ENGУсложняющиеся с неимоверной быстротой современные технологии влекут за собой усложнение регулирующих их законов и правил. Поэтому не приходится удивляться возникновению Федерации креативных индустрий, цель которой — проработка норм, касающихся наиболее чувствительной к бюрократизму сферы — производства контента, способного стать объектом интеллектуальной собственности. О том, почему федерация появилась и как она решает стоящие перед ней задачи, «Инвест-Форсайту» рассказал председатель правления федерации, доктор экономических наук, профессор, декан экономического факультета МГУ, заведующий кафедрой прикладной институциональной экономики экономического факультета МГУ Александр Аузан.
Пандемия оказалась жестким учителем
— Прежде всего было бы интересно узнать: что стало основным побудительным мотивом для появления Федерации креативных индустрий?
— Федерация креативных индустрий стала результатом договоренностей бизнес-организаций, очень непохожих друг на друга, об определенных коллективных действиях. Пандемия стала тем самым спусковым крючком, который привел к некоторым важным нормативным шагам.
Вы наверняка помните, что после первого карантина в прошлом году власть пошла на то, чтобы создать совершенно особые условия для IT-индустрии. Она и является одной из креативных сфер, которая в этих чрезвычайных условиях получила среду (или, по крайней мере, обещание среды от государства) для своего форсированного развития.
Теперь давайте немножко порассуждаем, как это связано с пандемией, и не только с ней. Дело в том, что ей сопутствует другой, не менее резонансный буквально для всех отраслей процесс. Я имею в виду качественный скачок в цифровизации — то, что уже принято называть четвертой промышленной революцией. Пандемия оказалась жестким учителем. Вспомните: в условиях хотя и непродолжительного локдауна, когда приходилось совершенно новым способом заказывать продукты, электронные пропуска и т.д. , она заставила огромное количество людей овладеть цифровой грамотой. Причем тех, кто до того о компьютере и интернете имел слишком «общее» представление. Если б не случилось коронавируса, в более спокойном ритме жизни это освоение заняло бы лет 5, а то и 10.
— То есть у карантина были и позитивные аспекты?
— Карантин возымел свое отчасти позитивное воздействие, так как человечество столкнулось с уникальнейшим случаем в мировой истории, когда три миллиарда человек попали вдруг под фактический «домашний арест» и просидели в нем минимум полтора месяца. Это обстоятельство дало импульс человеческому общению — уже посредством новейших коммуникаций. Поскольку структурные изменения в экономике вызвали проблемы с занятостью и доходами, граждане начали активно искать неожиданные для себя пути зарабатывания денег. Таким образом, здесь дали о себе знать два фактора: люди начали очень серьезно размышлять о кризисе в экономике и возможностях лично для себя выхода из него; во-вторых, появились — и достаточно быстро — многочисленные цифровые инструменты, структуры, платформы. Стало ясно, насколько реально свое хобби воплотить в предмет успешной продажи на глобальном рынке.
Место на мировом пиру
— Мы привыкли к термину «реальный сектор», но, кажется, сейчас на наших глазах возникает новое понятие — креативный сектор. Не было бы правильным создать ему хотя бы на первых порах особый режим благоприятствования?
— Конечно, это было бы обоснованным. Уже есть убедительные примеры его распространения на ту же IT-индустрию. Более того, в конце 2020 года под патронатом Министерства культуры РФ была составлена Концепция развития креативных индустрий в России (я возглавлял рабочую группу, которая непосредственно этим занималась). Параллельно подключилось бюро РСПП и комитет этой же организации по интеллектуальной собственности. Позднее наши разработки сошлись в едином документе. Потому это вовсе не какой-то умозрительный вопрос, а вполне практический. Да, не все легко в согласовании концепции; понятно, что как только дело доходит до финансов, великий Минфин мгновенно обозначает позицию. Но во многих странах креативные индустрии рассматриваются как весьма перспективный путь развития национальных экономик; было бы неразумным, если б на этом мировом пиру Россия осталась вне застолья. У нашей страны — признанный креативный потенциал, известный всевозможными творческими премиями, победами на конкурсах, олимпиадах, фестивалях.
— Сталкивались ли вы с возражениями коллег из научного сообщества?
— Рабочая группа Минкульта в основном состояла из исследователей. У них были методологические дискуссии с коллегами из Российского союза промышленников и предпринимателей. Мне, во всяком случае, не удалось встретить каких-либо уж открытых противников проекта, которые бы говорили, что это ерунда, этим заниматься не нужно, или вы это всё неверно делаете.
Реальные проблемы, конечно, есть. В мировой практике существуют три способа определения креативной индустрии, они сильно противоречат друг другу; при этом каждый имеет свои достоинства и недостатки. Можно идти через формирование перечня конкретных креативных отраслей. Можно идти от собственно креативных профессий и отслеживать, как они работают в отраслях в целом и на конкретных предприятиях. А можно идти от интеллектуальной собственности — экономическая суть креативной индустрии как раз и состоит в том, что творческая идея трансформируется в объект защиты в качестве интеллектуальной собственности; тем самым творчество становится экономикой, вводится в рынок.
