ENG
Тенденции геоэкономической регионализации становятся в современном мире одними из наиболее значимых тенденций в развитии системы глобальной политики и экономики. Она рассматривается как первый шаг в направлении формирования глобальной геоэкономической и геополитической многополярности, рассматриваемой много лет как наиболее желательный вариант развития современного мира с точки зрения интересов России.
Отчасти такой подход можно считать разумным и целесообразным, хотя бы потому что он делает ослабление глобального потенциала влияния США более управляемым и, если так можно выразиться, «геоэкономически комфортным» для других стран, не исключая России, конечно, явно переросшей в политическом и военно-силовом плане рамки «региональной державы», но в экономическом и геоэкономическом плане пока еще не являющейся крупнейшим игроком, за исключением отдельных сетевых ниш, таких как энергетика, «длинная» логистика и торговля вооружениями.
Центральная геоэкономическая задача России на ближайшее время заключается в том, чтобы, оставаясь в тени геоэкономического противоборства крупнейших игроков, прежде всего Китая и США, но в перспективе и Индии, а также коалиции стран Юго-Восточной Азии, формируемой при поддержке США, усилить свое геоэкономическое влияние, опираясь на имеющиеся рычаги влияния, но надстраивая их за счет финансово-экономической составляющей. Однако возникает вопрос об инструментарии такой политики, адекватном системе отношений эпохи постглобализации.
Россия, основываясь на опыте последнего десятилетия и тенденциях в развитии системы международных отношений, должна ориентироваться на новый тип влияния, который можно было бы назвать «полужесткой силой». «Полужесткая сила» включает в себя не столько элементы принуждения к партнерству, сколько гарантии безопасности и инструменты противодействия внешней дестабилизации. «Мягкая сила» в классическом варианте утрачивает свое значение и перестает быть эффективной даже применительно к политике США. Реальное влияние в мире становится неотделимым от способности обеспечить безопасность государства-партнера и неприкосновенность своих же инвестиций. Но этот подход предполагает наличие самостоятельного и защищенного торгово-инвестиционного пространства, адекватного технологически актуальному состоянию глобальной финансовой системы.
Определяющим фактором расширения влияния нашей страны в новой системе глобальной политики и экономики становится способность России включить другие страны или наиболее значимые отрасли других стран в свое финансово-инвестиционное пространство, обеспечив их устойчивость своими военно-политическими инструментами. Это обстоятельство исключает для Москвы возможность ухода от геоэкономической конкуренции современности и замыкание в собственном экономическом пространстве. Для России объективно наступает время активной внешнеэкономической экспансии, когда большую роль могут и должны сыграть неэкономические инструменты национальной мощи, создающие пространство для роста экономики.
Проблема регионализации как процесса заключается в том, что он пока реализуется в формате торговых войн и прямого противоборства за важнейшие в геоэкономическом плане пространства. Процессы регионализации глобальной экономики и политики начинают происходить существенно быстрее, нежели это первоначально предполагалось. Вместо относительно медленного, почти эволюционного, процесса перераспределения влияния в мире мы можем получить взрывные процессы переконфигурации важнейших в геоэкономическом плане регионов.
США, как показал опыт развития ситуации на Ближнем и Среднем Востоке, сохраняют значительные возможности для управления экономическим ростом и развитием ведущих государств мира через «управление хаосом», проявляющееся не только в экономических, но и в военно-силовых процессах. Хаотизация геоэкономических и политических процессов в важнейших регионах мира США в принципе устраивает, поскольку это нейтрализует возможности выстраивания новых геоэкономических систем взамен утрачивающих эффективность. В ряде случаев, как, например, на Среднем Востоке, США не имеют жесткой заинтересованности в стратегической стабилизации региона, напротив, заинтересованы в том, чтобы там не возникло полноценного центра экономического роста и инвестиционных процессов, поскольку такой центр мог бы обладать потенциалом стратегической самостоятельности.
Большинство стран, пытающихся активно участвовать в глобальных и трансрегиональных экономических процессах, активно осваивают методы гибридного воздействия на конкурентов, что связано с их высокой эффективностью как экономического инструмента. По мере ослабевания связей глобальной геоэкономической — по сути своей, инвестиционной — взаимозависимости на среднесрочную перспективу эффективность гибридных методов воздействия будет возрастать.
Одна из причин этого — распад ставшей классической и для периода «холодной войны», и для периода «восходящей» глобализации системы политической и экономической институциональности, формировавшей некие предельные рамки конкуренции между глобальными и региональными державами, ограничивая возможность использования не только силовых, но и субсиловых, «гибридных» средств.
Дальнейшее размывание рамок конкуренции на фоне повышения значимости «пространства» как фактора формирования новых регионализированных центров экономического роста является во многом риском для России, поскольку, с одной стороны, в принципе ставит под вопрос существование в Евразии интегрированной экономической системы, а с другой — стратегически допускает разрыв этого пространства на национальном и региональном уровнях между различными новыми центрами силы.
Вопрос не только о политических границах, хотя проблема национального суверенитета есть: «советское» прошлое в большинстве случаев перестает быть источником гарантированной устойчивости постсоветских режимов. Вопрос в возникновении целого ряда геоэкономических «серых зон», своего рода «геоэкономического пограничья», потенциально становящегося источником неблагоприятных экономических тенденций, дополняемых в рамках гибридной конкуренции конкуренцией с военно-силовыми элементами. Например, в формате обеспечения безопасности экономически значимых объектов силами ЧВК.
