ENG

Перейти в Дзен
Мнение, Это интересно

Октябрьский переворот 1917 г. — что это было?

Николай Розов

Николай Розов

Соавтор и научный редактор книги «Революционные волны в ритмах глобальной модернизации», доктор филос. наук, главный научный сотрудник Института философии и права Сибирского отделения РАН (Новосибирск), заведующий кафедрой социальной философии и политологии Новосибирского гос. университета, профессор

По всем признакам то, что мы называем «Октябрьской революцией», было не революцией вовсе, а лишь эпизодом в долгой конфликтной динамике со времени действительной революции — Февральской. Как известно, сами большевики считали и называли события октября 1917-го «переворотом». Стали называть и прославлять эту узурпацию власти «революцией», а потом «Великой Октябрьской социалистической революцией», только через 10 лет, как раз при усилении Сталина.

Участники шествия, посвященного 102-й годовщине Великой Октябрьской социалистической революции, на одной из улиц в Москве. Владимир Астапкович / РИА Новости
Участники шествия, посвященного 102-й годовщине Великой Октябрьской социалистической революции, на одной из улиц в Москве. Владимир Астапкович / РИА Новости

Контрреволюционная революция

Февральская революция была вполне настоящей — очередной демократической революцией против автократий и за конституционализм, за учреждение парламентов, за равенство прав граждан. Наш Февраль был продолжением Голландской, «Славной» английской, Американской, нескольких французских. Октябрьский переворот был именно контрреволюционным, поскольку все главные принципы, идеи, лозунги Февраля при захвате и укреплении большевистской власти были либо вовсе отвергнуты (как свобода совести, свобода слова, свобода собраний, неотъемлемые права граждан), либо жульнически извращены и имитированы (как «выборы», «советы депутатов», «борьба за мир», «конституция» и т.д. ).

Нельзя сказать, что авторитарных и антидемократических тенденций в Западной цивилизации не было. Напротив, в 1920–1930-е гг. большинство европейских государств были вполне авторитарными, в том числе фашистскими или фашизоидными (достаточно упомянуть Германию, Италию, Испанию, Португалию, Польшу, Венгрию). При этом антидемократические, расистские, близкие фашизму идеи были вполне влиятельными даже в таких передовых державах, как Британская империя, Франция, США.

Образцом и ориентиром для В. И. Ленина, мечтавшего о Советской России как о единой огромной фабрике, была вполне европейская(!) милитаристская Германская империя в период Первой мировой войны. Этот образец следовало довести до полного блеска, поэтому новая Россия строилась уже как «социалистическая» и с «диктатурой пролетариата», т.е. очищенная от капиталистов, банкиров, городского самоуправления, «буржуазных свобод» и подобных остатков «отжившего старого мира». Отнюдь неслучайно в реальной политике «социалистического проекта» наряду с развитием науки, образования, промышленности накатывали волны государственного террора, жестоких репрессий, тотального порабощения, лживой пропаганды, искоренения инакомыслия.

Революция и модернизация

Р. Коллинз предложил понимать под «модернизацией» четыре автономных макропроцесса (тренда, линий, векторов развития): бюрократизацию, секуляризацию, капиталистическую (!) индустриализацию и демократизацию. Причем последняя раскрывается не только и не столько как учреждение выборных парламентов с расширением избирательного права, а как развитие коллегиального разделения власти — основы реального парламентаризма, федерализма, гражданских прав и свобод. Мне представляется важным добавить к четверке трендов Р. Коллинза продолжающийся культурный авангардизм. 

Тема бюрократизации при становлении коммунистического режима неотделима от принуждения и насилия, которое показало себя эффективным средством полного подчинения общества и дисциплинирования административных и силовых элит. Тем человеком, который быстрее и лучше других почувствовал, какие огромные возможности предоставляет умелое использование насилия в политической конкуренции и аппаратной борьбе при отсутствии уничтоженных революцией противовесов, стал И. В. Сталин. Ловко сколачивая коалиции против очередных «козлов отпущения», Сталин последовательно одерживал победы над всеми влиятельными лидерами и группами. Вскоре огромный заново созданный аппарат насилия стал использоваться им для целого спектра целей: от полного подчинения и удержания в постоянном страхе партийной, советской, промышленной, военной бюрократии и бюрократизированных «творческих союзов» до систематической массовой поставки рабской рабочей силы для рытья каналов, лесозаготовок, добычи ископаемых, «великих строек» советской индустрии и даже кадров для научных и конструкторских «шарашек».