Мы сейчас бьемся над тем, как сочетать эти подходы. Делаем это прежде всего потому, что считаем возможным. Главное — очертить границы креативной индустрии и выработать правильные методы ее стимулирования.
— Что именно убедило вас в полезности организационного оформления Федерации креативных индустрий?
— Федерация креативных индустрий — детище все-таки бизнес-ассоциаций, бизнес-организаций; оно рождается через сознание того, что есть некая общность интересов и есть желанные институциональные инструменты для того, чтобы «все развивались вместе и дружно». Неслучайно здесь триггером стал резкий прорыв IT-индустрии.
Логично, почему правительство пошло на такой особый режим благоприятствования; ведь кризис, который мы часто именуем коронакризисом, — особенный. При «обычном» кризисе падает всё, кроме ставок overnight. А этот кризис — от внешнего шока. Ничего подобного не случалось практически 100 лет, с Октябрьской революции и эпидемии испанки. Потому кризис от внешнего шока одни отрасли и секторы безжалостно бросает вниз, зато другие, такие как сегодня IT, «подкидывает на батуте». И мы видим взлет цифровых и логистических компаний. Понимая, что образуется такой локомотив в падающей экономике, правительство естественным образом пытается придать ему дополнительной энергетики, чтобы уже эти отрасли начали вытаскивать за собой всю национальную экономику.
— На факультете, которым вы руководите не первый год, наверняка пытались «измерить» весомость проекта…
— Вы отчасти правы, но с одним принципиальным уточнением — до того как данный проект начал свою исследовательскую историю, он сначала проходил через интуицию его авторов. Она, собственно, и позволила почти с безошибочной точностью обнаружить, какое же конкретное направление оказывается заслуживающим внимания для последующего научного обоснования и развития. Сейчас мои коллеги с экономического факультета МГУ и из Института национальных проектов действительно ведут подобные исследования. Да, вот эта, пусть даже в больших кавычках, «лабораторная фаза» сейчас налицо; но — вначале был все-таки не эксперимент. Сама жизнь, что называется, подсказала: нужна Федерация креативных индустрий. И — как ее следует строить и развивать.
У России склонность к нестандартной деятельности
— Какие сегменты экономики в первоочередном порядке нуждаются в усилении креативной составляющей?
— Если отвечать с точки зрения правильной методологии, я бы охарактеризовал эту первоочередность через каждый из трех методов: через отрасли, креативные профессии и интеллектуальную собственность. Что касается отраслей, тут мы можем увидеть просто неожиданные вещи. Понятно, сегодня есть в них исходно успешные: то же программирование. Но я бы отметил в этом ряду — обратите внимание — анимацию. У нас в России одним из показательных примеров успеха в креативных индустриях (еще когда и сформированного термина такого не существовало) были знакомые всем нам с детства мультики. А сегодня «Маша и медведь», «Фиксики», «Смешарики» — то, что, явившись в открытый доступ в виде исключительно творческого контента, превратилось в систему прав грамотно защищенной интеллектуальной собственности. В итоге это продемонстрировало весьма приличный экономический оборот на мировом рынке — продажей сопутствующих товаров, торговых марок, значков и т.д.
В настоящее время и в банковской сфере происходит аналогичный поиск креативных форм. Как, например, в «Сбере», который очень заинтересованно разрабатывает эту проблематику, но который, по моим наблюдениям, все больше не хочет быть банком… Поскольку очень активно пытается прокладывать тропинки в совершенно другую сторону; чем закончатся уже эти новации, пока сложно дать оценку.
И вот мы буквально перед самым интервью вашему журналу с коллегами из Института национальных проектов детально обсуждали более десятка сфер, которые — по консенсусному заключению экспертов — признаются значимыми для ближайшего будущего креативных индустрий (дальше начинаются споры, хотя, как вы понимаете, это совершенно нормально).
Речь идет об упомянутой анимации, художественных промыслах, изобразительном искусстве, дизайне, кино, радио и ТВ, музыке, литературно-издательской деятельности, архитектуре и строительной инженерии, исполнительских искусствах, программном обеспечении, видеоиграх. Ряд исследователей включает в этот список моду, новые медиа, рекламу, фотографию, игры и игрушки (не только компьютерные), конструкторские работы, ювелирное дело.
Еще одна сфера, которая последнее время развивается очень интенсивно, — гастрономия. Очевидно, креативные результаты российских рестораторов и поваров пользуются заметным спросом у массового потребителя, в сравнении, к примеру, с музеями или театрами. Тем более сегодня ресторанные стандарты вписаны не столько в требования отечественного, сколько мирового рынка.
