Импакт-инвестции, то есть инвестиции, приносящие пользу обществу, — сравнительно новое понятие для России, но, вполне возможно, ему суждено стать чрезвычайно важным: статус импакт-инвестора может оказаться престижным, особенно для бизнеса, выходящего на международную арену. Обо всем этом мы беседуем с председателем правления Ассоциации импакт-инвесторов Михаилом Палеем. Михаил 11 лет работал в таких финансовых структурах, как Газпромбанк, Росбанк и БКС, является членом Общественной палаты Московской области, основателем Charity Blockchain Association и благотворительного маркетплейса «1+1».
Импакт-инвестиции: проблема определения
— Михаил, так что же все-таки такое импакт-инвестиции?
— Импакт-инвестиции — инвестиции воздействия. Что это означает? Есть, к примеру, коммерческая компания, которая занимается своей коммерческий деятельностью, но при этом приносит пользу обществу. Причем не просто пользу. Есть так называемые цели устойчивого развития ООН, их 17: борьба с бедностью, достойная работа, развитие инфраструктуры, международных партнерств и т.п. Если компания своей деятельностью вносит вклад в достижение этих целей (не благотворительной, а именно коммерческой деятельностью), то это импакт-компания и объект импакт-инвестирования. Если фонд или частный инвестор вкладывается в такую компанию, это, по сути, импакт-инвестиция: она позволяет развиваться бизнесу, который работает на благо мира.
— Кто-то дал определение, что связал инвестиции с целями ООН, документами ООН?
— На самом деле единого определения нет, но лучшей системы координат, чем цели устойчивого развития, тоже нет, потому что это единая, признанная во всем мире аксиома: все страны должны по разным направлениям стараться достичь этих целей. Крупные корпорации тоже пытаются достигать целей устойчивого развития ООН, потому что им это дает глобальное партнерство. Благотворительные организации тоже смотрят на цели устойчивого развития, тоже понимают, что это некий вектор, который задала ООН как главная организация мира. В мировом сообществе уже принято соотносить цели устойчивого развития с импакт-инвестингом. Хотя, конечно, есть разные мнения, есть отдельные компании, которые не признают этих метрик, кому-то не нравится ООН. Но это самый простой путь, если ты, к примеру, оцифровываешь импакт-эффект, то есть воздействие, которое компания оказывает на окружающий мир.
Зачем нужна Ассоциация импакт-инвесторов
— Как возникла ваша ассоциация?
— В ассоциации три основных партнера, с которыми мы познакомились до того, как, собственно, я начал заниматься импакт-инвестициями. Это Ольга Дьяченко, Антон Зур, Ева Андрияш. Я до того занимался благотворительной сферой. У меня появились товарищи, которые продвигают зарубежные компании именно в сфере импакта, и в России были те, кто, в принципе, ориентировался на некий социальный сегмент. Когда мы встретились и я послушал про эту тематику, сначала появилась идея создания клуба. Я говорю:
«Слушайте, друзья, у меня есть много интересных примеров, как создаются клубы».
В общем, мы эту идею обсудили и решили сначала собрать всех, кто занимается импакт-инвестициями в России, в одном зале и попробовать сделать клуб по интересам. Когда собрали, то поняли: все говорят кто в лес, кто по дрова. Никто не знает единого определения импакт-инвестиций. Одних это вообще интересует просто теоретически — как финансовый инструмент. Других интересует чисто проектная история. Кто-то вообще говорит про благотворительность. В общем, получился полный хаос. Тогда возникла идея хаос как-то упорядочить и создать ассоциацию, в которой сразу будет задан единый вектор развития с ориентацией на зарубежный опыт. Наши коллеги за рубежом, в принципе, знают, что делать, они уже умеют оцифровывать импакт-эффект, у них есть Global Impact Investing Network (GIIN).
— Это тоже ассоциация?
— Скорее, мировая сеть. Мы просто посмотрели на их опыт и увидели: есть рынок в $500 миллиардов. Рост — 30% в год. Уже в Англии является дурным тоном инвестировать не в импакт-проекты, а у нас вообще никто об этом даже не знает. А те, кто знают, — разные люди, которые делают очень много полезных вещей, но у которых нет единого вектора. Нам помогал изначально Дмитрий Гарин из «Рыбаков Фонда», он познакомил нас с методологией, которую мы в дальнейшем стали использовать. В результате образовалась ассоциация. Мы начали проводить разные мероприятия, знакомить людей с импакт-инвестициями, сразу задали вектор. Чтобы не было расплывчатого понимания, мы сразу сказали:
«Друзья, мировое сообщество предпочитает привязываться к целям устойчивого развития. Давайте мы тут не будем устраивать дискуссии, и если компания в своей коммерческой деятельностью способствует достижению одной из этих целей, значит, она импакт, и мы этот импакт оцифруем».
— Что значит «оцифруем»?