Бюрократизация является неотъемлемой частью модернизации, которая шла и в постреволюционной России (в масштабе и формах СССР), но основанная на насилии и страхе. Большевистская и выросшая из нее коммунистическая бюрократизация вполне закономерно имели не столько модернизационный, сколько ярко выраженный тоталитарный характер.

Теперь о секуляризации. После Февраля Временное правительство хоть и продолжало управлять церковью, даже финансировало Всероссийский собор (август 1917 г.), но было явно настроено на секуляризацию, отделение церкви от государства и школы — от церкви, на свободу вероисповедания. Противостоявшие Временному правительству Советы, а затем победившие в Революции большевики были настроены гораздо более радикально. Демонстративная жестокая борьба с религией в форме разрушения церквей и репрессий против священнослужителей проходила под флагом идеологии воинствующего атеизма.

Если секуляризация ограничивается вытеснением вопросов веры на периферию общественной жизни или вовсе переводит их в приватную область, то воинствующий атеизм как идеология государства с тоталитарным вектором развития является принудительным и всеохватным. Секуляризация, начавшаяся в Феврале в качестве важной части культурной модернизации, вследствие конфликтной динамики Революции и Гражданской войны, победы большевиков как радикальных противников религии и церкви становится принудительным атеизмом, который навязывается репрессивным государством. Растущий на освободившемся от прежних святынь месте культ вождя со своей священной книгой («Кратким курсом») претендовал стать, как было многократно отмечено, некой псевдорелигией. Принудительный государственный атеизм с репрессиями против клира и верующих, с последующим негласным контролем спецслужб над церковью являет собой яркий пример контрмодернизации.

С начала 1930-х годов консолидация режима из политической и экономической сферы распространяется на сферу культуры. Вместо разноцветья творческих групп со своими манифестами, новыми формами и стилями, появляются контролируемые правящей партией профессиональные союзы со своими иерархиями, фактически близкие к статусу государственных ведомств. Этой трансформации соответствует становление нового общеобязательного канона, названного «социалистическим реализмом», в рамках которого темы «строительства коммунизма», «борьбы с врагами социалистического Отечества», «формирования нового человека» сопрягались с заимствованными из «буржуазной» эпохи образцами «высокого стиля» — классицизма («сталинский ампир» в архитектуре) и популярного массового искусства (сугубо идеологическая продукция, несколько разбавленная кинокомедиями по образцу голливудских). Таким образом, в сфере культурного творчества, как и в сфере религии, начальный революционный порыв к модернизации сменился закономерной контрмодернизацией.

Поговорим об индустриализации и ее отношении к модернизации. Большевики национализировали крупные сферы экономики, удерживали главные рычаги управления «народным хозяйством». НЭП был введен как вынужденный ответ большевиков на провал «военного коммунизма», на шок Кронштадтского мятежа, Тамбовского восстания, на реальные опасности повтора подобных событий. Государство, борясь с пугающим ростом капитализма, прямо вмешивалось в установление цен, в банковскую сферу, что закономерно приводило к дисбалансам, тромбам в экономических потоках, кризисам. После особенно глубокого кризиса 1927 г. с поставкой хлеба городам было принято принципиальное решение о сворачивании НЭПа. Реализация этого решения, вероятно, была прямо увязана с ликвидацией внешней военной угрозы со стороны эмиграции в 1928 г. (в основном через серию политических убийств — уничтожение верхушки Российского общевоинского союза). В октябре того же года был объявлен первый пятилетний план с курсом на коллективизацию и ускоренную индустриализацию. Последняя, таким образом, носила откровенно антикапиталистический характер: частные банки были ликвидированы, управление промышленностью — полностью централизовано.

С одной стороны, строились современные предприятия, в основном благодаря участию американских технологий, специалистов и высококвалифицированных рабочих. С другой стороны, отечественные рабочие фактически становились крепостными при заводах, а крестьяне — при колхозах. Начиная со строительства Беломорканала (1931–1933 гг.), стало все масштабней использоваться государственное рабство — принудительный труд узников ГУЛАГа. Как видим, оборотная сторона «недокапиталистической» индустриализации в дореволюционный период, запоздалого и невыгодного включения Российской империи в европейскую мир-экономику, стала значимым (наряду с другими) фактором Революции и крушения Империи. «Социалистическую» индустриализацию следует отнести к модернизации лишь в моментах образования, науки и заимствованных технологий, в социальных же отношениях эти процессы имели отчетливо контрмодернизационный характер. Полугосударственная и полукапиталистическая экономика царизма в результате бурных революционных событий стала тотально государственной.

