Инновационный центр «Сколково» традиционно воспринимается как место прописки прорывных отечественных стартапов — число резидентов уже превышает две тысячи и продолжает расти. Однако сегодня это еще и «точка входа» в мир технологических инноваций для российских корпораций. Партнерами Фонда «Сколково» являются более 100 компаний, по итогам 2018 года 45 компаний разместили здесь свои центры НИОКР, в том числе «Сибур» и «Татнефть». С помощью «Сколково» корпорациям проще получить доступ к профильным инновационным разработкам — так, в 2018 году свои проекты индустриальным заказчикам представили более 200 компаний. Чем «Сколково» готово помочь корпорациям в век инноваций, как изменилась работа инновационного центра за последние годы и почему Марк Цукерберг и его Facebook никогда не попали бы в резиденты российской «Кремниевой долины», рассказал «Инвест-Форсайту» Кирилл Каем, старший вице-президент по инновациям Фонда «Сколково».
Вышли на охоту
— Кирилл Владимирович, за почти 10 лет работы Фонд «Сколково» серьезно изменил фокус работы, сместив его в сторону работы с корпорациями. С чем это связано?
— Фонд «Сколково» отчасти повторил прогресс человечества. Человечество начинало с собирательства, затем перешло к охоте. Так же и Фонд. Сначала мы искали научные группы в различных НИИ, фильтровали тех, кто имеет шансы на успех, помогали им. Это было «собирательство». Сейчас мы увеличили интенсивность работы с индустриальными партнерами, которые для нас являются заказчиками технологий. Мы, конечно же, какое-то количество проектов берем и в прежнем режиме, но главный акцент делаем на поиск специфических технологий, на которые есть заказ. Они и формируют портфель «Сколково». Это большой плюс, потому что эти проекты, как правило, быстрее растут, у них выше потенциал коммерциализации. Конечно, есть риски.
Например, индустрия может ошибаться, и мы больше концентрируемся на прикладных разработках. Но это органический путь, ведь мы — фонд, отвечающий и за разработку, и за коммерциализацию. Главное — то, что нужнее и важнее для экономики страны, которая проходит через очередную промышленную революцию.
— Как понимаете, на какие технологии спрос?
— Часть корпораций — и российских, и иностранных, с которыми мы тоже работаем — действительно понимают, что им нужно. Увы, пока у иностранных корпораций процент понимания выше. Но есть корпорации, которые живут в рамках глобальной стратегии, а вот стратегия технологическая слабо прописана. Мы помогаем подстроить ее к глобальной стратегии корпорации. Есть совсем грустный вариант, когда нет технологической стратегии. В этом случае мы, консолидируя усилия со стратконсалтерами, помогаем такую стратегию разработать.
— Корпорации в России готовы к такой работе?
— Начиная данную программу, мы недооценили спрос. Узким местом сейчас является не заключение контрактов с корпорациями — не хватает людей, чтобы выполнить все запросы. Часть корпораций, особенно частных, понимают, что они находятся в конкурентной зоне. И приходят с готовыми заказами. Часть корпораций получили ускорение «сверху», и это тоже срабатывает. В целом, крупные компании перестраивают организационные структуры, систему принятия корпоративных решений в отношении инноваций, в том числе открывают венчурные фонды. Это все помогает с ними работать, формирует платежеспособный спрос.
— Для корпорации это дорого?
— В рамках оборота это ничтожные цифры.
— Какие из корпораций, с которыми работает «Сколково», самые передовые?
— Кого похвалить? «Росатом» похвалю. Они — лидеры на мировом рынке, но понимают, что надо выстраивать новые продуктовые линейки, диверсифицироваться. В рамках основных производственных процессов тоже ищут инновации. Похвалю «Сибур», «Газпромнефть», действительно, люди серьезно озаботились цифровизацией. При этом я стараюсь дать непредвзятое мнение: например, «Сибур» открыл в «Сколково» свой исследовательский центр, а «Газпром нефть» и «Росатом» — нет. Просто я вижу, как люди работают. Эти корпорации целенаправленно выстраивают процессы, связанные с принципом «открытых инноваций». Нам за этих клиентов приходится значительно жестче конкурировать, но у них правильно все устроено.