— Роботизация, повышение пенсионного возраста, деградация экономики в ряде малых городов, скрытая безработица и смежные неурядицы в трудовых отношениях поднимают на новый пик злободневности проблематику человеческого капитала. Как в этих, зачастую неблагополучных, условиях креативному сектору не только сохранить себя, но и оказать оздоравливающее воздействие на экономику и социальную сферу?
— Я осмелюсь утверждать, что креативные индустрии как раз и содержат в себе ключи для решения некоторых чрезвычайно тяжелых, даже драматических, вопросов, которые перед нами ставит новый исторический период. А мы в него уже вошли. И он знаменателен не ковидом, хотя тот сыграл тут свою роль, а — цифровой революцией.
Теперь давайте посмотрим на перспективу искусственного интеллекта. Государства мира, соревнуясь в его разработках, получат не только определенный набор благ и удобств, но и создадут (уже создают) себе множество новых «головных болей». Почему? Искусственный интеллект начнет вытеснять целый ряд профессий, причем связанных не с тяжелым физическим трудом, как было в первую промышленную революцию, а свойственных среднему классу. Искусственный интеллект питается аналитическими профессиями — имеется в виду анализ финансовый, правовой и т.д. Иначе говоря, всё, что пока анализируется человеком по данным направлениям, искусственным интеллектом будет совершаться без него. И лучше него.
В итоге возникает глобальная тяжелая социальная проблема, когда будет вымываться средний класс: он выпадет за рамки привычной экономической занятости; при этом речь идет, заметьте, о людях образованных, добившихся определенных стандартов своей жизни. Возникает вопрос: что с ними делать? Как быть большому количеству людей, которые могут легко оказаться вообще вне контекста новой реальности?
— И какие же есть ответы на эти вопросы?
— Ответа возможно два. Первый (и этот вариант сейчас обсуждается различными экспертными сообществами, прежде всего в европейских странах) предусматривает «пенсию с младых ногтей» — гарантированный минимальный доход. Первый же контрдовод этой идее, выражающий ее нереализуемость — по крайней мере, для большинства стран мира, — состоит в том, что России уже аукнулась упомянутая вами пенсионная реформа, показавшая: нам и для пенсионеров денег не хватает… На планете наберется стран 40, которым по силам осуществить в относительно значимых суммах идею гарантированного минимального дохода.
Но есть и другой вариант. Это — креативная экономика. Когда мы говорим людям, что вы будете волонтерами или сможете заниматься всевозможными другими полезными вещами, это должно подразумевать следующее: вам есть чем заняться, займитесь, но надо понимать: одно дело — волонтерство, а другое — экономическая деятельность. Творческая деятельность в креативной экономике становится интеллектуальной собственностью, а затем капитализируется.
И мне представляется, что этот вариант ответа наиболее пригоден для большинства стран, в том числе РФ, поскольку, подчеркну, по межстрановым измерениям социокультурных характеристик Россия всегда проявляла склонность не к стандартным видам деятельности — к индивидуализированным, штучным. За ХХ век наша страна сумела сделать «такую» бомбу, «сякую» бомбу, вывести на околоземную орбиту спутник, запустить атомную и гидротурбину. Но не смогла сделать конкурентоспособными телевизор, холодильник, автомобиль, персональный компьютер — вследствие того что в России гораздо легче реализуются не стандартные виды деятельности, а те самые штучные. Потому неудивительно, что телевизор изобретался в России, а результаты этого изобретения получали другие страны. Жорес Алферов делал гетеросхемы, ставшие основой современных телекоммуникационных технологий, но никак нельзя утверждать, что центр телекоммуникационного бизнеса находится в России.
В заключение не могу не отметить, что если мы ведем речь о конкуренции в инновациях, конкуренции, которую мы пока проигрываем, поучительно было бы проследить, каким путем мы шли в инновационном развитии, начиная с 2005–2007 гг. А мы скопировали институты инновационной экономики Кремниевой долины, грубо говоря. Мы их почти все перевели в законодательство, сформировали соответствующие структуры. Но получилось как-то не очень… Потому что в Кремниевой долине, кроме этих институтов, огромный избыток частного капитала, который готов рисковать, вкладываться в различные области. У нас же иная картина — его попробовали в инновациях заменить в небольших объемах госкапиталом, это не было эффективно. У нас — избыток другого капитала, которым мы так и не научились распоряжаться: человеческого, причем высококачественного — он у нас просто наружу выплескивается, не находя применения.
Поэтому в России новые инновационные схемы должны опираться не на крупные частные деньги, а на креативный человеческий капитал, который — пока что — есть. Вот его-то и надо обеспечить совсем незначительной финансовой и, что еще важнее, институциональной и инфраструктурной поддержкой. Для того чтобы он превращался из «чистого и бескорыстного» творчества в субъект нормального экономического оборота.
Беседовал Алексей Голяков
