ENG
Развитие логистического коридора «Север-Юг» становится одним из важных факторов развития глобального геоэкономического пространства, несмотря на многие нерешенные вопросы и сохранение вокруг него высокого уровня военно-силовых рисков.
Это не просто создает новую ситуацию на южном векторе российской внешней политики, постепенно превращая политические приоритеты в экономические, но и является вызовом для традиционной российской политической модели, характеризующейся отказом от какого-либо стратегического планирования. Но на «южном» векторе российской политики и геоэкономики возникают новые вызовы, которые требуют комплексного подхода и высокого уровня прогнозирования. Отметим, например, заметную активизацию переговорного процесса по вопросам раздела Каспийского моря. Этот сложный политический вопрос было почти невозможно разрешить в узких рамках и требовалось вписать его в более широкую «картину», где возникали бы дополнительные «бонусы», которые могли бы побудить участников переговорного процесса пожертвовать «нерушимыми» переговорными позициями, фактически не менявшимися почти десятилетие. Не исключено, что вопрос об участии в логистическом коридоре «Север-Юг» стал важным элементом этой «большой картины».
Логистический коридор «Север-Юг» начал выстраиваться в конце 1990-х. Это полностью комбинированная логистическая система, включающая в себя разнородные — сухопутные и морские — участки. Коридор обеспечивает ускоренную транспортировку грузов по маршруту «Гамбург-Мумбай». Коридор предполагает транспортировку различных типов грузов (контейнерных, наливных и сыпучих), а главное — большой объем нетранзитного грузопотока. Ключевыми преимуществами коридора считается скорость доставки, а сложности — в естественной мультимодальности и наличии политической составляющей. Значительная часть коридора проходит по территории России, что подразумевает большие инвестиции в инфраструктуру. В проекте принимают участие Россия, Беларусь, Иран, Индия как ключевые участники, а также ряд других стран, например, Турция, Казахстан и Оман. В феврале 2002 года Россия ратифицировала Соглашение о международном транспортном коридоре «Север-Юг».
Главный вопрос, который возникает в связи с обсуждением проекта: что является ключевым предметом экономической и инвестиционной деятельности в контексте создания логистического коридора? Таким предметом не может быть одно только создание некой даже постоянно действующей логистической артерии. Ни у кого в современном мире нет серьезных сомнений в том, что Россия и ее партнеры смогут выстроить логистическую систему по линии «Север-Юг».
Поворотным моментом в развитии проекта могут стать успехи России в строительстве Крымского моста. Проект транспортного перехода таких масштабов и сложности первоначально воспринимался с большим скепсисом по причине сомнений в способности России осуществить инженерную и организационную интеграцию различных технически сложных компонентов.
Важно другое — глобальная логистика, похоже, сохранит на обозримую перспективу свой статус как ключевого инструмента взимания «ренты» в мировой торговле. И без финансово-инвестиционной составляющей «новая логистика» становится стратегически бессмысленной — уж точно не стоящей тех колоссальных первоначальных инвестиций, которые предполагает строительство любого крупного инфраструктурного объекта.
Новые глобальные логистические проекты будут вынуждены в течение длительного времени активно конкурировать со «старой» логистикой, которая по факту исторической референтности и устоявшегося характера финансовых отношений будет иметь значительное преимущество. Чтобы преодолеть экономический «гандикап», странам, которые заинтересованы в изменении статус-кво в глобальной логистике и мировой торговле, необходимо вписывать свои проекты в более широкий экономический контекст, который давал бы доступ не только к «ренте» как таковой, но и к инвестиционным ресурсам, используемым для социальной и экономической модернизации.
Такой вектор эволюции был, в частности, характерен для развития китайской проекта «Совместного пояса процветания Великого шелкового пути», который в начале 1990-х годов начинался только с логистической части проекта и был существенно менее привлекательным. Сейчас мы наблюдаем с китайской стороны попытки изначально развивать его по комплексной модели, даже включая и военно-политическую составляющую. В Евразии и прилегающих к ней регионах это невозможно по историческим причинам. Но при проработке нового глобального проекта Трансафриканского коридора (хотя идея индустриализации Африки выглядит пока экзотично) уже на начальном этапе Китай делает ставку на комплексность.
