ENGКриптовалюты представляют собой совершенно новое экономическое явление, которое требует соответствующего осмысления со стороны экономической теории. Но готова ли последняя к такому вызову? И вообще, соответствует ли современная теория денег вызовам сегодняшнего дня? Наконец, что представляют собой криптовалюты с точки зрения теории — недоразумение, случайность или закономерный этап эволюции денежных инструментов? Обо всем этом «Инвест-Форсайт» беседует с автором книги «Теория денег: от золота к криптосистеме обмена», кандидатом экономических наук, доцентом кафедры экономической теории Санкт-Петербургского государственного электротехнического университета (ЛЭТИ) Александром Яковлевым.
Почему биткоины — это не деньги
— Александр Иванович, вы уже высказывались публично, что криптовалюты нельзя назвать деньгами. Можно уточнить: какая существует важная характеристика, которая у настоящих, фиатных денег имеется, а у биткоина — нет?
— Самое главное — нельзя отрывать деньги от товара. Есть такое выражение: будет хлеб, будет и песня. На рынке есть товары — они должны быть обслуживаемы. Если некие инструменты не участвуют в реальном массовом товарном обороте, это не деньги. Грубо говоря, чтобы стать деньгами, этим инструментам надо «захватить» всю экономику, то есть нужно участвовать в реальном обслуживании товарооборота.
— Но ведь какой-то товарный оборот, обслуживаемый криптовалютами, существует?
— Бесспорно. Но какой-то оборот существует и на почтовые марки, какие-то есть еще дополнительные, второстепенные валюты, есть различные эрзацы, но полноценными деньгами они не являются. Денежная масса соответствует товарной массе и приспосабливается к ее размерам. У меня есть метафора: криптовалюта — рыбка в аквариуме, а рыбка должна плавать в океане. Биткоин сделан умно, но как игрушка, как трехколесный автомобильчик, а надо, чтобы он ездил быстро. Игрушка хороша, красива — но это модель. Модель работает, а автомобиль не едет.
— На ваш взгляд, какой главный фактор отделяет мир обычных денег от криптомира? Это фактор государственной власти, которая устанавливает принудительный курс и правила денежного обращения?
— Нет, фактор государственной власти вторичен. У денег есть своя сущность, которая на поверхности не видна. Вообще, деньги — такой феномен, в котором без Гегеля не разберешься. Деньги не вписываются в обычную логику. Это их очень сильная сторона, но и их слабость. В феномене денег связи качественные, диалектические, а не логические, не количественные.
Было все просто. Были металлические деньги, «золотой стандарт». В ту эпоху роль государства или сеньора никуда не исчезала, но она в теории всячески замалчивалась. Все равно кто-то деньги печатал, хотя было время, когда их печатали частные монетные дворы. Запускало их в обращение (это очень важно) всегда общество в лице его представителей, однако в теории их роль не акцентировали. Следующий этап наступил, когда золото стало превращаться в бумагу. Если золото надо добыть, то бумажные деньги можно напечатать. Появляется некая институциональная система, которая должна сдерживать бумажную массу. Эта система формировалась весь XIX век, и весь XX век она выталкивала золото из обращения. Это банковская система. Но появились новые теории, которые преувеличивали роль государства. Государство (при всем его могуществе) деньги печатать может до определенного момента, а дальше натыкается на инфляцию. Государство само по себе не может решить проблем денежного обращения, как и проблем экономики. Хотя в теории до сих пор господствует мнение, будто роль государства критически важна.
Деньги и экономисты
— А это не так?
— Не так. Потому что (повторюсь еще раз) деньги — явление диалектическое. Деньги по определению общественное явление. Они не могут быть подчинены государству. Государство — политический орган, а Федеральная резервная система — вообще частная организация, можно сказать, имеет место частно-государственное партнерство. Подобное соединение силы капитала с государственным насилием приводит к расцвету соответствующих теорий. В современных теориях сплошь и рядом смешиваются некоторые моменты. Во-первых, нельзя отрывать деньги от товара. Во-вторых, надо отличать деньги от капитала. Вот в трудах экономистов австрийской школы начала ХХ века деньги и капитал четко разделены. Это сейчас забыли.
