспертных и политических кругах «теория катастрофизма». Вымирание пенсионеров относительно быстрыми темпами в ней рассматривалось скорее как позитивное явление, поскольку это сокращало бы сопротивление реформам. И это была устойчивая идеологическая установка, характерная практически для всех сегментов российских либералов.
Это вульгарно-негативное отношение к пенсионной системе, обнажая полное непонимание первым поколением либеральных реформаторов инвестиционной сущности современного капитализма и значимости социальных инвестиционных технологий, привело к существенным перекосам в финансово-инвестиционном секторе, из которого оказался изъят важнейший — с точки зрения формирования долгосрочного вектора инвестиционной политики — компонент. Проблема, однако, в том, что нынешние монетарные власти до сих пор не пытаются в полной мере осознать инвестиционное значение пенсионной системы.
Фактически единственной содержательной идеей, демонстрируемой российскими экономическими властями обществу, остается идея «линейного» повышения пенсионного возраста, закономерно вызывающая большую общественную напряженность, поскольку общество вполне осознает тактический характер данной меры, если она не будет сопровождаться иными действиями, устраняющими ошибки и диспропорции прошлого. Общество рассматривает повышение пенсионного возраста как попытку правительства решить собственные проблемы, связанные с низкой эффективностью деятельности, за счет общества. А не как часть широкой программы частно-государственного партнерства, что и должно быть при правильном подходе.
Это отношение является не просто политически ущербным и социально опасным, но демонстрирует одну из важнейших черт либеральной модели развития, предлагаемой России. Эту модель можно назвать «сиюминутным капитализмом», где рост основан на краткосрочных механизмах: внешнеэкономической конъюнктуре и почти пирамидальном развитии внутреннего индивидуального потребления, в значительной мере кредитного. Россия как инвестиционная система включалась бы в систему мировой экономики в качестве элемента третьего, максимум второго порядка, имеющего колоссальные уязвимости внутренней экономики, в которой отсутствовал даже минимальный «запас прочности» по ключевым экономическим показателям, прежде всего связанным с финансовой сферой.
Такая экономическая модель была основана на безусловном убеждении, что у России в принципе не может быть значимых внутренних источников экономического роста, а источники роста, имеющие внутрироссийское происхождение, призваны лишь дополнять ресурсы роста, связанные с включенностью отдельных отраслей российской экономики в глобальные технологические цепочки. Естественно, такой подход предопределял, с одной стороны, возникновение колоссальных социальных диспропорций, связанных с «асимметричностью включенности» различных сегментов экономики в мировое хозяйство, когда преимущество получают слои и группы общества, обслуживающие экспортные отрасли. С другой стороны, господствовала модель вывода большей части инвестиционных ресурсов, генерируемых внутри российской экономики, в контролируемую США глобальную финансовую систему в качестве «дани» за включенность в глобализацию потребления. Эта «дань» выплачивалась и на персональном, и на корпоративном, и на государственном уровне. Естественно, при таком подходе пенсионная система воспринимается в качестве дополнительного и функционально излишнего обременения государства.
Либеральная часть правительственного блока экономического управления, да и российской элиты в целом, автоматически переносит на нынешних пенсионеров подходы и оценки, применявшиеся к пенсионерам в начале 1990-х. В 2020 году на пенсию начнут выходить мужчины, которым в 2000 году было всего 40 лет. Они уже были полностью вовлечены в систему рыночной экономики и свойственных ей экономических и социальных институтов. Эти люди во многом свободны от советского наследия, даже если трактовать его сугубо негативно, и уж точно не могут рассматриваться как некий политический тормоз реформ, поскольку значительная их часть симпатизирует либеральным партиям и движениям.
В складывающихся глобальных политических, экономических и военно-политических условиях неизбежно встает вопрос о необходимости формирования внутрироссийских инструментов поддержания социальной устойчивости и минимально допустимых уровней экономического роста, которые можно было бы определить уровнем в 2,2-2,4% в год. Это, конечно, существенно ниже, чем заявляемые правительством уровни роста в 3,5%, что, правда, пока выглядят фантастическим, но этот рост, обеспечиваемый в основном за счет внутренних источников роста, должен быть устойчивым и не зависящим от внешнеэкономической конъюнктуры.
С этой точки зрения вопрос о пенсионной системе становится далеко не последним. Ибо пенсионные деньги в различных формах являются основой «длинных» инвестиционных ресурсов, обеспечивающих минимальные темпы экономического роста, параллельно создавая новые рамки для социальной стабильности.
Проблема заключается в явном кризисе негосударственной финансовой системы и ее ползучей национализации и концентрации. Пенсионные фонды становятся каптивными инвестиционными структурами крупных ФПГ, фактически утрачивая способность вести прямую инвестиционную деятельность.
Следует отметить, что обозначенные уже сейчас правительством потенциальные новации в области экономической политики — возможность изменения пенсионного возраста, реформа системы налогообложения и изменение принципов выплаты пенсий работающим пенсионерам — напрямую затрагивают интересы значительной массы российских граждан, остающихся социально активными.
