ENGСтарейший сценический бренд, Центральный театр кукол имени Сергея Образцова, несмотря на свою долгую историю и верность традициям, не стоит в стороне от новейших инновационных разработок и проектов как и в чисто творческом отношении, так и в плане технологической оснастки постановок. Особенно это стало видно в 2013 году, когда главным режиссером прославленного коллектива стал 45-летний петербургский режиссер, лауреат Национальной премии «Золотая маска» и театральной премии «Золотой софит» Борис Константинов. С ним побеседовал корреспондент «Инвест-Форсайта».
— Насколько затратно, по вашей оценке, — и в материальном, и моральном плане — производство кукольных спектаклей, в сравнении с теми, где играют живые актеры?
— Театр кукол — это искусство (пожалуй, как никакое другое в театральной сфере) прежде всего визуальное; чтобы воссоздать его на современном уровне, необходимо уметь грамотно задействовать материальные ресурсы. В драматическом театре я как режиссер могу рассчитывать на живого актера, на его умение использовать слово, интонации, мимику. Достаточно выстроить очень выгодную для артиста и зрителя мизансцену. Иначе говоря, оперировать кубом, пустым планшетом сцены, опущенными штанкетами, которые видит зритель. Сейчас использование такой схемы стало не только распространенным, но и модным.
— Вы имеете в виду перформанс, вокруг которого в последнее время идут нешуточные споры? Так как раз он — в плане вовлечения ресурсов — наименее расходная форма театрального представления.
— Это может быть и перформанс, и другой вид театрального искусства. Можно оставить актера — если это моноспектакль — одного в центре сцены и работать с ним с помощью опасного или неопасного опускания штанкета, создавая, например, преграды и выстраивая таким образом элементарный конфликт по сюжету.
В театре кукол главным остается одно — кукла. И она, как любой другой инструмент, должна быть сделана не просто профессионалом, а мастером. Признаюсь, не так-то просто сделать куклу, которая по-настоящему заработает на сцене. Изготовитель кукол для меня лично — современный Страдивари; я считаю, этот труд должен быть достойнейшим образом оплачен, потому что за этим стоит и то, что мы на профессиональном языке называем сочинением куклы (подробным описанием — разработкой её визуальной концепции), и стадия непосредственного вещественного воплощения. Как скульптор рождает образ, так же из пластилина изготавливается модель, затем следует процесс отливки, если это папье-маше или планшетная кукла; если это маппет-модель, над ней работают портные. Тростевая марионетка — еще более сложный механизм. В общем, за всем за этим стоит целая плеяда людей, включая того, кто куклу как персонажа должен одеть в соответствующий костюм. И все звенья производства замыкаются — по крайней мере, в нашем театре — на одном человеке, несущем обязанности художника-постановщика.
Креатив больше в содержании, а не в форме
— Какой бы тренд вы как главный режиссер кукольного театра выделили в своей сфере? Он выражается в некой самоизоляции, в сохранении уникальности подобного зрелища? Или в нарастающем синтетизме с другими жанрами?
— Безусловно, в синтетизме. Это было всегда, но в современном мире кукольники особенно тяготеют к синтетическому театру, когда в одном спектакле соединяются актер в «живом» плане и кукла (как, к примеру, в нашем легендарном спектакле «Божественная комедия») или когда с куклой на равных существуют анимация или игровое кино. Конечно, требования к технологической оснащенности подобных постановок возросли многократно.
— Какова финансовая нагрузка процесса, при котором, как вы заметили, выстраивается несколько звеньев производства? В каждый из них нужно вкладывать инвестиции, а потом платить исполнителям, подрядчикам?
— Да, это так, каждая изготовляемая кукла прописывается в отдельном паспорте. А в нем все позиции расписаны до рубля. Человеку, не посвященному в специфику изготовления театральной куклы, может показаться, что большая, яркая, красочная кукла должна стоить дорого, тогда как кукла аскетная, с простым управлением — мало.
— А сколько, интересно, она стоит?
— Вопрос для меня как главного режиссера вовсе не в том, чтобы назвать цифру, а в понимании и мной, и моими единомышленниками-коллегами, а также зрителями и всеми, кто интересуется нашим театром, простой вещи: важна не цена куклы, а её художественная ценность. Кукла должна уметь «играть роль» и не походить на какой-то полуфабрикат-эрзац. Это не означает, что она должна быть буквально из платины. В ней всегда должна быть спрятана тайна — иначе говоря, механизм для трюка, нужная выразительность в маске, необходимый мне как режиссёру жест.
