ENGПока новое руководство Росстата выжимает доли процента из вялого экономического роста, многие эксперты предлагают вообще отказаться от фетиша цифр. Во-первых, потому что экономический рост отвязался от благосостояния, то есть экономика и люди необязательно выиграют, если рост будет больше. Во-вторых, потому что маленькие проценты — это неизбежное следствие грамотной антикризисной политики. Как же все-таки оценивать экономическое состояние России и риски для национальной валюты, мы спросили экономиста, ректора РАНХиГС Владимира Мау во время презентации апрельского «Мониторинга экономической ситуации в России».
— Владимир Александрович, каковы прогнозы по национальной валюте на текущий год?
— В 2018 году нам удалось уйти от жесткой привязки к моноэкспортной проблеме. Рубль более-менее отвязался от колебаний цен на нефть. Зависимость снизилась не в разы, но, по крайней мере, на проценты. Понятно, если цена нефти упадет или вырастет вдвое — это повлияет на рубль, но так, как в предыдущие годы, когда графики полностью совпадали, уже не будет. При этом российская валюта (как и любая, не являющаяся глобальной резервной) сохранила зависимость от внешнеполитической конъюнктуры. Сегодня основные риски находятся в политической, а не экономической сфере.
— Зависимость преодолима?
— Нет, конечно! Но это не так плохо. Мы забываем, что колебания национальной валюты являются демпфером с точки зрения макроэкономической устойчивости. Большинство проблем Евросоюза связано как раз с тем, что евро не колеблется в соответствии с потребностями отдельных национальных экономик. Если бы курс рубля так не ходил, у нас макроэкономическая ситуация была бы более тяжелой.
— С чем вы связываете небыстрое восстановление экономики?
— Невысокий темп роста, что у нас, что на Западе, после кризисных явлений 2008 года связан с очень успешной антикризисной политикой. Власти оказались способны не допустить разрушения банков, банкротства предприятий, роста безработицы и социального напряжения, но, естественно, быстрого отскока потом не произошло. Отсюда не следует, что антикризисная политика — это плохо. Мы просто должно понимать: чем успешнее мы противодействуем кризису, тем труднее будет с точки зрения послекризисного роста.
Кризис 2014—2016 года мы прошли невероятно мягко — был минимальный спад, впервые население не перекладывало сбережения в валюту, практически не сокращались золотовалютные резервы, не было роста безработицы — все формальные параметры были очень благоприятными, но при этом послекризисное восстановление тоже очень вялое, без структурных сдвигов.
Беседовала Анна Орешкина