Инвестиции в развитие транспортного коридора должны служить лишь созданию площадок и инвестиционной платформы, с использованием которых в дальнейшем может сформироваться долгосрочный инвестиционный цикл, который станет тесно вписан в стратегию развития национальной экономики. Он будет отражать среднесрочные экономические реалии глобальной экономики, ключевой из которых является разрушение существующей системы регулирования мировой торговли, односторонне комфортной для США и их сателлитов. И та, конечно, не может быть адекватной формирующейся системе экономической многополярности, которую пытается выстроить Китай и еще несколько государств, наталкиваясь на американское доминирование в глобальной логистике.
Проектируемая интенсивность грузопотока центральной ветки коридора «Север-Юг» не обозначалась даже в самых смелых прогнозах, свыше 32-35 млн тонн грузов в год. Оборот в начале полноценного функционирования коридора не превышал 12,5-13 млн тонн в год, включая нетранзитные грузы. На фоне заявляемых для проекта Великого шелкового пути (к 2020 году — свыше 170 миллионов тонн) цифры выглядит скромно.
Активные участники проектов «новой логистики»: Китай, Россия, Иран, а в перспективе — некоторые страны арабского мира, Индия и ряд стран ЕС — должны формировать систему «бонусов», способных заинтересовать другие государства. Ведь ключевым элементом развития всех новых «коридоров», который проявляется в контексте коридора «Север-Юг» в наиболее яркой форме, становится не столько сам логический коридор, сколько экономическое пространство, которое формируется вокруг него и которое — а не коридор как таковой — будет драйвером экономического развития. Коридор «Север-Юг» представляет собой проект, требующий максимально комплексного подхода.
С одной стороны, чисто логистический объем классических грузов для «сквозного» транзита, как уже говорилось, гарантированно будет скромнее, чем на основных маршрутах коридора «Восток-Запад». Рентабельность коридора «Север-Юг» будет определяться способностью привлекать нетранзитные грузы — то есть грузы, которые являются либо продуктами локальной промышленности, либо оборудованием для ее развития. Так что коридор «Север-Юг» обречен на обрастание «ветвями».
С другой стороны, коридор проходит по геоэкономическим пространствам, которые традиционно наполнены значительными межгосударственными противоречиями и где уровень политических рисков изначально высок. А согласование интересов и снижение уровня рисков достижимо только при вовлечении государств в широкую систему, которая неизбежно включает инвестиции не только в инфраструктурное, но и в промышленное развитие. Предполагается, что по мере выстраивания коридора будет возникать более глубокое экономическое и политическое взаимопонимание.
Особенность реализации проекта логистического и индустриального коридора «Север-Юг» в том, что ключевые риски, связанные с его реализацией, не могут быть купированы и управляемы только с использованием экономических и политических инструментов. Это делает исключительно востребованными инструменты влияния, которые имеются у России и которые были вполне апробированны в комплексном военно-экономическом контексте (в частности в Сирии) в последние годы.
В России не до конца представляют себе «модельность» ситуации в Сирии как актуального на длительную перспективу примера многостороннего с точки зрения участвующих «групп интересов» конфликта, нацеленного на перекройку геоэкономического пространства в важнейшем регионе мира. Конфликты, развивающиеся по данной модели, вероятно, станут одними из наиболее распространенных, если мы действительно столкнемся с перестройкой глобального экономического пространства на фоне торможения глобализации. А число государств, которые способны осуществлять эффективные стабилизационные мероприятия в таких конфликтах, — невелико.
Новая военно-политическая ситуация, которая возникает в Сирии и вокруг нее, дает серьезный импульс восприятию России как страны, которая способна обеспечивать военно-силовые гарантии экономической деятельности. Это обстоятельство было важным фактором, сдерживавшим развитие коридора «Север-Юг». У коридора никогда не было проблем с привлечением инвестиций, особенно с учетом внутрирегиональной избыточности капитала и значительным его оттоком в период «арабской весны». Но на Ближнем и Среднем Востоке в последние 10 лет наблюдается кризис доверия к способности внешних сил обеспечить стабильность. Россия такой кредит доверия в части способности управлять рисками со специфическим содержанием и проявлением получила. Вопрос в том, как она сможет им распорядиться.
Отметим несколько особенностей коридора «Север-Юг», касающихся инвестиционной стороны реализации проекта:
- Проект логистического коридора сочетает развитие внутрироссийской промышленности и логистики с развитием экспортного потенциала и присутствием на внешних рынках. Развитие коридора «Север-Юг» позволит экспортировать российские технологические и операционные стандарты за рубеж, естественно, при условии повышения уровня эффективности системы на внутрироссийском участке.
