25 января Департамент по экономическим и социальным вопросам ООН обнародовал ежегодный доклад «Состояние и перспективы мировой экономики 2021». Первое, что бросается в глаза, — пафос авторов, определивших коронакризис ни больше ни меньше как «кризис столетия» (Once-in-a-century crisis). Ему дано громкое название — «Великая дисрапция» (Great Disruption).
К сожалению, в русском языке нет слова, которое бы точно передавало смысл не очень благозвучного английского термина. Дисрапция — и нарушение, и подрыв, и все то, что кардинально меняет привычный ход событий, мультиплицируя последующие изменения. Один из признанных авторитетов в области делового администрирования Клейтон Кристенсен использовал термин в своей знаменитой теории «подрывных инноваций». Пандемия действительно подорвала устои жизни миллионов людей, сложившиеся экономические связи и цепочки создания стоимости, но она открыла совершенно новые возможности и направления развития, став импульсом широкомасштабных социально-экономических и технологических инноваций. Крайне сложно подобрать термин, который имел бы одновременно и негативную (нарушение, разрушение), и положительную (толчок, обновление, подрыв) коннотацию — для нынешней ситуации характерна смысловая многомерность.
К сказанному стоит добавить, что имя нынешнего пандемического кризиса также отсылает нас к событиям прошедшего столетия. Сразу вспоминается «Великая депрессия» (Great Depression), вызванная одним из самых разрушительных экономических кризисов в новейшей истории. В докладе аналогия нынешнего коронакризиса с Великой депрессией не выпячивается — в нем от силы 6–7 упоминаний о событиях столетней давности. Тем не менее авторы очень четко формулируют ключевое различие между двумя «кризисами столетия»: в наши дни бюджетные и монетарные программы поддержки экономики, которые в общей сложности составили $12,7 трлн, позволили предотвратить превращение «Великой дисрапции» в новую «Великую депрессию». Как отмечают авторы, если б не эти стимулы, падение мировой экономики, которое в 2020 году составило 4,3%, могло бы оказаться двузначным. Но этим, пожалуй, и исчерпывается позитив.
Пандемия, справедливо отмечают авторы доклада, обусловила новые и обострила имеющиеся социально-экономические противоречия и диспропорции. Особенностью «Великой дисрапции» стало то, что наиболее пострадавшими оказались развитые страны. Это выразилось и в количестве выявленных случаев болезни на 1 млн жителей, и в экономических показателях. Например, отмечают авторы доклада, в 2020 г. темпы падения ВВП в развитых странах составили 5,6%, в странах с переходной экономикой — 3,4%, а в развивающихся странах — 2,5%. Если рассматривать отдельные группы стран, различия становятся еще более рельефными. Так, падение ВВП в 27 странах ЕС составило 7,4%, в странах ОЭСР — 5,5%, в странах группы 20 — 4,1%, в странах СНГ — 3,4%, в странах БРИКС — 0,5%. Мало того, в процессе пандемии проявился диспаритет между индексами развития, измеряющими уровень социально-экономического развития, и заболеваемостью.
Для примера возьмем несколько таких индексов: индекс глобализации (KOF GI), который с 2002 года рассчитывается Швейцарским экономическим институтом при высшей технической школе Цюриха (KOF Swiss Economic Institute); более широко известный индекс человеческого развития (human development index, HDI) и глобальный индекс безопасности здоровья (Global Health Security Index, GHI, GHSI), который публикуется в рамках совместного проекта Центра по безопасности здоровья Джона Хопкинса (John Hopkins Center for Health Security) и Института ядерной угрозы (Nuclear Threat Institute) при участии аналитического подразделения медиагруппы The Economist. Для 172 стран мира, где на 31 декабря 2020 года было зафиксировано с выше 500 случаев заражений вирусом COVID-19, корреляция между страновыми значениями выявленных случаев болезни на 1 млн жителей и индексом человеческого развития составила 0,62, индексом глобализации — 0,55, индексом глобальной безопасности здоровья — 0,41. То есть чем выше все перечисленные индексы, тем больше выявленных случаев болезни на миллион жителей. Такая же положительная корреляция выявляется и с величиной ВВП на душу населения (0,54). А вот между количеством заболевших на 1 млн человек и показателем экстремальной бедности корреляция отрицательная (-0,48).
