ENGМосковский международный салон образования (ММСО) — крупнейшее в стране событие, посвященное экосистеме образования. Салон и целый ряд связанных с ним мероприятий, проходящих в течение года, посвящены всей палитре вопросов современного образования: от технологических и инфраструктурных задач до обновления повестки дня и выстраивания новых коммуникаций в образовательной среде. Отличительная особенность ММСО — разработка индивидуальных сценариев для посетителей, предлагающая каждому в соответствии с его интересами самые актуальные мероприятия и экспозиции партнеров.
О том, как изменяется российское образование, какие проблемы необходимо решить и какие технологии этому способствуют, а также о том, каким будет образование в будущем, специально для «Инвест-Форсайта» Сергей Жигарев поговорил с директором АНО «Дирекция Московского международного салона образования» Максимом Казарновским.
О точках роста
— Максим, начну с большого отраслевого вопроса. В мире происходят глобальные изменения, подстегиваемые развитием технологий, в частности цифровизацией. Как они сказываются на сфере образования?
— Перед тем как говорить о технологических изменениях, стоит прояснить, почему сегодня образование оказалось в центре внимания. Дело в том, что трансформировалось понимание социального успеха. Раньше хорошее школьное образование, которое соответствовало реалиям времени, служило гарантией поступления в вуз, а хорошее завершение вуза обеспечивало дальнейшую карьерную траекторию. Изменения начались, когда успех перестал быть коллективным и стал индивидуальным. Те ресурсы, которые обеспечивали коллективное знание, начали распадаться — они не соответствовали изменениям, которые происходили в мире, в реальной экономике, в бизнесе. Разрыв между существующей практикой и запросами бизнес-среды, общества сделал образование привлекательным для инвестиций. Появилась задача найти траекторию индивидуального успеха, причем в условиях полной девальвации прежних инструментов. Сегодня основные инвестиции в образование происходят в сфере технологических решений, в том числе потому что в России ключевым игроком в системе образования в целом является государство.
— Что меняется в образовательной сфере? Где основные точки роста?
— Во-первых, появляется огромный сектор корпоративного образования, который инвестирует в себя через инвестиции в своих сотрудников. Ресурс профессиональных знаний, задаваемый университетом, рассыпается в течение нескольких лет. И перезагрузка сотрудника раз в полтора-два года является сейчас гигиеническим минимумом. Второй сектор — частные инвестиции в собственное образование. Как правило, это инвестиции в изменение карьеры. Сегодня профессиональные траектории многократно меняются, и это нормально. А точки перехода связаны с погружением в новую реальность, которую ты не знаешь, но которую можешь изучить посредством образовательных программ. Сектор номер три связан с запросами на улучшение качества жизни, уже безотносительно карьерных траекторий. Это новый сектор услуг в образовании, новый сектор потребителей, которым хочется, чтобы жизнь была интересней, разнообразней, была наполнена большим количеством событий, эмоций, впечатлений, а образование этому способствует.
Чтобы достроить последовательность до конца, нужно упомянуть, что образование может стать инструментом поддержки для человека, завершающего профессиональную деятельность: поддержать его уровень интереса и взаимодействия с миром, к которым он привык в активной фазе жизни. На сегодняшний день в нашей стране это что-то из области футурологии. И все же такой тренд есть, и поколение тех, кому сегодня сорок, может инвестировать в качество своей жизни на пенсии. Вот эта длинная линия, которую я нарисовал, и вызывает к жизни некоторое количество бизнесов, которые ее обслуживают.
Кризис традиционных форм образования
— А что при этом будет происходить с традиционными формами образования? Такими как школа и университет.
— Школа останется как социальный институт, но она точно изменит свою функцию. Что такое школа? Стадия, которую нужно пройти, чтобы решить, как распорядиться своей жизнью. Роль школы связана с мировоззрением и воспитанием, и со временем ее роль будет все меньше связана с передачей знаний и все больше с тем, чтобы увидеть индивидуальный успех каждого ребенка. Перед учителем не масса из сорока человек, а сорок личностей, при этом сильно отличающихся друг от друга. У них различные физические и психосоматические данные, семьи разные, разный бэкграунд. А школа — инструмент, который должен распознать эти различия, увидеть индивидуальные истории каждого и под них построить образовательные траектории.
— Этот довольно идеалистический образ сразу вызывает в памяти образ пушкинского лицея…
— Сегодня это уже не идеалистическое представление, а тот контекст, который разделяет и экспертное сообщество, и государство как регулятор. Другое дело, что есть большой разрыв между тем, что мы понимаем и обсуждаем на конференциях с людьми, которые определяют тренды развития, и ежедневным положении дел в российских школах. И все же разворот в эту сторону неизбежен. Даже из сельских школ мы видим запросы на изменения такого рода.
— Какие основные проблемы существуют сегодня в образовательном процессе?
— Сегодня мы видим большой разрыв между технологиями, которые школы используют в процессе обучения, и запросом от родителей и самого выпускника на построение его индивидуальной траектории. Поступление в вузы не определяется предрасположенностями и способностями, которые школа должна раскрывать. Школа должна помочь выпускнику понять, в чем он успешен, в чем хорошо разбирается. Отсутствие ответов на эти вопросы может привести к большим внутренним конфликтам. В этом году на Салоне образования мы впервые провели студенческий форум, программу которого студенты определяли сами. И это выявило основные проблемы, которые существуют между студентами, родителями и университетским сообществом. Одна из них в том, что выбор вуза происходит под давлением родителей, которые имеют свои представления об успехе и часто просто передают в наследство мечты, которые сами не смогли реализовать. А ведь в этом форуме участвовали мотивированные дети, ведущие студенты из первой десятки вузов.
