ENGДеньги и литература, творчество и бухгалтерия, критерии художественного произведения и оплата за него — эти, казалось бы, взаимоисключающие, а на самом деле неразрывные понятия стали предметом разговора «Инвест-Форсайта» с известным писателем, доктором филологических наук, заслуженным деятелем искусств РФ, лауреатом премии Правительства Москвы, многолетним ректором Литературного института им. Горького, а ныне — заведующим кафедрой литературного мастерства этого вуза Сергеем Есиным.
Спасти Литинститут
— Сергей Николаевич, вообще часто ли литератору в процессе своей профессиональной деятельности приходится сталкиваться с экономической проблематикой?
— Что касается меня лично, так получилось, что мне практически всегда, на протяжении всей профессиональной деятельности, вовсе не экономиста, заметьте, и не менеджера, а литератора, приходилось иметь дело непосредственно с деньгами. Так было и когда я в 70-е годы работал в популярном в ту пору журнале грамзаписи «Кругозор», и когда (уже позже) возглавил главную редакцию литературно-драматических программ Всесоюзного радио — достаточно много приходилось заниматься в том числе разметкой гонораров знаменитым артистам и писателям. И у меня, признаюсь, до сих пор стоит в памяти, как я пришел на юбилей Олега Табакова, и тот встретил меня объятиями и словами: «О, Серёга! Вот на те деньги, которые мне выписывал на Радио, я купил себе новую машину». Это к вопросу о размере вознаграждения, которое получали творческие работники за работу на, скажем так, неразвлекательных проектах радио и телевидения в позднесоветское время.
— То есть фактически, помимо редакторских задач, вы еще выполняли директорские?
— Ну, в чём-то — да, а если говорить точнее применительно к моей биографии, то эти функции были ректорскими — когда мне на сломе эпох, как говорится, довелось стать во главе Литературного института им. Горького. Должность я занял в 1992 году; главная задача, которая на тот момент стояла перед этим высшим учебным заведением, заключалась в том, чтобы… закрыться. Литинститут — если кто не знает — был ведомственным вузом, принадлежал Союзу писателей СССР и им же, разумеется, финансировался. И когда писательский союз распадался вместе с большим Союзом — нашей страной, ни для кого не стало бы удивительным, если б это уникальное, не имеющее практически аналогов в мире учреждение в один прекрасный день стало бы упоминаться исключительно в прошедшем времени.
Через 2-3 месяца после того, как я был избран ректором, меня вызывает тогдашний председатель Союза писателей СССР Тимур Пулатов и дает понять: деньги мы вам переводим последний раз, а дальше делайте что хотите. Короче, в этой ситуации — когда за твоей спиной были живые люди, десятки преподавателей и студентов — надо было быстро сообразить, как найти государственное финансирование. Нам удалось перейти под опеку федерального Министерства высшего и среднего специального образования, но со сменой учредителя проблем не убавилось — на протяжении всего времени, пока я был ректором, надо было постоянно изыскивать недостающие средства.
— Детали не раскроете? К каким хитростям приходилось прибегать, чтобы Литинститут выжил?
— Ну, я парень скандальный, меня побаивались; однако явно благоприятствовало то, что тогда же, в начале 90-х, в Министерстве работал прекрасный человек и специалист Владимир Кинелев, и он оказал неоценимую заслугу институту. К тому же был весьма лоялен к нам бывший ректор института, а на тот момент — министр культуры РФ, Евгений Сидоров — так что как-то «общими усилиями» мы выкарабкались из-под своего едва не произошедшего закрытия. Но главное всё же не в этом, а в том, что когда я спустя 15 лет ушел из ректоров, я совершенно не боялся, что меня настигнут какие-то дела, связанные с экономикой. Потому что в тот сложный период перехода к новым принципам управления творческим процессом мной и моей командой — не побоюсь такой оценки — всё было сделано четко. И вуз (в те лихие годы!) стал местом, в котором бесплатно кормили. С 1993 года это стало распространяться на весь контингент вуза — студентов, аспирантов, преподавателей. У нас за 13 лет ни одной задержки зарплаты не было.
