Государственный и крупный частный бизнес в России боится инвестировать в инновации. Система государственного контроля в стране заточена на то, чтобы обнаружить все инновационные продукты и уничтожить их, ежегодно возбуждаются десятки уголовных дел в данной сфере. Об этом заявил глава «Роснано» Анатолий Чубайс в ходе лекции «Инновационная экономика — что это?», состоявшейся в рамках конференции «Подготовка кадров для инновационной экономики: ориентиры и контент» (конференция организована Фондом инфраструктурных и образовательных программ группы «Роснано»). «Инвест-Форсайт» предлагает читателем изложение главных тезисов выступления известного политика.
Рука Бога и предпринимателя Адама
У экономики инноваций есть теоретическая основа. Ее изучали Йозеф Шумпетер, Николай Кондратьев, Элвин Тоффлер, советские экономисты Александр Анчишкин и Юрий Яременко, а также Уильям Баумоль. Николай Кондратьев создал теорию длинных волн, описав различные технологические уклады. Среди них текстильная механизация, уклад парового двигателя и железной дороги, уклад стали и электричества и т.д. У Кондратьева были свои оппоненты, называвшие его работы публицистическими, однако я с ними не согласен, я считаю его концепцию убедительной. Элвину Тоффлеру принадлежит концепция трех волн — аграрной цивилизации, цивилизации индустриальной и инновационной экономики.
Клаус Шваб предложил теорию четырех промышленных революций. Первая из них произошла в 18 веке и в первой половине века 19-го, тогда аграрное общество стало индустриальным. Вторая революция началась во второй половине 19 века и закончилась в начале 20 века, это была эпоха массового производства. Третья революция — эпоха информационных технологий, ее время — стык 20 и 21 веков. И наконец, последняя революция — это появление искусственного интеллекта. Эти промышленные революции автором описаны не жестко, я, например, так и не понял, в чем суть третьей революции.
В 70-е годы изучением экономики инноваций занялись два советских ученых — Анчишкин и Яременко, — понимавшие, что страна отстала в изучении данной дисциплины. Они выпустили важный документ «Комплексная программа научно-технического прогресса на 1980–2000 гг.», которая по понятным причинам имела мало отношения к реальной жизни. Вообще, лучше всего инновационную экономику, на мой взгляд, описывает фреска Микеланджело «Сотворение Адама», где изображена рука Бога и рука первого человека Адама. Адамом в мире экономики инноваций является технологический предприниматель, а Богом — инвестор, дающий ресурсы. В результате совместной работы предпринимателя и инвестора рождается продукт.
Таблица Менделеева для стартапера
Хотелось бы подробнее описать процесс рождения инноваций. Все начинается с ученого, в голове у которого появляется какая-то блестящая концепция. Ученому нужны для ее реализации источники финансирования, обычно ими становятся гранты. Когда работоспособность концепции доказана, в дело вступают бизнес-ангелы. Они дают новые деньги, позволяющие расширить команду проекта. В результате появляется прототип продукта.
На третьей стадии команда продукта регистрирует полноценный стартап — юридическое лицо — и работает дальше уже с профессиональным инвестором — венчурным фондом. Это позволяет вывести продукт на серийное производство. Важной вехой будет достижение проектом стадии продаж. Следующим шагом станет окупаемость. Это «таблица Менделеева» для инновационного процесса, из которой, как правило, нельзя выбросить ни одного элемента. В реальной жизни эта картина немного плывет. Продажи могут наступить у некоторых стартапов раньше, у других позже. Например, какая-то компания может быть сильно раскрученной, известной, однако продаж у нее не будет вообще.
Интересно, что в процессе работы может кардинально меняться и сам продукт: часто стартаперы начинают с производства колбасы, а заканчивают выпуском вертолета. Важно отличать от инноваций науку; как ни странно, часто это противоположные вещи. Это видно на примере отношения к знаниям и деньгам. Если из знаний производят деньги — это инновации, а если из денег знания, то это уже наука.
Бизнес как экстремальный дайвинг
Есть такой экстремальный спорт — «подводная спелеология». Ее особенность в том, что в пещерах часть водной поверхности выходит на воздух, а часть — нет. Дайвер, ныряя из одной ниши в другую, предполагает, что там есть воздух, но его может и не быть. Если у дайвера нет акваланга, он может очень сильно рисковать, так как малейшая оплошность, и дыхания ему не хватит. Жизнь дайвера похожа на жизнь инновационного предпринимателя. Он делает каждый раз то, что не делал раньше. На его пути появляются новые ниши, о них не было раньше никакого представления, так как до них никто никогда не добирался. Если все удачно, стартапер выныривает на последних остатках кислорода. Однако не все могут вынырнуть и получить доступ к воздуху — деньгам инвесторов. Некоторые никогда не смогут их получить.