— Мне кажется, это традиционная история.
— Эта история могла иметь смысл в прошлом — когда не было выбора, не было технологий, не менялся рынок. Сейчас не так: у тебя просто начнется профнепригодность, ты выйдешь после четырех лет бакалавриата и поймешь, что всё, что ты сделал в университете, можно выкинуть. Это очень сложный старт. А вторая проблема в том, что российская система образования до сих пор является ретрансляционной и функционирует как система передачи знаний, при которой лектор является главным носителем знания, а студент — реципиентом. Сегодня образовательное учреждение должно создавать в первую очередь мотивационную среду. Чтобы студент формулировал собственные вопросы и вступал в диалог с преподавателем, а не переносил его лекции в тетрадь.
— Деятельность ММСО как-то направлена на решение этих проблем?
— Салон образования стал площадкой для коммуникации между различными участниками образовательного сообщества, которым сложно найти общий язык, определить перспективы совместного пути. Зачастую профессиональное сообщество, бизнес и регуляторы живут в разных мирах. Наша задача — наладить общение между примерно 20 разными группами, из которых состоит образовательное сообщество. При этом каждую тему мы доводим до конкретного результата, до своего рода интеллектуального следа. Это и сборка тезисов, и видеобиблиотека всех событий, и резолюции, обращенные к регулятору.
Например, темой этого года стала «Новая субъектность образования», то есть мы говорили об ученикоцентричности, когда в центр всех образовательных процессов ставится не школа, не государство, не бизнес, не семья, а ученик. Мы эту тему сделали главной, и это полностью изменило ландшафт обсуждения. Мы рассматривали активную позицию каждого элемента экосистемы образования в прицеле ученикоцентричности, то есть по сути инициировали принципиально новый взгляд на отношения участников сферы образования.
Главная опасность онлайн-обучения
— А насколько образовательные эксперименты поддерживаются новыми технологиями?
— Есть характерная история о том, как образовательные технологии развиваются в Китае. Там есть большие проблемы со школами в труднодоступных районах, с сельскими школами. И одна из самых больших проблем в том, что нужны квалифицированные преподаватели, которых нужно воспитать и в эти школы как-то доставить. Китайцы стали выстраивать свою бизнес-модель, исходя из того, что в обозримом будущем невозможно сотни тысяч учителей подготовить, создать им надлежащие условия, чтобы они хорошо в сельских школах преподавали, и так далее… Пришло понимание того, что задачу надо решать технологически. Педагог сельской школы стал по сути лаборантом, который организует дистанционное обучение класса по биологии, по физике, по химии. Лекции транслируются в режиме онлайн, педагог при этом может находиться в любой точке мира, в Америке или Китае. Технология интернет-обучения известна и понятна. Наладить ее довольно просто.
Что компании — такие как TAL Education Group и New Oriental — стали делать дальше? Главная опасность онлайн-обучения в том, что его сложно воспринимать. В отсутствие непосредственного «живого» контакта внимание рассеивается. Известно, что на Coursera люди проходят до конца лишь 7% курсов. И вот китайские компании с помощью камер стали считывать состояние каждого ребенка, отслеживать его внимание. А затем на основе собранных данных анализировать, когда происходит падение интереса к учебному материалу, и соответствующим образом дорабатывать образовательные программы.
Понятно, что это бизнес-история, но она — пример того, как сейчас во взаимодействии с государством решается проблема доступа к качественному контенту. Контент совершенствуется, развиваются технологии, которые могут его доставлять, развиваются технологии, которые измеряют эффективность этого контента и дают обратную связь, которая позволяет его доработать. Эта цепочка в той или иной степени уже существует.
— Прошлой осенью ректор Вышки говорил, что планирует через пять лет заменить все лекции онлайн-курсами. Насколько эффективно, с учетом печальной статистики Coursera, онлайн-образование?
— Надо понимать, что исключительно онлайн — это не очень перспективная история: и психологически, и с точки зрения результативности. Вряд ли этот инструмент сможет полностью заменить «живое» общение. Онлайн-обучение хорошо тем, что позволяет замерять твой интерес, твое внимание. И в итоге подстроиться под твои возможности и способности. Построить для тебя ту самую индивидуальную траекторию, сконструировать твой маршрут. А будущее, уверен, за гибридной реальностью. Когда организации, занимающиеся обучением, сравняются в онлайне по техническим возможностям, а это произойдет как раз в течение ближайших пяти лет, главным фактором конкуренции станут офлайн-компетенции и технологии.
— А если заглянуть в будущее образования чуть дальше, лет на тридцать?
— Думаю, если мы переместимся вперед лет на тридцать — тридцать пять, мы увидим, как образование стало частью повседневной жизни. Подходящая аналогия — спорт. Хочешь бегать марафоны? Нужно три раза в неделю тренироваться. Такой же необходимостью станет постоянное, нон-стоп получение некоторого апдейта в профессиональной и личной сферах. И это уже будет не ситуацией типа «я принял решение сходить…», а необходимым условием любой деятельности, стандартом. Доступ к образованию станет очень важным фактором.
При этом точкой такого доступа к образовательному процессу будет любое место. Образование уже сейчас выходит за территории школ и институтов. У московских школ есть план по посещению музеев, по проведению уроков в театрах. А, например, в Израиле есть школа, у которой нет здания, а уроки проходят в городской среде. Парк, театр, музей, спортивная площадка, ресторан — всё будет давать возможность подключения к своему процессу образования, не садясь за парту.
Это устойчивый тренд, он пока конфликтует с формальным образованием, но в перспективе нескольких десятилетий этот тренд победит. Образование выйдет за пределы школьных зданий и станет частью среды, в которой живет и работает человек.
Беседовал Сергей Жигарев
