Россия без доллара

Дискуссия о дедолларизации традиционно носила идеологический характер, выступая в качестве удобного политического маркера. Сейчас признается объективность процессов дедолларизации, особенно на среднесрочную перспективу. Дискуссия ведется лишь о «глубине» и системности процесса, а также о его темпах. Но насколько глобальная дедолларизация есть продукт объективных процессов в мировой экономике, а насколько — результат субъективно инициированных событий, например действий Дональда Трампа, и может ли сложившаяся ситуация быть преодолена при изменении расклада сил в американской элите?

Главная особенность нынешней фазы дискуссии о дедолларизации: если раньше ее необходимость выводилась преимущественно из интересов России и ее партнеров, то теперь одним из важнейших стимулов в обсуждении становится понимание нарастающей сложности ситуации в американской экономике. В частности, это касается возможности возникновения в ней серьезного кризиса. С учетом веса американской экономики в глобальных финансах это приведет к неизбежному возникновению крупнейшего финансового кризиса, вероятно, превышающего по своей мощи кризис 2008—2009 годов.

Для России дедолларизация на сегодняшний момент является самозащитной мерой, призванной обеспечить относительную устойчивость системы внешней торговли в условиях нарастания санкционного давления. Для других стран, прежде всего Китая, а также Индии, участие в дискурсе о дедолларизации и практические действия в этом направлении становятся инструментом конкурентной борьбы за возможность влиять на принятие решений в будущей глобальной финансовой системе. Различие в текущих задачах определяет различие в подходах.

Процесс дедолларизации разделяется на операционные аспекты, связанные с обеспечением устойчивости системы платежей и сохранение активов, и стратегическую, связанную с обеспечением влияния страны в формирующейся постглобальной системе мировой экономики. Эти вектора не противоречат друг другу, но требуют различных подходов и механизмов реализации.

Глобально дедолларизация отражает стремление значимых в экономическом отношении стран адаптироваться к новой структуре мировой торговли и подготовиться к последствиям возможного кризиса неплатежей, неизбежно порождающему новую волну глобального финансового кризиса, даже если его масштабы будут не больше, чем в 2008—2009 годах. Ключевая задача России заключается в том, чтобы, решая краткосрочные задачи обеспечения устойчивости собственной финансовой системы, учитывать наличие глобальных приоритетов развития, связанных с переформатированием глобальной торговли и глобальных торговых взаиморасчетов.

Дедолларизация из идеологического концепта начинает превращаться в практическую политику, чему способствует и политика США по сознательному обострению торговых противоречий, ускоряющая регионализацию мировой торговли, и санкционная политика, начинающая затрагивать финансовую отрасль. Но происходящее лишь отчасти связано с санкционной политикой США и деятельностью нынешней администрации, однако в рамках «большой картины» отражает объективные тенденции развития глобальной экономики и последствия торможения глобализации.

Ситуацию вокруг дедолларизации обостряет возникновение в последний год серии финансовых кризисов на локальных рынках. Такие кризисы в последнее время уже происходили в Аргентине, Турции. В меньшей степени кризисные явления на финансовом рынке затронули Бразилию и Индонезию. Видны признаки финансовой дестабилизации и в российской экономике. Потенциально значимые финансовые кризисы могут возникнуть в Южной Корее, ЮАР, Италии. Характерно, что все эти кризисные точки образовались на фоне отсутствия в соответствующих экономиках (и региональных экономических системах) признаков «перегрева», то есть они имеют прежде всего монетарную природу и относительно локализованы в финансовых системах. Финансовый и долговой кризис в Италии, отражающий и стагнацию экономики значительной части стран ЕС, прежде всего стран Южной Европы, действительно может стать реальным «запалом» для глобального финансового кризиса и подорвать доверие к условно альтернативному средству расчетов — «евро». Эти кризисы, несмотря на очевидную в ряде случаев рукотворность, воспринимаются как «пре-шоки» масштабного финансового кризиса, по своему сценарию сходного с 2008 годом, приводящего к перестройке не только национальных финансовых систем, но и региональных финансов, возможно, с возникновением локализованного финансового оборота.

Важно, что для осуществления практической, а не только «идеологической» политической дедолларизации появились и технологические условия. Перечислим:

• Успешное развитие в последние годы цифровых финансовых коммуникаций, появление одновременно ряда инструментов платежей, создание вполне устойчивых инструментов для обеспечения как минимум отдельных сегментов мировой торговли.
• Реализация целого ряда проектов по созданию новых логистических коридоров, вокруг которых в силу экономической логики возникают комплексные экономические пространства, где долларовый оборот уже не является «естественным» и безальтернативным,особенно учитывая, что целый ряд таких пространств создается не просто без участия США, а в качестве инструмента конкуренции с США в мировой торговле.

В таких новых глобальных индустриально-логистических пространствах долларовый оборот становится стратегически бессмысленным, а в ряде случаев, например в проекте «Нового Великого Шелкового пути» или региональной логистической и индустриальной зоны в Египте, а в наибольшей степени — в системе глобального логистического коридора «Север-Юг», просто вредным, создавая дополнительные риски внешней манипуляции.