Инновационный бизнес работает по совершенно другим законам, чем обычный. В основе традиционного бизнеса лежит принцип снижения затрат. В инновационной сфере же главное — продукт. На одном из форумов в Давосе выступал Билл Гейтс, в его адрес звучало много критики, так как Microsoft тогда начал вести программу снижения издержек. Это означало, что компания ушла из инновационной сферы и начала попросту производить серийный продукт.
Другая особенность технологического предпринимательства — получение дохода там не стоит на первом месте. Для Илона Маска, я уверен, неважно, попадет он в список «Форбс» или нет. Для него важнее произвести новый продукт, довести Tesla до самоокупаемости.
Ну и наконец, последняя особенность инновационной экономики: часто спрос в ней не предшествует предложению. Вначале появляется какой-то новый уникальный продукт и только затем на него появляется спрос.
Шанс для России
В России венчурная экономика развивается, хотя она серьезно и отстает от западной. У нас есть эндаумент-фонды, крупнейший из них у «Сколтеха» — 4,7 млрд рублей. Если посмотреть на эндаументы российских вузов, то их общий объем будет в 10 раз меньше, чем эндаумент одного Кембриджа. Потому эти фонды пока не могут стать источником средств для венчурной сферы в России. В России есть и фонды, инвестирующие в другие фонды (фонды фондов). Их до недавнего времени было два — «Роснано» и РВК.
Еще один институт венчурной экономики — семейные офисы, деньги богатых семей. Когда-то я пошел к олигархам и попросил у них $1 млрд, чтобы заработать на венчурном рынке. Меня спросили, кто я? Я говорю: «Как же, я Анатолий Чубайс, глава “Роснано”». «А ты есть в списке “Форбс”?» — спрашивают они. «Нет, и, скорее всего, уже там не буду», — отвечаю я. «А мы вот есть, и мы умеем инвестировать сами, нам никто не нужен», — был ответ мне. У нас в стране семейными фондами управляют бизнесмены, сами нажившие свое состояние. И они никому не доверяют инвестировать свои средства.
Наконец, последний источник венчурных денег — негосударственные пенсионные фонды. Это большой объем средств — 3,6 трлн рублей. Однако этот источник у нас закрыт: НПФ запрещено размещать свои активы в инвестиционных товариществах. Это большое упущение, так как можно было бы им дать возможность направлять хотя бы 1,5–3% своих средств в инвестиционные фонды. То, что они не могут так делать, — ошибка правительства и Банка России; даже не ошибка, а провал. Во всем мире такой инструмент есть, и только у нас нет.
Вообще, в области инновационного развития у России много неуспехов. Например, есть у нас «Инновационная стратегия до 2020 года». По ней к 2020 году 4 российских вуза должны войти в число 200 ведущих университетов мира, в действительности же, скорее всего, войдет только один — МГУ. Внутренние затраты на исследования и разработки по стратегии должны были увеличиться до 3% от ВВП, по факту же они снижены с 1,3% до 1% от ВВП. Число компаний, создающих технологические инновации, должно было увеличиться до 25% от общего количества предприятий в стране, однако в действительности все пошло по-другому. Число таких компаний снизилось до 7,5% в 2016 году с 7,7% в 2010 году.
Усугубил ситуацию и арест Майкла Калви — одного из самых авторитетных людей в мире венчурных инвестиций. Он привлек в Россию несколько миллиардов долларов и получил уголовное дело. Это гениальное решение, оно нанесло венчурной экономике нашей страны сильный удар.
Хотел бы назвать еще несколько провалов — один из главных: частный бизнес не пошел в инновации. Госкомпании из-за сильной забюрократизированности также не хотят идти в эту область. Академия наук так и не стала драйвером инновационного развития страны. На одном из заседаний ее представители заявили: «Как же так, у нас есть прекрасные проекты», — и привели в качестве примера два, в которые «Роснано» как раз и направило деньги. Проблема в том, что, кроме этих двух проектов, больше ничего нет.
Наконец, последняя проблема — отсутствие системных источников финансирования: системных финансовых институтов не создано, а это значит, индустрии дальше будет крайне тяжело развиваться.
Тем не менее мне не хотелось бы заканчивать на негативной ноте. У нас возникли кластеры, которых раньше никогда не было. Не было, например, у нас ядерной медицины, а сегодня она есть. Построена сеть центров ядерной медицины в 11 регионах страны, через них прошло больше 70 тыс. человек. Не было в России и производства оптоволокна, оно импортировалось. Однако сейчас построен завод в Саранске, его продукция вытесняет у нас западную. Еще одно достижение — развитие в России солнечной энергетики. Завод «Хевел» производит солнечные панели у нас с КПД 22,7%, он входит в тройку лучших в мире. Ну и наконец, еще один инновационный кластер — это биофармацевтика, ее не было десять лет назад, а сейчас есть десятки компаний, создающих инновационные лекарства.
В ближайшее десятилетие будут построены новые кластеры. Я уверен, у нас начнет развиваться ветроэнергетика, промышленное хранение электроэнергии, гибкая электроника, переработка мусора в электроэнергию, а также производство наномодифицированных материалов.
Записал: Александр Столяров