Самой же печальной стала тема демократии. После победы в Гражданской войне большевистский режим сразу стал претендовать на всевластие, подавлял остатки и ростки политической оппозиции. В 1920‑е годы большевикам еще не хватало аппаратной мощи для полного могущества, сохранялась «внутрипартийная демократия». Затем последовали изгнание Троцкого, подавление правой (Бухарин) и левой (Зиновьев и Каменев) «антипартийных групп». Становление сталинизма являло собой последовательное и жесткое продвижение к автократии через массовое насилие и устрашение. В результате сталинская автократия во многом превзошла царское самодержавие. Достаточно сказать, что как бы автономные от партийной власти «выборные» советские и профсоюзные органы, профессиональные сообщества не имели и сотой доли самостоятельности, полномочий и ресурсов, которые были у земств, дворянских и купеческих собраний, профессиональных сообществ в дореволюционный период. Важнейшая линия становления демократии как компонента модернизации — развитие коллегиального разделения власти — стала самой провальной в истории России первой трети XX в.

Об историческом смысле революции

Несмотря на тяжелейшую Гражданскую войну, сама страна выжила при гибели Империи и возродилась в форме СССР. При этой трансформации множество важнейших черт прежней государственности сохранилось и даже усилилось в новой — большевистской, коммунистической — ипостаси. Заметим, что новое советское государство со временем не только вернуло себе почти все земли Империи, провело массированную индустриализацию (преимущественно с военной направленностью), выдержало тяжелейшее испытание гитлеровской агрессией во Второй мировой войне, но затем сформировало, подчинило себе обширный «социалистический лагерь», стало мировой сверхдержавой наряду с США, причем далеко не сразу было понятно, кто одержит верх.

Этот парадокс имеет простую разгадку: советское государство во главе с КПСС преодолело трудности благодаря тому, что полностью подавило и подчинило широкие массы сельского и городского населения (колхозников и рабочих с теми или иными степенями и сроками закрепощения, с узаконенным государственным рабством в форме ГУЛАГа), превратив городской образованный класс в «советскую интеллигенцию» отчасти через идеологическую индоктринацию (принудительный марксизм-ленинизм), отчасти через запугивание и репрессии (большой террор, расправы с диссидентами), отчасти через подкуп (от академических пайков до разрешений выезда в «загнивающие» и столь желанные тогда капиталистические страны).

В Революцию поначалу (в Феврале 1917 г.) выиграли Массы и Общество, затем Государство в несколько этапов разрушилось, потом восстановилось в новой форме и тогда уже полностью подчинило и поработило Массы, расправилось с Обществом.

Первый слой смысла здесь предельно прозрачен: революция способна привести не к желанному, а ровно противоположному результату. По понятным причинам именно на этой формуле останавливаются все консервативные режимы, которые страшатся даже любых намеков на революции, мятежи, майданы, считая их (вполне оправданно) прямой угрозой для «стабильности», читай: безответственного полновластия и привилегий правящих групп.

Мы же продвинемся дальше и зададимся следующими вопросами: какие именно качества революции столь опасны? Какой должна быть революция для выполнения начальных освободительных и демократических стремлений? Какими главными принципами должны руководствоваться зачинатели, лидеры и участники революции, чтобы ее итоги не обратились против светлых начальных идей и целей? Коротко, урок Русской революции (начиная с Февраля 1917 г. и заканчивая разгоном Учредительного собрания в январе 1918 г.) заключается в необходимости прохождения «по лезвию бритвы» в отношении насилия, права и взаимодействия политических акторов. Необходимо тонкое и четкое различение:

Отвергая и отменяя репрессивные полицейские законы прежнего режима, новая власть непременно должна сама подчинять свои решения обычным установленным законам, а главное — базовым общеправовым принципам, защищающим личность, собственность, права и свободы граждан, их равенство перед законом и т.п.

Верно, что каждая революция по своей природе нарушает политический и правовой порядок прежнего режима. Оптимально, если смена (демонтаж, переустройство) режима происходит мирно через уступки, новые выборы, переучреждение государства (тип «бархатных революций»). Но даже если процесс отягощен насилием и жертвами, а лидеры, участники революции озабочены не столько захватом власти, сколько судьбой страны, то они обязаны соблюдать вышеуказанные принципы.

По-настоящему выигрывает, оправдывает начальные светлые стремления только та революция, которая, выступая против несправедливого порядка, по необходимости нарушая какие-то границы и правила, следует базовым принципам Права, то есть справедливости и гуманности.

Следите за нашими новостями в удобном формате
Перейти в Дзен

Предыдущая статьяСледующая статья