— За счет чего обеспечивалась преференция?
— Не воровали. Всё просто: хватает или на одного, или на всех. Вот сейчас в институте есть ресторан, днем он работает как доступная для студентов столовая; так вот, директор этого ресторана Альберт Серегин как-то сказал публично: «В связи с тем, что я Есину ни разу не давал взятку, я его буду кормить в обеденный перерыв до конца своей жизни». Когда я, сегодня уже теоретически пенсионер, приезжаю в институт, то иду, совершенно не стесняясь, не по студенческой линии бесплатного питания, а в соседний зал, где мне дают казенный, но вполне приличный обед.
Окупается ли «наблюдательный пункт» писателя
— Насколько, по вашим данным и по вашему мнению, материальный достаток профессионального писателя варьировался в сравнительной характеристике периодов — дореволюционного (до 1917 года), советского и в новой России?
— Если возьмем полный набор классиков «первого ряда» (не демократов-разночинцев), ни один из них никогда сам не чистил своих ботинок. Иначе говоря, они не думали с вечера примерно так: если у меня на утро есть две котлеты, то съев их обе утром, к обеду я буду чесать затылок, вопрошая, а что ж мне кушать? Другое дело — писатели и литераторы ряда, представленного Чернышевским, Добролюбовым, их идейными соратниками и последователями. Если пристально вглядеться в обстоятельства их повседневной жизни, нетрудно выяснить, что они все, в общем-то, работали — вовсе не литературой нарабатывая свой достаток. И здесь можно увидеть много общего уже с писателями советской эпохи — а я именно в ней вырос и сформировался, так что могу об этом судить. И я лично не знаю ни одного крупного писателя некоммерческого плана, который бы — в советское время — не служил, то есть, грубо говоря, не ходил бы на работу, напрямую не связанную с литературным творчеством. Вообще, понятие службы для писателя — вещь двоякая. Сомерсет Моэм в этой связи утверждал: «Никогда не бросайте работу. Лучшего наблюдательного пункта нет». Наверняка найдутся те, кто разделит такую точку зрения — даже из числа людей, которые отнюдь не бедствуют и могут себе позволить жить только на деньги от издания произведений. Служил ли Тургенев? Да, служил. Он являлся, между прочим, особым агентом русского правительства во Франции.
— Получал зарплату как дипломат и разведчик?
— Вот он как раз не получал — отказался от государственного жалованья, но государственно важную работу исправно вел; и на этот счет существует любопытное свидетельство, когда Тургенев сослался на наличие у себя родового именьица, которое, по его заверению, дает возможность вполне прилично существовать в материальном плане. Очень показательный нюанс — в качестве аргумента против своего возможного обюрокрачивания на службе Тургенев приводил то, что если он будет брать деньги, у него как писателя изменится образ жизни. А если таковое произойдет, все скажут: да, ему что-то платят. Был ли великий русский поэт Тютчев на службе, работал ли он? Да всю жизнь работал. Возьмите Пушкина — тот подрабатывал вначале. И у него тоже было имение. При этом давайте не забывать, как хорошо он умел жить в долг. Но все его долги, как выяснилось уже после гибели поэта, оплатил ненавистный ему царь Николай I. Сейчас очень часто можно слышать хлесткие оценки по теме — вот Сталин создал этот ужасный Союз писателей, чтобы им в своих целях управлять, помыкать и так далее. Но ведь он создавал СП не только для того, чтобы им управлять. Чтобы чем-то управлять, надо еще создать систему, чтобы кого-то кормить, содержать. А мы ведь, когда кормим (иначе говоря — привлекаем чем-то) человека, понимаем ли до конца, чего от него ждать? В известной мере, Сталиным тогда ставилась задача: в конкретной ситуации, уже в принципиально новой для профессионального литератора — когда у него нет ни имений, ни заводов и пароходов, ни графских и княжеских званий — хоть как-то обустроить его быт, сделать так, чтобы обыденная жизнь была относительно налажена. Тем более что тогда в обществе очевидна была сила печатного слова — по большей части, конечно же, по объективным факторам, когда еще не были столь влиятельны (как произошло позднее) кино и телевидение, не говоря уже об интернете. Но само первое лицо в стране, как бы мы сегодня к нему ни относились, истово следило за новинками тогдашней отечественной литературы. И вслед за ним читала не только вся страна, но и — самым внимательным образом — министры. Вы когда в последний раз слышали от кого-либо из ныне работающих министров ссылку на прочитанное из современной прозы, на то, что он сам прочитал, а не то, что случайно ему на рабочий стол положил референт? Еще важный момент — ценовая политика в организации продажи книг и серьезной литературной периодики. Она приводила к результату: основной части населения всё же была доступна продукция издательского дела и книжной торговли.