- Пространство «коридора» идеально подходит для организации инвестиционных процессов на основе единого формата новых финансовых коммуникаций и системы управления проектами («адаптированный универсальный блокчейн»). Относительная замкнутость инвестиционного пространства в данном случае является моментом скорее позитивным, формируя предельные «рамки» оборота виртуальных финансов и понятые механизмы хеджирования инвестиционных рисков.
- Коридор «Север-Юг» является идеальной площадкой для апробации технологий привлечения анонимизированных инвестиций, не только из стран Ближнего и Среднего Востока (хотя, естественно, они будут основой такой политики), но и в более широком географическом разрезе. Под различные с точки зрения национальной принадлежности участки могут быть созданы различные схемы соинвестирования и гарантирования инвестиций — в зависимости от контекста.
- Программы промышленного развития, реализуемые в рамках формирования такого коридора, являются почти идеальным стимулом для формирования на их основе системы «зона свободной торговли +», которая предусматривает не только снятие торговых барьеров, но и координацию инвестиционной деятельности, хотя бы и на базовом уровне. Это позволяет развивать отношения «наибольшего благоприятствования» в торговле, в которые будет включена Россия.
- Развитие коридора «Север-Юг» (с учетом региональных особенностей) дает возможность для начала расширенного многостороннего диалога по вопросам региональной и трансрегиональной безопасности как в «узком», так и в широком понимании термина.
«Узкое» понимание вопросов безопасности концентрируется на создании институтов предотвращения эскалации военных конфликтов и проч. «Широкое» обеспечивает интеграцию военно-силового фактора в обеспечение экономической привлекательности, особенно на трансрегиональном уровне. В широкой трактовке безопасность рассматривается как инструмент обеспечения высокого уровня инвестиционной привлекательности конкретных проектов и объектов, способный при определенных условиях генерировать новую «стоимость».
Сильной стороной проекта коридора «Север-Юг», особенно с инвестиционной точки зрения, является то, что он не столько конкурирует с другими проектами, сколько предоставляет пользователям альтернативу, которая может быть постоянной или ситуативной. Коридор «Север-Юг» может быть востребован по частям и осуществляться с разными участниками и инвесторами на различных своих участках, интегрирующей силой которых будет Россия.
Но проект транспортно-индустриального коридора «Север-Юг» может быть успешен только при условии формирования вокруг него вне национальных ограничений, инвестиционного пространства нового типа. По большому счету, участие в создании такого пространства и получение «ключей» от системы управления им является одной из важнейших задач России в данном проекте, более важной, чем простое извлечение прибыли.
Новый тип инвестиционного пространства предусматривает такие принципы кредитования и финансового участия, которые бы не делали страны заложниками глобальных финансовых кругов, осуществляющих кредитование и инвестиционную поддержку, как правило, на определенных политических условиях и в специфических форматах. Новые инвестиционные пространства должны использовать новые технологии финансовых коммуникаций и принцип анонимизации частных инвестиций, но при гарантировании минимального дохода. Такое «новое» инвестиционное пространство может быть только «замкнутым».
Из имеющихся в настоящее время в активном экономическом и экспертном «обороте» глобально значимых инвестиционных проектов и пространств только коридор «Север-Юг», во всяком случае по базовым своим параметрам, приспособлен к активному внедрению новых инвестиционных технологий. Все остальные потенциально привлекательные инвестиционные проекты уже втянуты в инвестпроцессы в рамках прежних парадигм. Исключение составляет, впрочем, проект «Нового Суэцкого канала» и связанные с ним индустриальные пространства на побережье Красного моря. Но по своему масштабу тот несравним с коридором «Север-Юг», а политико-силовые риски в нем могут контролироваться только внешними силами, а не прямыми участниками.
Ключевой вызов для России заключается совсем в ином. Эффективная реализация подобного глобального проекта возможна только на принципиально более высоком уровне стратегического экономического управления. Но реализацию проектов в рамках коридора с учетом того, что определенные «заделы» по данному направлению уже имеются, можно вполне использовать как инструмент создания такого контура стратегического экономического управления, совмещающего как развитие внутрироссийских логистических и индустриальных систем, так и «внешнюю» экономику России, без которой успешный экономический рост в современных условиях выглядит маловероятным. Впоследствии этот «контур» может быть тиражирован и на другие проекты, которые пока не вызрели.