— Корпорации работают с разными институтами развития, есть тут конкуренция?
— Фонд «Сколково» — организация, которая была создана специально для идентификации, фильтрации и поддержки роста технологических команд. В следующем году нам исполняется 10 лет. За эти годы мы отсмотрели огромное количество проектов, ежегодно нашими резидентами становятся 300-400 стартапов. По итогам 2019 года ожидаем, что у нас будет 2300 компаний. Наше первое конкурентное преимущество — гигантский стек стартапов. Второе — сотрудники со специальным образованием в разных технологических областях. Третье преимущество — широчайший нетворк наших специалистов в каждой из своих областей. И, конечно, с точки зрения корпорации мы доказываем, что мы действительно дружественная, открытая и независимая экосистема с гигантским опытом и объемным pipeline-м в части инновационных команд и разработок. Дополнительное преимущество: мы — нон-профит организация, и когда мы занимаемся ценообразованием, наша задача — компенсировать расходы.
— На какие технологические решения сейчас у корпораций самый большой запрос?
— Самый большой запрос — цифровая трансформация производства. При достаточно небольших вложениях это приносит очень серьезный выигрыш. Поэтому большие корпорации на это очень сильно настроены, и государство абсолютно правильно поставило сейчас это во главу угла.
— Ее можно сделать силами именно российских разработчиков?
— Думаю, это всегда будет смешанная история. Россия имеет очень большой потенциал с точки зрения софта, программирования, математики, data science. Но для того чтобы преодолеть гэп, связанный с элементной базой, с микроэлектроникой и сенсорами, потребуется время. Поэтому в рамках цифровой трансформации это всегда будут смешанные решения. Весь мир сейчас так и существует — есть объем внутренних компетенций и какой-то объем элементов и их компонентов, который в рамках глобального разделения труда приходит из других стран. Нам точно надо улучшать микроэлектронную компонентную базу, чипы свои делать. Но не надо ждать, пока это произойдет: надо сейчас все делать параллельно.
Кого ждут в «Сколково»
— Часто приходится отказывать компаниям в резидентстве?
— Уровень отказа у нас очень большой — 70-75% команд не попадают в «Сколково». Когда компания подает заявку на получение статуса резидента Фонда, она всегда проходит через внешних независимых экспертов. Основной вопрос, на который они отвечают, это уникальность, технологическая новизна в мировом масштабе. Если команда технологию скопировала, она не пройдет экспертизу и к нам не попадет. Не попадают в «Сколково» из-за плохой научной базы, недостаточной технологической новизны, отсутствия уникальности. Бывает, что проект находится на очень ранней стадии, когда еще нет рынка, не видно перспектив коммерциализации. Таким тоже эксперты ставят плохие оценки, отказывают в статусе резидента.
Но те, кто прошел отбор, это определенный знак качества. Инвесторы это понимают, и все венчурные фонды работают с резидентами «Сколково». Есть разные оценки венчурного рынка, но все согласны, что значимая доля сделок в технологическом сегменте проходит с нашими резидентами. И около 40% сделок прошлого года — сделки со сколковскими стартапами.
— Какие команды сегодня ждут в «Сколково»?
— У нас четыре кластера, которые разделены по индустриальным сегментам: информационные технологии, биомедицинские технологии (включая биотехнологии в сельском хозяйстве), энергоэффективные технологии и передовые производственные технологии (в кластер «Промтех» мы объединили ядерный и космический кластеры). У каждого кластера свой пул экспертов — чтобы проекты оценивали профильные специалисты. А записные книжки менеджеров кластеров помогают проекты коммерциализовать — выйти стартапам на правильного заказчика. У нас большая часть проектов B2B, с высокой научной емкостью. Мы не берем проекты маркетинговых инноваций. Я циничную вещь всегда говорю, но если бы Марк Цукерберг в самом начале пришел на экспертизу «Сколково» с идеей Facebook, он бы получил на экспертизе двойки. Это была великолепная маркетинговая идея, но с научно-технологической точки зрения особой новизны не было. Поэтому если сравнивать с мировыми центрами, близкими к «Сколково», у нас иной набор проектов в портфеле. У них превалируют IT-проекты, обычно их более 50-60%. В «Сколково» IT-проектов около 35%, остальные кластеры представлены примерно в равных долях.