Материал, взятый для постановки, его литературная основа определяет, нужна ли такая сложносочинённая кукла. Или режиссёру будет достаточно шарика на пальце.
— Вы уже более четырех лет главреж Центрального академического театра кукол имени Сергея Образцова. Насколько важны для вас как руководителя заведомо, что называется, креативные, прорывные проекты в выстраивании концепции развития?
— «Прорыв», на мой взгляд — это талантливое освоение темы и конкретного литературного материала, за который берутся режиссер и художник постановки. Не всегда дорогостоящие постановки гарантируют успех. Востребованы публикой бывают и малые, более скромные спектакли. Из последних таких спектаклей могу назвать «Али-Баба и сорок разбойников», «Снеговик». Кстати, «Снеговик» — это моноспектакль, в котором простого и вместе с тем очень красивого решения добился наш художник Евгения Шахотько. В непосредственном общении со зрителями, не прячась за ширму, один актер создаёт вокруг себя кукольный, сказочный мир. И мы очень ценим создание таких камерных спектаклей, важных и нужных для развития основной нашей публики — юного или совсем маленького зрителя.
Мы, вне всякого сомнения, могли бы каждый раз находить, будучи по статусу федеральным учреждением культуры, необходимый бюджет на шоу-спектакли, на то, чтобы брать, так сказать, исключительно количеством. Но я — как главный режиссер — не сторонник нарочито яркого, сверхэмоционального зрелища у себя на подмостках, когда только шоу и больше ничего. Я ставлю перед собой и коллегами куда более сложную задачу психологического воздействия на зрителя с помощью куклы.
С другой стороны, у нашего театра есть три площадки (большой зал, малая и третья сцены), и уж если ты взялся за управление художественной составляющей театра, то на все сцены нужно успевать строить планы постановок и их вовремя реализовывать. В мастерских театра изготавливаются декорации, куклы, реквизит и костюмы; иногда работа строится по договорам подряда, преимущественно с частными предприятиями. Последний раз, выпуская спектакль «Турандот», мы плодотворно сотрудничали с московской фирмой Андрея и Натальи Скабеевых, которые, помимо того, что сами по себе большие профессионалы, еще и превосходно чувствует специфику кукольного театра.
— Вы принципиально не подстраиваетесь под зрителя?
— Мы не смогли бы угодить всем. Кому-то всё, что мы делаем, приходится по вкусу. Кто-то остается недоволен даже лучшими нашими постановками. Но вместе с тем мы учимся у зрителя. Я, например, учусь в первую очередь; потому что большие формы лично не мой формат, но его нужно принять и научиться с ним работать. И, более того, получать от этого удовольствие.
Слон на сцене дисциплинирует эксплуатационников за кулисами
— Условно говоря, слон на сцене — если речь о кукольных габаритах — сейчас погоду уже не делает?
— Опять же, в зависимости от того, как он на сцене будет смотреться. Но если тебе понадобился слон и ты доказал необходимость его появления художественному и техническому советам, то успех спектакля со слоном вряд ли будет закреплен лишь аплодисментами, положительными отзывами в СМИ и кассовыми сборами. Если не продуман вопрос эксплуатации кукольного оборудования — не найдено соответствующее место, чтобы хранить при определенных температуре и влажности громоздкие материальные объекты, — то спектакль просто не задержится в репертуаре. И в этом плане наша дирекция во главе с гендиректором театра Ириной Корчевниковой работает, что называется, на опережение.
— Инновации, становящиеся органичной частью ваших постановок, как вы сказали, в значительной степени обусловлены параметрами света на сцене кукольного театра. А огонь используете? Или хотя бы его имитацию?
