ENG
2008–2019 гг. оказались поворотным временем для мира. Одни воспринимали их как единую эпоху глобального кризиса, другие находили удовольствие выделять в этом времени много разных кризисов, которые почему-то смотрели друг другу в затылок.
При желании аналитики могли выделить: американский финансовый кризис или этап глобального кризиса в 2009–2010 гг., европейскую финансово-долговую болезнь 2009–2013 гг., ближневосточную волну социальных брожений и переворотов 2011 г. (Арабская весна) с долгой и местами жуткой военно-политической инерцией. Особыми явлениями могли быть названы экономические и рыночные падения 2013–2016 гг., имевшие ядром страны БРИКС. Наконец, при желании период 2016–2019 гг. можно было обозначить как время торговых войн и размежевания.
Все случившееся с 2008 г. можно признать случайно склеившимися эпизодами. При желании понять их нужно соединять эти события и пытаться разобраться в них как в целом. В этом случае главное — логика. Среди всех эпизодов и сторон глобальной поворотной эпохи выделяются еще два важных процесса. Происходят они на фоне обострения соперничества старых лидеров мира с новыми центрами. Старых игроков, объединенных в G7, нередко называют «ядром капитализма», «традиционными индустриальными странами», «центрами накопления», им приписывают постиндустриальную сущность и даже полумистическое начало, когда именуют «зоной золотого миллиарда». Их соперники, державы, которые не было модно выделять особым образом. Это государства не столько новые, сколько крупные и оформившие свои большие компании при сильном государстве. Они могли бы быть названы группой БИКС, если бы из нее не выпала Бразилия, а ЮАР была свободней. Впрочем, к этой евразийской группе лидеров (Китая, Россия, Индия) примыкают евразийские державы поменьше и тянутся не евразийские страны.
Первый процесс — интеграция в Евразии. Процесс, инициированный Россией, Белоруссией и Казахстаном, на постсоветском пространстве дополняется проектом Китая и военно-политическим сближением государств континента в рамках Шанхайской организации сотрудничества (ШОС). Естественно, ЕС и страны с высоким американским влиянием не участвуют в этом процессе.
Второй процесс — отчаянные попытки США вернуть себе влияние всюду, где это только кажется возможным. Вашингтон сумел оторвать от евразийских процессов Украину, но этим ограничиваются успехи американцев на Старом континенте. Ближний Восток и Африка уплывают из-под их влияния, несмотря на значительные расходы на пропаганду «ценностей» и работу структур. Но не все в мире однозначно плохо для США. Есть место, где американские старания дают существенный результат: это Латинская Америка. Последнее весьма важно для евразийского процесса, так как дает пример.
США долго не обращали внимания на Латинскую Америку. Вернее, внимание с их стороны не было действенным. Однако приход второй — экономической — волны глобального кризиса (все-таки являющегося целостным) в 2013–2016 гг. и неизбывность проблем в финансовой системе США, несмотря на многократно повторяемое заклинание Барака Обамы «Кризис миновал!» и приток капиталов из стран периферии, показал Вашингтону необходимость действовать. И хотя Дональд Трамп воспринимался в народе как президент внутренней повестки, он не отказался действовать на Новом континенте в духе прежних президентов.
Латинская Америка «нулевых годов» была зоной левых реформистских опытов. Левым было правительство Бразилии, Венесуэлы, Боливии и Эквадора. Власти этих стран не отказывались от выгод мировой торговли, но проводили политику перераспределения ресурсов для решения проблем бедности, отсутствия доступа к здравоохранению и образованию, дефициту современного жилья и культурной отсталости. Последнее — не пустая фраза: власти буквально закупали книги и знакомили с ними граждан, десятилетиями до этого считавших книги недоступной роскошью — привилегией богатых. Впрочем, если для кого-то это был странный эксперимент на фоне либеральной шоковой «терапии» в других странах мира, то левые во всех странах называли это реваншем левых сил и открытием новой перспективы для народов Латинской Америки. Пример был тем более зажигательным, что все опиралось на демократию.
Латиноамериканские левые правительства опирались на массовые движения и конституционные механизмы. Они побеждали на честных выборах. Только в Венесуэле многие прогрессивно мыслящие наблюдатели с печалью отмечали бюрократизацию системы и «излишнюю» милитаризацию руководства. Когда бывшего военного президента Уго Чавеса сменил бывший водитель автобуса Николас Мадуро, бюрократические пороки Венесуэлы стали еще более заметны. Нельзя не признать, что высшее руководство страны действовало в экономике не очень-то и разумно. Другие левые кабинеты континента, казалось, были в этом деле сильнее. Вот только именно там, но не в Венесуэле, США сумели без оглядки на разные там конституционные права поменять власть.
США всегда меняли власть в Латинской Америке в свою пользу. Просто во время президентства Джорджа Буша-младшего они слишком увязли в Ираке и Афганистане. При Обаме, а потом и Трампе американская бюрократия вновь взялась за латиноамериканцев и там, где можно было беспрепятственно играть против местной власти, начала побеждать, возвращая государства одно за другим в сферу своего влияния.
Первой и поистине грандиозной победой США стало свержение президента Венесуэлы Дилмы Русеф. Каким бы чудовищно некрасивым оно ни было с конституционной точки зрения, операция была эффективной. Настал черед денежных вливаний в проамериканские силы Эквадора. Смена власти здесь и привела к скандальной выдаче Джулиана Ассанжа в руки британской полиции прямо из посольства Эквадора. Сдал его новый президент страны Ленин Морено. В 2019 г. против этого творения родителей коммунистов протестовали левонастроенные массы. Вскоре пришли новости о государственном перевороте в Боливии. Сторонники США, включая высшие чины армии, свергли популярного президента Эво Моралеса. Моралес некогда остроумно заметил:
«Только в США не может быть государственного переворота, потому что там нет американского посольства».
Но подвело Моралеса не забытие этого правила, а слабость собственной организованной опоры. Создать заговор против законного президента оказалось делом техники. В Вашингтоне могли торжествовать. Всюду в Латинской Америке, где нащупывалась мягкость местного руководства, дефицит у него военной, полицейской и бюрократической (пропитанной национальным духом!) опоры, перехват власти был делом техники. Причем опыт Латинской Америки показателен еще и потому, что опора на один только слабо организованный народ оказывалась недостаточной для удержания власти национальными силами. К тому же левые Латинской Америки не двинулись по пути реальной интеграции, провозглашенной Боливаром тропой развития и спасения, — соединения разрозненных стран в континентальную крепость не произошло.
Потому, хотя евразийские государства в основном устояли и бюрократия в них начала понимать жизненность сближения (пока очень робкого), им стоит помнить об уроке Латинской Америки. Он, конечно, еще не закончен. Еще будет волна антиамериканского освободительного движения, хотя сейчас ее гасят местническим национализмом пришедших к власти правых.
Однако слабости, приведшие к серии поражений местных сил развития, налицо. С другой стороны, эпоха борьбы старых и новых центров капитализма только началась, и США со своими союзниками будут предпринимать еще множество попыток политического взлома в Евразии. Они будут пытаться вернуть на место, по их мнению, зарвавшиеся правительства, и здесь цена ошибки будет велика.