— Сколько проектов отсмотрели за время работы?
— Когда Фонд задумывался, плановый показатель по количеству стартапов был 800+. Сейчас резидентов «Сколково» более двух тысяч. С учетом строгости отбора за время существования «Сколково» экспертизу прошли около 20 тыс. проектов. Команды, получившие отказ, также остаются в нашей обойме: мы стараемся вовлекать их в решение каких-то новых задач, приглашаем к участию в новых конкурсах. Надо отметить, что с точки зрения государственного финансирования мы работаем на уровне, который предполагался госпрограммой с самого начала. То есть мы перевыполнили план, в том числе за счет внутреннего человеческого ресурса и оптимизации работы. При этом в рамках ротации резидентов мы ежегодно прощаемся примерно с 300 компаниями. Причины разные — в тупик зашли, команда развалилась… То есть часть резидентов уходит, идет постоянное обновление и органический прирост портфеля резидентов Фонда.
— Стартапы приходят в «Сколково» за грантами?
— Представление о том, что «Сколково» — это место, куда надо идти за грантом, уже преодолено. Сегодня большая часть компаний приходит совсем за другими благами. В основном это сервисы, предоставляемые Фондом в части инкубации и акселерации компаний, помощь в привлечении частных инвестиций и внешнего финансирования, доступ к инфраструктуре, инновационная тусовка, в какой-то мере льготы и только потом гранты.
Кстати, в цифрах мы тоже не самая крупная грантовыдающая организация в стране. Контракты Минобра, Минпрома, гранты Фонда Бортника — они по объему значительно больше, и мы помогаем резидентам «Сколково» правильно работать с другими институтами развития, получать финансирование из этих источников. Мы очень придирчивы к выдаче грантов, у нас одно из самых сложных прохождений грантового меморандума через экспертизу. Но если проект через нее прошел, это повышает привлекательность для частного инвестора. Так, в прошлом году Фонд выплатил грантов примерно на 1,1 млрд рублей, при этом частные инвестиции, которые были привлечены в стартапы, превысили 13 млрд рублей. Так что это уже ушедший момент, что в «Сколково» надо идти за грантом.
— Что еще меняется в работе Фонда со стартапами?
— Мы долго этого ждали, и буквально на днях вступили в силу изменения в закон «О «Сколково», отменяющие территориальные ограничения для компаний, которые хотят стать участниками проекта «Сколково». Раньше, чтобы стать полноценным резидентом и получать все льготы, компания должна была зарегистрироваться на территории Инновационного центра. На стадии становления Фонда и начала строительства иннограда это было логично — государство тратило значительные ресурсы на создание инфраструктуры, самих инновационных компаний было немного, и их нужно было сосредоточить на одной территории.
Сейчас ситуация изменилась. В регионах появилось множество компаний, которые все экспертизы прошли, но им невыгодно переезжать в «Сколково». Например, мы не можем в Инновационном центре разместить коровники, посевные поля для сельхозпроекта. Или компания традиционно «живет» рядом с одним из сибирских институтов. Или вообще во Владивостоке. Понятно, что у людей там сложившаяся экосистема, жизнь, и перетаскивать всю команду в Москву, наверное, странно. Теперь проблема решена — стать резидентом «Сколково» может любая компания, которая занимается исследовательской деятельностью на территории России при условии успешного прохождения независимой экспертизы на статус резидента.
— Как будет организована поддержка на местах?
— В регионах мы выстраиваем сеть партнерских технопарков. Они смогут работать с резидентами, которые физически находятся в регионе, в их технопарке, имея полный объем всех благ, которые «Сколково» по закону может предоставить. Они будут являться проводниками сервиса для тех стартапов, которые в этом регионе находятся, нашими партнерами.
По новым правилам
— Резиденты Фонда «Сколково» зарабатывают?