— Это означает — в числовом выражении оценим ваш социальный эффект. Нашими партнерами и членами ассоциации становятся венчурные фонды и частные инвесторы. Для того чтобы собрать первый пул наших партнеров, мы провели еще одно заседание клуба: звали именно венчурные фонды, которым потенциально это могло быть интересно. Ряд фондов проявил желание, мы с ними начали работать по нескольким направлениям. Первое — мы начали смотреть на проекты, которые уже у них были в портфеле, и стали выделять в них импакт-составляющую. То есть мы смотрели, к примеру, какую пользу проект приносит миру в соответствии с целями устойчивого развития ООН. У нас было создано аналитическое подразделение, которое стало собирать различные зарубежные методики по оцифровке импакта и накладывать их на российскую действительность.
Кстати, в России на сайте Госкомстата уже есть оцифрованные показатели по целям устойчивого развития; в своей методологии мы используем в том числе эту статистическую информацию, чтобы показать: компания, работая, допустим, в таком-то регионе, ставит перед собой цель сокращения безработицы на 0,01%. Нужно понять, какой эффект компания принесла, сколько, к примеру, рабочих мест создала, сколько устроено людей с ограниченными возможностями; какой эффект планируется этой компанией, какую пользу они в целом внесут в мировую копилку, в достижении глобальных целей устойчивого развития. Мы взяли портфели венчурных фондов, стали смотреть их проекты, отобрали те, которые действительно самые «импакт». К примеру, если смотреть на рабочие места, то мы должны понять: на руководящих должностях больше женщин или мужчин?
— Гендерное равенство тоже имеет значение?
— Конечно, это отдельная цель устойчивого развития. Или: какая заработная плата, соответствует ли она прожиточному минимуму? Все эти показатели должны нам предоставлять компании, причем в разрезе всей своей деятельности. Дальше все это анализируется. Мы встречаемся с компаниями, обсуждаем, какие у них еще есть цели, и даем заключение:
«Друзья, мы считаем вас импакт-компанией или, допустим, проектом с импактом».
Это тоже разные вещи: есть проекты для импакта и проекты с импактом. Если говорить про проекты для импакта, то это проекты в сфере образования, медицины, экологии, чистой энергии. А есть компании, где это сразу незаметно, но они тоже генерируют много позитивного.
— Много сейчас членов у ассоциации?
— Сейчас у нас шесть венчурных фондов, и несколько фондов подают заявки. Фонды из-за рубежа (в основном из СНГ) тоже хотят к нам присоединяться. Собственно, сейчас наблюдается определенный ажиотаж вокруг этой темы.
Объяснить смысл
— Какие еще функции есть у ассоциации?
— У нас есть несколько функций. Прежде всего — просветительская деятельность, то есть мы рассказываем российскому рынку про импакт. В частности, у нас было большое мероприятие, которое мы организовали вместе с инвестиционным клубом «Хедлайнеры» и компанией StartTrack с участием Рубена Варданяна, который является, по сути, главным импакт-инвестором в нашей стране, Алексея Горячева, который привел на российский рынок импакт-компании и является тоже одним из главных импакт-инвесторов. Из-за рубежа мы пригласили звездных специалистов, которые могут рассказать об импакте, как это уже устроено и работает. Мы специально собираем в одном зале наибольшее количество инвесторов, чтобы вообще они поняли, что такое импакт-инвестиции, поняли их ценность для себя. Ценность на самом деле колоссальная. Для многих в России это не очевидно, потому что мы в своем мирке живем — и объективно мы уже очень сильно отстаем. Мировой рынок — $500 миллиардов, он растет буквально на глазах, а мы вообще в нулях находимся.
— Наверное, мы «в нулях» не потому, что ничего не делаем, а потому что просто это не учитываем.
— Да, мы даже не знаем, что это такое. И мы как раз хотим рассказать:
«Друзья, мы можем сейчас оцифровать наши текущие активы, показать миру, какой у них позитивный эффект».
Тот же Рубен Варданян сколько делает всего хорошего… В результате мы должны занять какое-то место на международной арене, а для инвестора это возможность попасть в международное сообщество, которое открывает совершенно другие горизонты для инвестиций, для доходности, для будущего в целом.
— Таким образом, наши инвесторы получают репутационный эффект?
— Это проходной билет на рынок международный инвестиций. Это не хайп — это тренд. Он будет только продолжать развиваться. Чтобы нашему инвестору попытаться занять на Западе и в мире какие-то хорошие позиции, чтобы с ним общались, чтобы его привлекали к интересным сделкам, в хорошее network-партнерство, это уже скоро будет чуть ли не обязательной вещью. Мы хотим об этом рассказать. Да, еще очень важно, что импакт-инвестиции — это вообще не про благотворительность. Не о том, что вы должны из своего кармана достать деньги и отдать. Вот я — человек, который занимается благотворительностью. Со стороны Общественной палаты Московской области я в Московской области развиваю некоммерческие организации. Но это совсем другая история. Мы сейчас говорим про импакт как инструмент достижения доходности со смыслом. То есть ты и зарабатываешь, и при этом вкладываешь во что-то смысловое, что помогает миру. Это совсем другая парадигма — парадигма смыслового инвестирования. Мы хотим рассказать, что импакт-инвестиции — это про инвестиции, про деньги, но деньги со смыслом.