В поведении российских властей наблюдается странная непоследовательность: с одной стороны, они постоянно говорят о том, что число пенсионеров растет, и это является значительным вызовом для экономики и общества. С другой, ничего не предпринимается для того, чтобы создать условия продолжения пенсионерами социально-полезной деятельности. И это на фоне того, что в ходе последних социально-мотивированных протестов в регионах именно пенсионеры, а не «молодежь Навального», проявили наибольший уровень организованности и способности к артикулированию своих социальных интересов.
Подобное свидетельствует о полном отсутствии у властей даже не социальной стратегии, а комплексного понимания принципиальных задач социальной сферы. А главное, сохраняется келейная, непрозрачная система выработки и принятия решений по изменениям в пенсионной системе, которые являются для общества как минимум раздражающими. Власть пока еще не понимает, что современное поколение пенсионеров и предпенсионеров с точки зрения способности к социальной и информационной активности обладают способностью создать существенные информационные и социальные риски. Но они также обладают зачатками финансовой грамотности, включая инвестиционное сознание.
Фактически пенсионная система инвестиционного формата является одним из наиболее эффективных средств для предотвращения «проедания» населением инвестиционных ресурсов за счет социально неоправданного потребления.
Обеспечение экономического роста за счет потребления является одним из важных инструментов демонстрации экономического роста, создания формальных показателей. На деле, во-первых, в условиях России потребление, в особенности личное, будет осуществляться за счет прежде всего импорта, в том числе дорогостоящих предметов длительного пользования, что выведет потраченные средства из страны. Во-вторых, это даст возможность добиться положительных макроэкономических результатов в краткосрочной перспективе, ценой утраты значительной части долгосрочного инвестиционного потенциала. В-третьих, «гонка потребления» осуществляется, как правило, со значительным использованием кредитных средств, что в итоге создает дополнительные риски для финансовой системы России.
Ключевым вопросом становится «подведение черты» и одномоментного закрытия дефицита Пенсионного фонда РФ. Его масштабы формально относительно невелики и, по официальным данным, составляли на 2018 год менее 200 млрд рублей, но, по ряду экспертных оценок, включающих, вероятно, в объем дефицита трансферы из федерального бюджета, он превышает 1 трлн рублей. В любом случае понятно: сама по себе пенсионная система России не может нести возложенную на нее нагрузку. Требуется создать механизм одномоментной санации дефицита, а не пролонгации проблемы, как это делается уже много лет.
Вопрос надуман, поскольку решение по закрытию дефицита ПФР может быть частью инвестиционного решения, связанного с выполнением майских указов 2018 года президента РФ Владимира Путина по социально-экономическому развитию страны. Если пойти этим путем, эмиссия средств могла бы быть осуществлена, минимум частично, через долгосрочные инвестиционные облигации, передаваемые в управление Пенсионному фонду.
Но само по себе решение по дополнительной, пусть даже инвестиционной, эмиссии в пользу ПФР не даст желаемого результата, если не будет сопровождаться целым рядом специфических мер, в том числе информационных, меняющих не только структуру пенсионного обеспечения, но и в целом создающих новую ситуацию в сфере персональных финансов. В частности, речь должна идти о комплексном решении проблем, связанных с личными финансами граждан и новым уровнем финансовой ответственности, для чего неизбежны шаги в области реформы системы налогообложения.
Отметим, хотя она и лежит вне инвестиционной сферы, необходимость создания соответствующей новым реалиям системы социальной вовлеченности для пенсионеров, которая была бы не только способом управления их социальной активностью, но и инструментом их доступа к стимулирующим социальным бонусам, которые дополнительно улучшают материальное положение.
Нельзя уйти и от вопроса о качестве работы Пенсионного фонда России. В данном случае необходимо понимать: даже такой вопрос, как численность работников ПФР, является важным раздражающим фактором. В том числе потому что демонстрирует противоречие с концепцией создания «цифровой экономики». Частью ее должна стать максимальная автоматизация и цифровизация социальных сервисов, включая пенсионную систему.
Можно констатировать, что политический ресурс для принятия жестких решений имеется, вопрос в том, решится ли власть его использовать. Но это скажет многое о том, насколько нынешняя власть действительно, а не на словах, рассматривает долгосрочные планы развития страны.
Условием принятия жестких решений является установление стабильных принципов пенсионной системы как минимум на полтора «трудовых» поколения — то есть 25-30 лет. И это также должно быть закреплено на политическом уровне (помимо прочего, и формально). Вероятно, это является главным политическим условием для успехов любых проектов в сфере пенсионного обеспечения. Поскольку инвестиции, пусть даже пенсионные, — это всегда доверие. Ради этого доверия, могущего стать одной из основ экономического роста в стране на следующие десятилетия, стоит потратить полученный президентом России политический «мандат».