Чем объясняется диспропорция? Изучение динамики самых разных характеристик образа жизни людей (возраста, численности домохозяйств, занятия спортом, склонности к онлайн-покупкам, использованию интернета и социальных сетей, питаться дома или вне дома) дает основания для гипотезы о том, что основным фактором роста заболевания стали не столько объективные параметры развитости общества и его уровень благосостояния, а образ жизни. Причем большего всего (это видно на примере Латинской Америки) пострадали страны, которые преуспели в глобализации, но при этом внутреннее устройство общества сохраняет определённые патриархальные черты, свойственные отстающим в своем экономическом развитии странам. Как раз слаборазвитые страны, страны относительно бедные оказались в гораздо лучшем положении. Их отсталость оказалась пусть временным и довольно спорным, но преимуществом. Что это означает в контексте доклада специалистов ООН?
Авторы, анализируя пеструю и неоднозначную картину последствий Великой дисрапции, склоняются к декларативным выводам. Важнейшей задачей провозглашается активное следование целям устойчивого развития и создание устойчивой к внешним шокам и кризисам (в том числе пандемическим) мировой экономической системы. Главным фактором невосприимчивости, стойкости экономической системы называется эффективность фискальной политики и государственного управления, в рамках которых особое внимание должно быть уделено проблеме управления рисками. Однако при этом авторы предостерегают от «аскетизма», то есть попыток сократить госрасходы, что, по их мнению, только усилит неравенство и сделает экономическую систему менее стабильной. Вывод — социальные расходы нужны.
Для стран, которые не только сталкиваются с нехваткой собственных средств, но находятся под бременем внешнего и внутреннего долга, следует предусмотреть различные формы международной помощи. Сюда можно добавить и меры по реструктуризации внешнего долга развивающихся стран. Наконец, чтобы очередной вброс бюджетных ассигнований в экономику не обернулся новым витком спекуляций на финансовом рынке и еще большим надуванием финансового пузыря, как произошло в 2020 году, нужны меры по таргетированию ликвидности, то есть введение условий ее предоставления бизнесу.
Далее в докладе следуют предложения по выравниванию уровня социальной поддержки граждан, реализации мер защиты от изменений климата и климатических рисков и, конечно, восстановлению многостороннего сотрудничества и взаимодействия стран, которое также пострадало в силу «пандемического эгоизма». Во время пандемии каждая страна предпочитала выживать и преодолевать проблемы самостоятельно. Нужно сказать, что и международные институты проявили свою неэффективность в условиях кризиса — по правде сказать, это их кризис.
При знакомстве с рецептами экспертов ООН нельзя избавиться от ощущения, что они стремились не столько к тому, чтобы сформулировать действенный комплекс мер по восстановлению мировой экономики, сколько к тому, чтобы максимально соответствовать доктрине устойчивого развития. Они подбирали красивые термины и ограничивались обтекаемыми фразами. Однако возвращаясь к вышеуказанным особенностям распространения инфекции, можно сказать, что если высказанная гипотеза о причинах непропорционального распространения заболевания верна, предложенные в докладе меры вряд ли окажутся полезными и действенными. Они скорее консервируют основные диспропорции, чем способствуют их преодолению. Да, они, казалось бы, направлены на то, чтобы решить благородную задачу и повысить уровень жизни граждан развивающихся и отсталых в экономическом плане стран.
Но на вопрос, почему в развитых странах с современной инфраструктурой, медициной, социальной сферой, с меньшим уровнем социального расслоения и бедности оказалось такое значительное число заболевших, обоснованного ответа эксперты ООН так и не дали. Вполне возможно, что именно он и укажет дорогу к выходу из последствий Великой дисрапции.