Проблема международной репутации
— Будут ли международным сообществом признаны ваши метрики?
— Наши метрики как раз и есть международные. Мы же изначально специально стали отталкиваться от целей устойчивого развития ООН, от методологии GIIN в том числе. При оцифровке показателей импакта в компаниях мы используем методологию GIIN, хотя добавляем что-то свое, более специфическое.
— Означает ли это, что инвесторы, инвестиционные фонды должны при отборе проектов установить некий фильтр наподобие того, что есть у исламских банков? Они в какие-то бизнесы инвестируют, но туда, где есть противоречие исламским нормам, не вкладываются.
— Безусловно, не означает. Понятно: все равно как инвестировали в нефть, так и будут инвестировать. Ничего тут не изменится. Но надо понимать, мир немножечко меняется. Для клиентов, для инвесторов становится важной репутация компании — как она выглядит на международной арене, как позиционирует себя, приносит ли какую-то пользу. К примеру, если брать поколение Z, то уже, по-моему, 70-80% этих ребят, у кого есть деньги, инвестируют только в импакт. То есть это вообще новый способ мышления. Молодые ребята думают немножечко по-другому. Мир точно будет меняться. Надо просто учитывать: если хочешь быть на волне, пора заскакивать в последний вагон.
— Скажите, стоит ли вопрос о разработке каких-то документов наподобие этических кодексов, на которые компании могли бы смотреть или даже принимать у себя?
— У крупных компаний уже, в принципе, есть определенные пункты, которые они у себя прописывают в уставах. Что касается стартапов, мы будем стараться сделать все возможное, чтобы стартапы изначально в своей деятельности учитывали импакт-составляющую. Только так они смогут к нам попасть. Только такие стартапы, которые действительно для импакта или, по крайней мере, с импактом и пытаются его как-то позиционировать и оцифровать, смогут через нас привлекать инвестиции.
Проблема масштабирования
— Тут возникает следующий вопрос: выступает ли ваша ассоциация в качестве инициатора инвестиций? Связываете ли вы инвесторов с проектами?
— Да, этим мы тоже занимаемся. У нас есть служба скаутинга, которая смотрит и на российские, и на международные проекты. Мы смотрим на фрейм фондов, то есть на какие проекты ориентированы наши партнеры. Под них стараемся искать интересные импакт-проекты. Наша задача, конечно, в том, чтобы импакт сделать больше; чтобы фонды, частные инвесторы и стартапы находили друг друга, и импакт развивался.
— Скажите, пожалуйста, на ваш взгляд, какие из целей устойчивого развития в России и российских проектах достигаются сравнительно просто? То есть где мы в среднестатистическом проекте, скорее всего, найдем какую-то импакт-составляющую? А какие составляющие, наоборот, у нас еще слабы?
— Понятно, что легко найти выполнение таких пунктов, как «достойная работа», «искоренение бедности». Если какой-нибудь завод создает свой филиал в какой-нибудь глубинке, где у людей не было работы, а тут она появилась, это уже сразу импакт получается. Найти экологический эффект тяжелее. Почти в каждой компании можно найти что-то, связанное с рабочими местами. Гендерное равенство, трудоустройство людей с ограниченными возможностями и просто вывод людей из бедности практически у каждой компании можно найти. Но тут тоже важный момент. Импакт-компанией может быть только масштабируемый бизнес. Если, условно говоря, в какой-нибудь деревне один человек шикарно делает валенки, если он один знает какой-то древний рецепт, как валенки должны получиться хорошими, то он — молодец, но это — не импакт-проект. Его нельзя клонировать и во всем мире начать делать самые крутые валенки. Импакт-проект — это проект, который претендует на масштабирование, на достижение каких-то больших и серьезных результатов. Если говорить о целях, которые проще нащупать, то это развитие инфраструктуры, экономический рост, международное партнерство. Вот с этими целями можно работать, но их тяжело оцифровывать. Здесь такая двоякая тема. Да, вроде компания работает в этом направлении, но явного пиар-эффекта для нее от этого не будет.
— То есть для экономического роста должна быть очень масштабная инвестиция?
— Сам объект инвестирования должен иметь потенциал для масштабирования. И не просто потенциал, а желание масштабироваться. Тогда мы его считаем импакт-проектом, достойным, соответственно, импакт-инвестиций.
Беседовал Константин Фрумкин