Что касается новейшего времени, то сейчас буквально несколько человек в состоянии жить на свои писательские гонорары. Приведу показательный пример — у нас в институте преподает известный критик, главный редактор журнала «Знамя» Сергей Чупринин. И вот он как-то на своей лекции вспомнил современного неоднократно получавшего премии на всевозможных конкурсах прозаика Александра Иличевского. Чупринин посетовал, что вот даже Иличевский ищет, куда бы сейчас устроиться … Да, иногда в жизни прозаика или поэта возникают — порой буквально и как «снег на голову» — большие премии. Но что такое по сегодняшним меркам, к примеру, миллион рублей — особенно на фоне того, что следующую премию, соразмерную с этим значением (или даже, если повезёт, превышающую его в два или три раза), писатель получит через несколько лет — если вообще ему вновь улыбнется судьба?..
Меньше союзов, хороших и разных
— Продолжая тему писательских союзов, не в сталинских, разумеется, а в нынешних условиях: что мешает после многолетних раздраев и дележа собственности между разными СП сделать наконец их по-настоящему работоспособными в плане не бумажной, а реальной защиты прав и интересов литераторов? Может, настала пора структурировать их в единый союз — как, впрочем, и художников, композиторов, театральных деятелей, — независимо от идеологических и эстетических пристрастий участников таких союзов?
— Прежде всего надо, с моей точки зрения, определиться: из кого должен состоять такой работоспособный, как вы говорите, союз. Если брать советский СП, опять же — при приятии или неприятии действовавшей идеологии, — приём в него постоянно держал высокую планку качества. Именно профессионального качества, подчеркиваю, когда досконально рассматривались тексты, а не брались в расчет политическая или просто личностная симпатия к потенциальному прозаику, поэту, драматургу, критику, переводчику. Помню, как-то в 90-е годы в один из расплодившихся союзов писателей одним махом было принято 99 человек. Понятно, что при подобной «массовости» происходит девальвация нашего дела, падают не то что критерии, дискредитируется сам социальный статус писателя. Я-то и при прежних временах, честно говоря, немного стеснялся громко именовать себя писателем — больше позиционировался как литератор и журналист. А ныне писателей развелось тьма. Часто выходит, что напишет кто-то одну единственную книжку — неважно, какую — или даже ее надиктует (а писали-то и вовсе литературные негры), так сразу себя за писателя выдает. Когда я поступал в СП, был уже немолодым человеком, и тогда среди экзаменаторов не мог не заметить некоторого удивления — ведь на тот момент я уже напечатался почти во всех толстых журналах страны. Сейчас же издательский бизнес процветает, и это по-своему замечательно, издаётся огромное количество книг и журналов, зачастую прекрасно выполненных в полиграфическом плане — в том числе художественных, либо связанных с литературой. Однако вопрос качества контента только обостряется, в чем убеждает опыт. При этом, кто бы и насколько скептически ни размышлял о прогнозах дальнейшего выхода толстых журналов, тавро качества текстов до сих пор ставят именно они, — такие издания, как «Новый мир», «Знамя», «Наш современник», «Дружба народов», «Октябрь», как питерская «Звезда», екатеринбургский «Урал», красноярский «День и Ночь». Вы обратите внимание на ту данность, что целый ряд нынешних так называемых писателей в толстых журналах никогда опубликованы не будут. Парадокс, отображающий противоречие между качеством и оплатой: у них, по-видимому, есть неплохие деньги от издательств, которые этих авторов печатают. Но у тех, кто работает именно в направлении толстых журналов, деньги — в том же объеме — вряд ли когда-либо будут.