— В портфеле Фонда более 60% компаний — компании ранних стадий, им даже пилотные проекты еще рано проводить. Оставшиеся компании, которые выходят в том числе на внедрение, на реальный бизнес, только в прошлом году сгенерировали почти 70 млрд рублей выручки, а еще 22 млрд выручки получили исследовательские центры индустриальных компаний — партнеров «Сколково».
— Фонд «Сколково» какую-то долю от этого получает?
— На сегодня — нет. Компания-резидент не отдает долю в Фонд, более того — вся интеллектуальная собственность также полностью принадлежит стартапу. Совсем недавно у нас появилось право входить в капитал резидентов. Среди институтов развития и акселераторов это распространенная мировая практика. Сейчас мы внутри Фонда обсуждаем механизмы работы по реализации этого права. При этом покупать доли за счет средств государственной субсидии мы совершенно точно не планируем. Вообще, «Сколково» — это некоммерческая организация, которая существует за счет двух источников: субсидийного и внебюджетного. Мы действительно генерируем определенный объем внебюджетных доходов, основной источник которых — корпорации. Они готовы платить за наши компетенции, связанные с пониманием ландшафта технологий, за помощь в выстраивании технологических стратегий при поиске необходимых технологий, команд, разработок. Корпорации нам платят как консультантам.
Кроме того, Фонд получает определенный доход от эксплуатации недвижимости и земли, которая находится на балансе или в аренде. Также «Сколково» делает хорошие интересные мероприятия. Новый потенциальный источник доходов — доли в капитале стартапов — позволит направлять дополнительные средства на поддержание уставной деятельности Фонда. Мы не ставим своей целью получение прибыли. В первую очередь дополнительные доходы дают нам возможность поэтапно снижать бюджетную нагрузку на государство и более эффективно поддерживать быстрорастущие технологические компании на самом старте за счет бесплатного оказания всего спектра услуг.
— Есть ли планы по выходу на самоокупаемость? Ранее как возможная дата фигурировал 2020 год.
— С учетом того, что мы этот процесс начали более двух лет назад, к 2020 году, вероятно, не успеем. Но в цикле пяти лет это возможно. Другое дело, что Фонд несет большой объем некоммерческой нагрузки — это инкубационные программы, поддержка программ разных стадий, пропаганда инноваций… Но операционную часть точно можно будет закрыть.
— Вы помогаете стартапам получить инвестиции?
— Да, конечно. Более того, грантовая поддержка (от микрогрантов на 1-1,5 млн на конкретные нужды до 150 миллионов рублей на несколько лет) предусматривает обязательное привлечение частных инвестиций. В среднем получается 50 на 50. При этом под частными инвестициями мы понимаем лишь те, которые основаны на принципах возвратного капитала. Это могут быть венчурные фонды (в том числе государственные), крупные корпорации, которые инвестируют в нужные им технологии, бизнес-ангелы.
— Со стартапами понятно, а инвесторы нуждаются сегодня в помощи?
— По бизнес-ангелам у нас новый, кстати говоря, инструмент поддержки появляется в этом году. Мы готовы субсидировать часть инвестиций бизнес-ангелов до размера его НДФЛ за предыдущие три года. Эту субсидию предоставляет Министерство финансов, Фонд выступает оператором. И все это нацелено именно на поддержку бизнес-ангелов, которые инвестируют в технологические стартапы. Мы выходили с вопросом о возможности предоставления федеральной льготы, но Министерство финансов осторожно решило провести пилотный проект, дав нам поручение по этой работе. Надеемся, что в будущем по результатам «пилота» этот инструмент будет доступен более широкому кругу институтов развития или реализован в виде Федеральной налоговой льготы.
— Когда эта опция заработает?
— Должна заработать в этом году, уже есть бюджет на полмиллиарда рублей. Правда, процедура длинная. Вообще, сейчас с бизнес-ангелами очень интересная история. Есть люди и ассоциации, которые на слуху, а есть те, кто вкладывает деньги, но нигде не «светится». Мы считаем, что именно последних надо обязательно поддерживать.
Беседовала Ольга Блинова