Далее, у денег нет функции доходности. Функция доходности, функция прибыли принадлежат капиталу, не деньгам. Деньги — это эквивалент: как бы линейка, которая создана обществом для измерения единого качества товаров. Деньги — это инструмент формирования цен, у товаров появляются цены, и потому у самих денег нет цены: сами себя измерять они не могут. Оттого что деньгам стали приписывать функцию доходности, вся экономическая теория искривилась. Сейчас в теории, точнее, в макроэкономике или экономической политике, у денег, оказывается, есть цена, есть спрос на деньги и предложение денег. Деньги из измерителя товаров превратились в макроэкономике в некий самостоятельный товар. Конечно, какие-то реалии эти понятия отражают, но искаженно. Роль цены денег при этом играет ссудный процент. Но ссудный процент — составная часть капитала, которая начисляется как часть прибыли на капитал. Отсюда масса неточностей, даже ошибок. То, что деньги и капитал не различаются, очень четко видно на примере денежных агрегатов. Начиная от М0 (наличность) и заканчивая маловразумительным М4, где суммируются все финансовые инструменты. Все собираем в кучку, все пытаемся учесть. Где деньги начинаются и заканчиваются, где начинается и заканчивается капитал, мы не знаем. Это та парадигма, что господствовала в ХХ веке.
— Вероятно, в данном случае теория обслуживает реальную деловую практику и государственную политику.
— Тут очень важный момент. В начале XIX века, во времена Давида Рикардо, теория шла впереди практики. Рикардо как крупный теоретик политической экономии был заинтересован в том, чтобы вопросы решались в интересах промышленников и торговцев. Знаменитый спор «денежной» и «банковской» школ был вопросом практики. Он решился в пользу Рикардо, то есть «денежной» школы. Потом его теорию оспаривали, но «золотой стандарт» в Англии уже восторжествовал, Англия как «мастерская мира» победила — и «золотой стандарт» распространился по всему миру. Итак, теория шла впереди практики. Но в XX веке они в лучшем случае шли наравне. Та же австрийская школа была очень модна и популярна, ее представители были министрами финансов, их еще звали «во власть».
И вот сегодняшний день. Появился биткоин, но теория оказалась к нему совершенно не готова. Десять лет прошло со времени появления биткоина, а теория только сейчас начинает «шевелиться». Современным цифровым деньгам такая теория, в принципе, уже не нужна. Она не может их объяснить. Все решает практика. Теория в лучшем случае вторична. Она нужна людям, которые идейно остались в мире кредитно-фиатных денег: по сути, в прошлом веке.
Биткоин — пирамида?
— Но что такое биткоин сегодня, если он не настоящие деньги?
— Повторюсь — рыбка в аквариуме. Из денежных функций — быть мерой стоимости, средством обмена, платежа, сохранения стоимости — им в лучшем случае выполняется функция обмена. Функции доходности у денег нет, хотя в отношении биткоина это очень сложный момент. Пока все не до конца понятно. Новые явления приходится понимать по аналогии со старыми. Когда бумажные деньги только появлялись, их первые варианты в Европе были, по сути, финансовыми пирамидами. Было несколько крупных афер с выпуском бумажных денег, самая известная из которых — афера Джона Ло. Новая бумажная валюта играла роль финансового актива, была предметом спекуляций, ее не знали, не умели с ней обращаться. Давид Рикардо потому и поддержал «золотой стандарт», на мой взгляд, что как практик помнил об эксперименте Джона Ло. То есть опыт, практика подсказали ему: тогда так делать было нельзя. Почему? Просто не было полноценной банковской системы.
И вот у нас появляется биткоин — новый финансовый инструмент. Его часто называют финансовым активом. Но надо принципиально разделять биткоин как средство обмена и биткоин как финансовый актив. Это разные вещи. Они по-разному работают. Их нельзя объединять. Повторюсь: нельзя рассматривать биткоин как средство накопления — он таковым просто не является. Если он финансовый актив (подчеркиваю, финансовый актив) — он уже не деньги. При этом новые IT-технологии создают возможность новых комбинаций, например появились ICO (и токены).
— Это скорее некий нелегальный аналог акций.
— Да, токены — аналог акций, которые можно легко продать населению с помощью новых технологий. Это, скажем так, создание акционерных обществ упрощенным способом. Но к деньгам это отношения не имеет. Биткоин — деньги в чистом виде. Он не генерирует капитал, потому что существует в замкнутой сети. Биткоин в принципе нельзя вынести за периметр сети или системы и положить в сундук. При этом система по определению коллективная, то есть общественный характер денег там четко виден. Бумажные деньги четко имеют собственника. Они у меня в кошельке. Они мои. Банковская система обречена, в том числе потому что в ней непонятно, кто собственник. Деньги у меня на карточке. Я считаю, они мои. Но вдруг банк закрыли. Деньги чьи? Вопрос собственности на деньги в современной макроэкономике тщательно обходится. Что касается того же биткоина — это вообще деньги коллективные. Они вроде мои, они защищены криптграфией, но, с другой стороны, они точно не мои: все их видят. Большинство тех, кто пишет о криптовалютах, о криптоанархии, от вопроса о собственности на деньги тщательно уходят.