Гонорар — через кассу
— Состояние защиты авторских прав писателей — во-первых, по вашей оценке, каково оно на сегодняшний день? И как с помощью механизмов этой защиты возможно позитивно влиять на материальное самочувствие современного литератора?
— Это, на самом деле, очень сложный вопрос. С одной стороны, хочется по поводу каждого слова, прозвучавшего в радиоэфире или по ТВ, начинать всякий раз гавкать: ах, вы вот меня без разрешения использовали и т.п. Я сам недавно залез в интернет и обнаружил, что 5 или 6 раз начитали аудиокниги по моим романам и повестям. А я даже не ведал о существовании этого — не говоря уже о том, что мне полагается какое-то денежное вознаграждение. В плане защиты прав здесь возникает интересная дилемма. Представьте себе, как я начинаю скандалить по поводу неоплаченного озвучивания текстов — допустим, первого моего романа. Тогда в следующий раз до слушателей не дойдет аудиоверсия моего второго, третьего романа и далее «по списку» — всех остальных моих книг; продюсеры просто не захотят элементарно со мной связываться… Когда писатели и киношники сегодня чуть ли не хором кричат о нарушении авторских прав, мне хочется их предупредить: ребята, бойтесь не того, что вы не получите лишнего рубля от тиражирования своих творений, а бойтесь, что в дальнейшем вы не получите вообще ни одного читателя и слушателя. Это — первый аспект проблемы. Второй: авторское право в наших условиях превратилось, на самом деле, в право государственное, перестало быть моральным правом. А таковым, на мой взгляд, оно является до поры, пока соблюдается простейшее правило: за любую работу надо платить. Казалось бы, мы уже не первый десяток живем в торжественно провозглашенное рыночное время, но применительно к моему профессиональному кругу что наблюдается? Уже некая закономерность: целый ряд крупных изданий — даже известнейшим авторам! — за публикации сплошь и рядом не платит гонораров. Если бы действовал закон, регулирующий взаимоотношения правообладателей с издателями, который четко бы расставлял точки в положении — что бы ты ни написал, кому бы написанное ни принадлежало, признанному классику или начинающему писателю — автор гарантированно имеет право на определенный минимум оплаты. И экономика писательского труда в нашей стране, о чем мы с вами говорим, представляла бы собой куда более цивилизованную стадию. Этот минимум мог бы быть, положим, 5 или 10 рублей за страницу (либо за энное количество печатных знаков), но он обязательно должен фигурировать в качестве отправной точки финансовой оценки труда литератора. Это необходимо, кстати, не только для учета такого понятия, как интеллектуальный труд; это крайне важно и для отчетностей наших налоговиков.
В последнее время раздается жалобный стон и немолодых писателей, и эстрадных многоопытных актрис — как мала и ничтожна их ожидаемая пенсия. На это я хотел бы попросить обожаемых дам вспомнить: сколько раз они получали весомые гонорары без каких-либо договоров, из продюсерской полы в собственную, унизанную перстнями, ручку. Это относится и к популярным писателям перестроечных времен: те печатали романы за вознаграждение, полученное не через кассу, а непосредственно из бумажника предприимчивого издателя. На что жалуемся?..
Беседовал Алексей Голяков
