ENG
«Ах, пандемия, что ж ты, подлая, с экономикой сделала?!» — такой поэзии вздохов, пусть и не столь эмоционально окрашенной, полна мировая деловая пресса. Свой вздох по этому поводу не раз добавлял миллиардер и генеральный директор Berkshire Hathaway Уоррен Баффетт. Его оценка ситуации может быть взята за отправную точку общего анализа результатов коронакризиса, включая и оценку перспективы. Какова она? Все ли кончено или ничего еще не началось?
Еще в начале 2021 года Уоррен Баффетт предупредил, что не считает дело закрытым. Он несколько лет декларировал ожидание мирового финансового кризиса. Недавно «оракул», как порой его называют за прежние успехи, заявил:
«Экономическое воздействие было чрезвычайно неравномерным, когда многие сотни тысяч или миллионы малых предприятий пострадали ужасным образом, но большинство крупных компаний в целом преуспело».
Для честного описания ситуации Баффету стоило бы добавить: большой бизнес получил огромную поддержку от правительства, что сделало кризис ненормальным по форме, следовательно, ненормальным является ожидание нормального кризиса в финансовой сфере.
Если бы Баффет захотел быть объективным, он мог бы сказать и нечто иное.
Дело в том, что кризис не имеет нормального протекания по форме с 2008 года, почти с самого своего начала. А события 2020 года — не какой-то особый новый кризис: лишь третья волна большого кризиса 2008–2020 годов. Вторая волна была в 2014–2016 годах, задев БРИКС и другие «развивающиеся рынки». За обозначенное время кризис имел немало естественных проявлений в США. Естественными являлись проблемы американских банков, заигравшихся с бумагами, обеспеченными пузырем на рынке недвижимости. Естественным было биржевое падение в 2008 году, а также обвал в марте 2020 года. Именно тогда, в 2020 году, и наступил кризис, которого ждал Баффет и под который держал большие денежные резервы в собственном бизнесе.
Баффета критикуют за консерватизм и потерю нюха. Вместо того, чтобы очертя голову броситься в спекуляции и новые портфельные инвестиции, он держал огромные средства в денежной форме. Он готовился к обвалу, так как вливание денег ФРС и правительства США (заимствованных у той же ФРС) должно было иметь конец, за коим Баффет, как пишут, ожидал падения. И хотя он сказал, что в обстановке 2020 года пострадал в основном малый и средний капитал, а большой бизнес остался в плюсе, этот плюс-то и должен, по логике событий, поменяться на минус. В этом Баффет по-своему прав.
Однако Баффет по-своему и неправ. Феномен коронакризиса 2020 года в том и состоял, что короткий биржевой обвал в США в марте привел к отказу от курса на нормализацию финансовой ситуации. А ведь эта политика проводилась много лет. Медленно, шаг за шагом ФРС повышал ставку, убирая подпорки из-под огромного пузыря на американском фондовом рынке и тем, как считалось, его охлаждая, а игроков побуждая к нормальному поведению. Все уже почти пришло в равновесие в 2014–2016 годах, когда Барак Обама торжественно говорил о начале нового подъема, о создании беспрецедентно большого числа новых рабочих мест, о новом благополучии, которое почти уже достигнуто.
Американский народ разговоров о близком процветании и окончании кризиса не оценил, проголосовав за Дональда Трампа. Финансовая сфера США при этом продолжила рост, что в 2019 году начало вызывать беспокойство ФРС. Мировой рост ВВП замедлился; вместо политики нормализации ключевой ставки в ФРС пошли на снижение ставки при одновременной декларации о запуске нового количественного смягчения: выкупа проблемных ценных бумаг. Все это никак не помогло — рынок весной 2020 года пришлось буквально утопить в деньгах. До $4,5 трлн возрос дефицит федерального бюджета.
Кризис в итоге взяли под контроль и остановили, что не означает исчезновения страха его возвращения. Баффет во многом этот страх и выражает. Он прав в своих опасениях проблем, но по форме эти проблемы будут выглядеть иначе — это будет не классическая их форма. Вместо обвала курсов ценных бумаг мы наблюдали их рост даже параллельно росту безработицы в США (весна-лето 2020 года), вместо дефицита у финансовых компаний денег фиксируется такой их избыток и такой их вынужденно-стабильный приток от правительства и ФРС, что следствием всего этого становится обесценивание доллара в товарном выражении. Иными словами — рост мировых товарных цен.
Малые и средние предприятия в производственной сфере, а также большие производственные компании будут расти в своей ценности. Этот рост уже становится альтернативой падения фондового рынка, на что, если верить прессе, надеялся Баффет и что явилось бы классической формой развития экономического кризиса. Проблема кризиса в том, что на Западе (особенно в США) ему не позволили развернуться в естественном виде. Едва он начинал это делать, как регуляторы бросали огромные средства на снятие проявлений спада.
Потому драматичный для американской экономики сценарий будущего ныне состоит не в том, что пузырь на фондовом рынке лопнет и повторится обвал 1929 года, красноречиво описанный выдающимся американским экономистом Джоном Кеннетом Гэлбрейтом в книге «Великий крах 1929 года». Есть ли или нет у биржевых гигантов резервы — не столь важно, так как ФРС вынуждена будет еще долго держать ставку не выше 0,5–0,75%. С марта 2020 года ставка составляет 0–0,25%, то есть является «нулевой». При этом глобальная инфляция будет возрастать, меняя пропорции ценности между ценными бумагами и продуктами питания на рынке. По сути, это означает, что крах произошел.
Баффету и другим игрокам остается правильно применить свободные средства, вложив их в бумаги производственных компаний. Производственный капитал обречен на поднятие своего статуса и значения, хотя в США процесс будет иметь особенности, связанные с социальным кризисом как наследием невыполненной большим мировым экономическим кризисом 2008–2020 годов нормальной оздоравливающей работы в Северной Америке.
Эпоха потрясений в мировой экономике была столь долгой, что еще немало времени будет казаться, будто призрак кризиса стоит за плечами. Об этом будут немало думать и немало фанатазировать, тогда как реальность уже требует думать о пропорциях и диспропорциях нового периода экономического роста.