• Развитие и распространение криптовалют, накопление опыта их обращения и возможностей инвестиционной трансформации, что создает не только технологические, но и операционные возможности альтернативного оборота финансов.

Криптовалюты пока не могут быть полноценной технологической основой дедолларизации как в глобальном масштабе, так и в любых субглобальных форматах (региональном и даже национальном). Но криптовалюты при условии совершенствования механизма их обращения являются средством включения в дедолларизированный финансовый оборот частных лиц. Проблема заключается в необходимости создания неспекулятивных инвестиционных возможностей для владельцев криптовалют.

• Частичная национализация в ряде стран систем управления финансовыми потоками. Такие процессы наглядно происходят в России и Китае; подобные векторы обозначаются и в ряде других развивающихся стран.

Ярким примером является возникновение реального политического запроса в Европе на создание альтернативы контролируемой США системе SWIFT. Это — на фоне ожиданий финансового кризиса в самом Евросоюзе — отражает серьезный дрейф ЕС в сторону финансового лоялизма по отношению к США, но также и осознание высокого уровня рисков в глобальной торговле.

Проблема российского подхода к процессу дедолларизации и связанным с ней проектам сводится к тому, что для современной российской бюрократии дедолларизация является вынужденной мерой, которая будет свернута при первых, даже иллюзорных признаках нормализации отношений с Западом. Одновременно и у значительной, если не большей части современного российского бизнеса, пытавшегося в последние 20 лет встроиться в глобальную экономику, нет никаких экономических стимулов для поддержки процесса дедолларизации даже на национальном уровне, не говоря уже про глобальную экономику. Иными словами, дедолларизация может быть системно интересна только относительно новым группам экономических интересов, связанным в конечном счете с процессами реиндустриализации и социально-политического переформатирования, инициированными в России и Россией в 2014—2015 гг.

Задачу дедолларизации нельзя рассматривать в качестве исключительно коммерческой — она является вопросом переконфигурирования и реформирования российской экономической элиты, перенацеливания ее на встраивание российской экономики в новые глобальные экономические процессы. Приоритетами российской политики в сфере практической дедолларизации должны стать:

• Наличие долгосрочного плана развития финансовой системы в условиях практической дедолларизации. Практическая дедолларизация, особенно с учетом особенностей современной структуры мировой экономики, является долгосрочным процессом и не может развиваться в формате набора реактивных шагов. Безусловно, анонсировать какую-то «дорожную карту» дедолларизации бессмысленно, но среднесрочный план развития и управления процессам однозначно необходим.
• Увязка с развитием реального сектора экономики и экспорта. Дедолларизация в глобальном масштабе отражает процессы перестройки не только системы глобальной торговли и финансов, но и в целом глобальной экономики, включая ее реальный сектор. Так же и в России — дедолларизация ее экономической политики не может развиваться в отрыве от процессов в реальном секторе экономики и перестройки экспортных систем страны.
• Недестабилизирующий характер торговых отношений с ключевыми торговыми, инвестиционными и промышленными партнерами России. Особенно это касается уязвимостей, возникающих в процессе формирования новой системы.

Как показывает пример отношений с Ираном и Турцией и ситуации в финансовых системах этих стран, степень уязвимости любых систем взаиморасчетов в национальных валютах будет сравнительно высока. Причем уязвимости могут возникать как в результате внутренних кризисов, так и в результате внешнего манипулирования, которое само по себе весьма вероятно, учитывая политические обстоятельства.

В таких условиях принципиальным вопросом становится формирование механизмов страхования рисков в бездолларовых торгово-инвестиционных отношениях, причем как чисто финансового, так и товарного рода.

• Комплексность решения. Корректный подход подразумевает необходимость изначального создания всей необходимой технологической, организационной и правовой архитектуры для обеспечения бездолларового оборота во внешней торговле нашей страны, а также в ее инвестиционной политике. При наличии спорных или «серых» зон бизнес всегда будет выбирать привычные форматы и подходы — условно «долларовую» систему расчетов. Это будет происходить как минимум до того момента, когда политические и операционные риски, в ней содержащиеся, не сравняются с доступностью и простотой.
• Многоформатность. Не существует какой-то одной модели или одного механизма дедолларизации экономики как на страновом или региональном уровне, так, тем более, на глобальном. Напротив, вероятно, следует исходить из того, что дедолларизация по определению является мозаичным и порой разнонаправленным процессом. Если Россия действительно собирается активно участвовать в переформатировании финансово-инвестиционной составляющей своей экономики под бездолларовый формат, необходимы совершенно различные финансовые и инвестиционные инструменты и соответствующая им инфраструктура.