О будущем денег
— Александр Иванович, если взять большие этапы развития денежного обращения (золото, металл, бумажные, банковские деньги), каким вы видите следующий этап?
— То, что сейчас происходит с биткоином и подобными криптовалютами, — это стартапы. Это современные аналоги аферы Джона Ло. Они обязательно закончатся крахом, потому как технологически несовершенны. Аквариум не может сразу, мгновенно превратиться в океан. Это пока просто некие «игры разума». Но перспектива у них есть: сам процесс цифровизации экономики требует соответствующих средств обращения. Чем больше мы «погружаемся» в цифровую экономику, тем более востребованы средства обращения — программные продукты, которые подчинят аналоговые, то есть современные деньги. Кроме того, у каждой денежной формы есть своя группа поддержки, группа интересов. У золота это были промышленники и торговцы. У бумажных денег — банковская система и финансовый капитал. Группа поддержки биткоина совершенно очевидна. Ее можно назвать цифровой экономикой или «Силиконовой долиной». IT-технологии объективно требуют новых финансовых инструментов — новых возможностей в сфере реализации «цифрового капитала», скажем так.
Однако сценарий будущего, как обычно, непредсказуем. Его траектория пройдет через массу конфликтов, в том числе открытого столкновения различных экономических интересов. Однако банки однозначно проиграют: это огромная, неэффективная частно-государственная корпорация, которая подчинила себе деньги и капитал. В банковской системе работают миллионы людей, которые, по большому счету, нужны не будут. В исторической перспективе банковская система и кредитные деньги должны уйти. Это тренд однозначный.
— Вероятно, по этой логике их должны заменить какие-то технологические платформы, системы алгоритмов?
— На наших глазах происходит революция, приводящая, по сути дела, к анархии. На привилегию Центрального банка просто печатать деньги кто-то посягнул — какие-то непонятные IT-технологии. Но сейчас IT-технологии ещё слабы, они пока не готовы «завоевать мир». Поэтому на концептуальном уровне, на уровне теоретиков от ЦБ как бы происходит откат. Банкиры испугались и не знают толком, что делать. Ходят слухи о FED-coin (то есть цифровой валюте Федеральной резервной системы США), о CAD-coin — цифровой валюте Канады. Появилась идея сохранить фиатные деньги, но в новой электронной форме — так называемая «цифровая валюта ЦБ», или Central bank digital currency, сокращенно CBDC. За ней пока, кроме теоретических рассуждений и исследований, ничего нет — никакой практики. В лучшем случае бета-тестирование во второстепенных странах вроде Уругвая.
Тем не менее у теоретиков ЦБ есть две позиции. Первая — электронные деньги Центрального банка, которые заменяют текущий расчетный счет в банке. Но в этом случае Центральный банк выдавливает — рано или поздно — из сферы расчетов все коммерческие банки. Последние оказываются просто не нужны. Как тогда быть с современной банковской системой в целом? Риски такого пути развития высоки. Есть вторая версия: цифровые деньги Центрального банка заменяют наличность. Как это сделать? Новые деньги должны быть, как наличность в кошельке, на карточке или на телефоне их владельца — их никто не должен видеть. Честно скажу, я не понимаю, как это возможно. И люди, которые об этом пишут, на мой взгляд, тоже не до конца понимают. Есть проекты, та же e-krona в Швеции (о ней и других национальных криптовалютах читайте в материале «Инвест-Форсайта» — ред.) исследуется уже два года, но технологического решения там нет, я его не вижу. Тем не менее сейчас эта тема активно обсуждается на конференциях и форумах. Все, кто хочет сохранить фиатные деньги, говорят: «Мы же прогрессивные. Вот вам CBDC». На мой взгляд, это попытка «скрестить ежа и ужа». У нас есть централизованная денежная, точнее, банковская система. Берем ее плюсы, добавляем плюсы IT-технологий, скрещиваем. Но на практике, на мой взгляд, это невозможно: системы объективно антагонистичны друг с другом. Одна из них — вертикальная, централизованная, во главе с Центральным банком, другая — горизонтальная, где коммерческие банки и ЦБ «как кредитор последней инстанции» не нужны в принципе.
— А что же будет в денежной сфере?
— То, что я называю цифровыми или IT-деньгами, будет активно развиваться, совершенствоваться, расширяя масштабы своего присутствия в нашем быту. Это сложный и противоречивый процесс, но его не остановить. Когда-нибудь будет принято решение, и какая-то доказавшая на практике свою эффективность криптовалюта будет одобрена в качестве законного платежного средства.
Беседовал Константин Фрумкин