— По закону мы не можем использовать живой огонь, особенно после ставших печально известными случаев с пиротехникой в ряде клубных помещений. Даже спиртовые факелы, применявшиеся в некоторых театрах, — вне нашего арсенала. Задействуем лазеры, но стараемся делать это аккуратно, чтобы не навредить зрению зрителей. Галлогеновый свет используем, когда нужно создать по контексту атмосферу безжизненности, но это не универсальный инстурмент. Это холодный медицинский свет. Он лишает теплоты зрителя, который, глядя на картину, возможно, этого и не понимает, но чувствует. Давайте представим: вот вы осветили сцену так, как будто она оказалась под светом факела или свечи. И в том, и в другом случае как инструмент вы задействовали живой огонь, который запрещен. Но тогда перед авторами спектаклей встает задача: создать ощущение живого огня, чтобы тот же художник, сделавший куклу, искавший при работе над проектом полутона, тщательно подбиравший к ней одежду, не лишился в процессе постановки всех своих оригинальных наработок. И я практически каждый день разговариваю с сотрудниками светового цеха, и меня ребята с полуслова понимают, своим мастерством стараясь максимально компенсировать недостатки галлогенового освещения, чередуя его со старым, «фонарным» освещением и применяя цветофильтры.
В пространстве Москвы и больших гастролей
— Конкурентов — по меньшей мере, на театральной карте Москвы — по вашей, кукольной, части вы уж точно не видите…
— Нет, не соглашусь, нашим конкурентом может, я думаю, сегодня стать каждый театр в любом регионе страны. Только в Москве их больше десятка: Московский детский камерный театр кукол, Театр теней, Театр кукол на Бауманской, Детский театр марионеток, Театр кукол на Таганке, театр «Тень» и другие… Кроме того, никто, собственно, не запрещает «обычным» драматическим или музыкальным театрам вводить в действо кукол или марионеток. Что касается нас, выделяемся тем, что по статусу мы — государственный театр федерального подчинения. И, исходя из этого, должны выполнять именно государственные задания, связанные в том числе с обширной гастрольной деятельностью. Мы участвуем в программе Министерства культуры РФ «Большие гастроли», которая позволяет такой театр, как наш (где одних актеров в труппе насчитывается почти 60 человек), вывозить, например, в Красноярск. Или — еще куда-нибудь севернее или восточнее… Цель Минкульта, согласитесь, заслуживает понимания и уважения — она возрождает традицию, которая была в советское время: воочию знакомить зрителя, физически не имеющего возможности приехать в Москву, со спектаклями, о которых говорят и спорят. Причем со спектаклями, которые в воспитательном плане незаменимы для подрастающего поколения.
— Расскажите о вашей последней гастрольной поездке?
— В конце 2017 года большая группа театра вернулась из Кишинёва. Показывали наш нетленный хит «Необыкновенный концерт» и два моих спектакля, о которых я упомянул, — «Али-бабу…» и «Снеговика». Сам я в молдавскую столицу поехать не смог, поэтому мне как автору было вдвойне интересно, как шли гастроли. Ведь не секрет, что из новостных лент можно проследить в основном лишь политический момент: как налаживаются отношения на государственном и правительственном уровнях. А мои коллеги рассказывали о своих впечатлениях от Молдавии, имея в виду зрительскую и просто человеческую реакцию: «Да просто прекрасно!» И принимали, и смотрели.
— Зрители приходили русскоязычные?
— В равной степени и понимающие по-русски, и те, для кого русский язык уже стал иностранным. Язык кукольного театра, как никакой другой, сдвигает самые, казалось бы, немыслимые барьеры.
— Борис Анатольевич, насколько это удовольствие — выезд на гастроли — на примере вашего театра сегодня дорогое? Окупают они себя?
— Очень дорогое. Не окупают, сразу скажу; потому что транспортировать декорации только на собственные финансовые средства театр явно не в состоянии, потому мы и отдаём должное федеральной госпрограмме гастролей. Еще важный момент — цены на билеты. Мы не можем их «задирать», что, не исключаю, в состоянии себе позволить какой-нибудь драматический театр, специализирующийся на премьерах с медийными лицами для взрослой публики. Во-первых, если отбываем куда-то в провинцию, не можем не учитывать, что люди там живут от зарплаты до зарплаты и самой жизнью приучены за детский кукольный спектакль платить доступные деньги. В среднем, не более 200 рублей.
В некоторой степени затратно и переоборудование площадок под наши постановки, так как играть на местах зачастую приходится не в кукольных, а драматических или оперных театрах с их большими залами. Иногда губернаторы вместе с региональными управлениями культуры и самими театрами, предоставляющим нам свои площадки, нам охотно помогают. Так, в Кишиневе мы выступали на сцене Русского драмтеатра им. Чехова, а в один из последних приездов в Санкт-Петербург — на огромной сцене легендарного БДТ.
Беседовал Алексей Голяков