В контексте развития бездолларовой экономики новое прочтение необходимо таким считавшимся устаревшими механизмам, как приграничная (трансрегиональная) торговля и инвестиционное взаимодействие, фактории, порто-франко и т.д. В новой глобальной потенциально бездолларовой торгово-финансовой системе они могут оказаться более чем востребованными.

Ключевым в процессе дедолларизации является сохранение и расширение инвестиционного потенциала в российской экономике и в экономиках ближайших партнеров, гарантировавших России политическую лояльность. Этой задаче должны быть подчинены действия нашей страны в сфере практической дедолларизации. Любая не национальная (региональная, трансрегиональная и групповая, в рамках какой-либо экономической коалиции) стратегия дедолларизации является значимым политическим вызовом и будет восприниматься таковым со стороны США и их ближайших союзников.

С точки зрения операционных приоритетов в сфере практической дедолларизации приоритетными направлениями становятся следующие направления:

• Создание защищенной от негативных импульсов (а на практике — бездолларовой) системы платежей в рамках экономических отношений в ЕАЭС с последующим присоединением к ней партнеров Союза. ЕАЭС является естественной площадкой для апробации новых технологических решений на первом этапе.

Элементы системы могут быть апробированы в рамках Союзного государства России и Белоруссии, но для полноценного тестирования необходимы относительно большие объемы финансово-инвестиционных операций с активным участием негосударственных экономических субъектов. Доля в 9-10% от всего товарооборота РФ, приходящаяся на страны ЕАЭС, достаточна для апробации и операционной отладки такой системы в условиях относительно низкого по сравнению с другими направлениями внешней торговли России уровня политических рисков.

• Разработка и первичная апробация инфраструктуры бездолларовых платежей с крупнейшими партнерами России. Речь идет о торгово-инвестиционных отношениях России с Турцией, Ираном (хотя пока общий объем товарооборота и невелик), рядом стран ЮВА, а в перспективе, возможно, с Китаем.

На нынешнем уровне технологического развития вполне возможно новое «издание» клиринговых платежных систем в рамках крупных и финансово, и инвестиционно самодостаточных «торговых домов», обладающих значительными страховыми ресурсами и возможностями предоставления оборотного капитала, а значит, способными осуществлять клиринговые торговые операции в более сложном формате, чем простая двусторонняя торговля ограниченной номенклатурой товаров.

Наиболее привлекательным партнером для пилотного проекта является Турция, но здесь велик вес неэкономических рисков, что будет объективно затруднять реализацию проектов. Более широкий «пилотный проект» мог бы быть проработан на «южном» направлении, например для активизации инвестиционных процессов в Прикаспийском экономическом пространстве, а затем и на Дальнем Востоке.

Соглашение о создании совместного предприятия AliExpress Russia, о чем было объявлено на фоне проведения Восточного экономического форума во Владивостоке, может при ряде условий стать организационным и маркетинговым ядром такого «торгового дома» в определенных сегментах рынка.

• Формирование неспекулятивного формата оборота криптовалют с нацеленностью на инвестиционные задачи, включение криптовалют в инвестиционные проекты, хотя бы с точки зрения привлечения и анонимизации инвестиций. Это может быть связано с участием в процессах управляемого распада глобализированной системы глобального долларового инвестиционного оборота. Это — шанс для криптовалют получить неспекулятивное экономическое содержание.
• Создание системы дедолларизации инвестиционных потоков, формирование возможностей получения и конвертации инвестиций в российскую экономику, минуя номинированные в долларах или сконфигурированные под оборот долларов финансовые инструменты. Это — сложный компонент процесса дедолларизации, без чего сама концепция становится откровенно стратегически бессмысленной.
• Разработка и апробация (с перспективной целью глобализации) набора бездолларовых инструментов финансово-инвестиционной и расчетной деятельности в сфере энергоносителей. Сфера энергетики является той областью глобальной экономики, где дедолларизация назрела и созрела в наибольшей степени и где Россия может получить существенное влияние на институты и механизмы постдолларового оборота.

Это связано не только с нацеленностью санкционной политики США на подрыв устойчивости российской экономики за счет дестабилизации «энергетической» составляющей, но и с высоким уровнем манипулятивности глобального энергетического рынка как такового, которая, вероятно, в дальнейшем будет только нарастать. Необходимо заблаговременно иметь несколько вариантов обеспечения расчетов за энергоносители, в том числе в условиях развала существующих институтов самоорганизации рынка.

• Пересмотр отношения к наличному денежному обороту — и во внешней торговле. Конечно, безналичный оборот является концептуально (теоретически) существенно более прогрессивным и более соответствует той версии экономической и финансовой глобализации, в которой Россия и мир развивались в последние годы. Но наличный денежный оборот — в том числе внешнеторговый наличный оборот — являются существенно более гибкими инструментами сохранения устойчивости внешней торговли в условиях возможного распада глобальных торговых систем.

Нерискованных вариантов дедолларизации в целом не существует. Вопрос в том, насколько удастся обеспечить относительно эволюционный характер процессов и сохранение базовой инфраструктуры инвестиционного пространства.