Риск возникновения военных конфликтов в процессе борьбы за влияние в ресурсно-значимых «серых зонах» при формировании новых геоэкономических макрорегионов необходимо считать одним из важнейших рисков развития геоэкономической регионализации. Этот риск будет усиливаться пониманием со стороны всех участников процессов маловероятности перерастания таких конфликтов в глобальное военное столкновение. Вероятно, такие конфликты следует считать неизбежными и рассматривать как элемент борьбы за формирование новых операционных рамок экономического суверенитета.
Вопрос об экономическом суверенитете является одним из наиболее острых для развития процессов в период формирующейся регионализации экономики. Очевидно, что новый экономический суверенитет не может быть обеспечен только формально-юридическими и институциональными средствами. Национальный суверенитет может быть только «операционным», проявляться в конкретном пространстве и времени и обеспечиваться реально доступными инструментами.
В силу объективных геоэкономических тенденций экономической регионализации постсоветская Евразия попадает в зону риска, оказавшись в «сфере притяжения» четырех потенциально крупнейших регионализированных центров экономического роста. Просто перечислим:
- Центрально-европейский центр экономического роста, потенциально формируемый при определенных политических условиях вокруг пространственно локализованного проекта «Междуморья», ядром которого становится Польша, главный союзник США в «континентальной» Европе после ухода Великобритании из ЕС, стремящаяся сыграть роль региональной энергетической сверхдержавы. Здесь мы наблюдаем борьбу вокруг какого ядра — Германии или Польши — и как, с превалированием каких инструментов, будет консолидирована в геоэкономическом плане «Новая объединенная Европа». Набор инструментов консолидации нового центра экономического роста, представленный в проекте «Междуморье», выглядит пока несколько более соответствующим современным реалиям, нежели «инерционный» сценарий развития ЕС, приоритетный для Германии и Франции. «Инерционный сценарий» становится все более неадекватным в условиях фактического прекращения расширения ЕС на Восток и Юго-Восток.
Важнейшим конкурентным преимуществом данного центра экономического роста является постоянное ослабевание у него полноценных альтернатив. Экономическая стагнация стран «старой Европы», их социальные проблемы и втянутость в торговые войны с США создают реальную геоэкономическую основу для формирования «перехватывающего» геоэкономического центра, к тому же обладающего собственной политической идентичностью и военно-силовым потенциалом. Чем дальше ситуация в Европе будет развиваться в сегодняшнем русле, тем более серьезные перспективы будут у данного проекта.
Конечно, формирование такого центра экономического роста зависит во многом от готовности США спонсировать проект, но в условиях кризиса старых европейских элит идея более чем жизнеспособна. И, что важно, она строится не столько на экономической, сколько на экономико-политической основе, что может существенно облегчить формирование нового геоэкономического пространства, безусловно, политически и геоэкономически сателлитного США. Но важно понимать, что перспективы развития этого центра экономического влияния до известной степени независимы от перспектив развития ситуации в самих США: этот проект может быть востребован любой политико-лоббистской группировкой в американской элите.
- Восточноазиатский центр экономического роста, ставший реальностью уже сейчас. Важно, что в рамках актуальной версии проекта «Пояса совместного процветания «Великий шелковый путь» вектор экономических интересов главных бенефициаров этого центра очевидно становится направлен на Северо-Восток, в сторону Каспия. Значение этого центра будет расти на фоне осмысления китайской элитой значения и последствий событий в Гонконге. Пока процессы не носят военного измерения, но это, вероятно, вопрос времени, особенно учитывая масштабы и характер неэкономических рисков.
Главный вопрос формирования Восточноазиатского центра экономического роста — вопрос о способности Китая обеспечить развитие собственного защищенного (контролируемого) инвестиционного пространства, которое наиболее целесообразно формировать не столько в Восточной Азии, где неизбежная конкуренция может обрести и военно-силовое измерение, сколько в пространстве проекта «Великий шелковый путь», где пока не существует полноценных конкурентных инвестиционных альтернатив. Это обуславливает направление геоэкономической экспансии КНР как минимум на ближайшее время: на время геоэкономического перемирия с США.
Проблема для России в данном случае сводится к тому, что для Евразии не существует и в принципе не возникнет альтернативы встраиванию в китаецентричные механизмы экономического развития (формируемый при участии США центр экономического роста в ЮВА слишком удален географически и логистически), а Россия может сдерживать его только за счет финансово-инвестиционных и политических инструментов, хотя и здесь есть значительные возможности.
- Прикаспийский центр экономического роста, отличающийся сильной привязкой к Среднему Востоку и зависящий от политической и военно-политической ситуации на Среднем Востоке в целом и Персидском заливе в частности. Главной проблемой в развитии этого центра экономического роста, бенефициарами которого по логике должны стать страны Евразии, является его геоэкономическая вторичность и подверженность внешним манипуляциям, осуществляемым даже без задействования силового компонента.
Успех России при развитии тенденций экономического роста в данном потенциальном макрорегионе состоит в конструировании политической составляющей при относительной минимизации военно-политической. Одновременно сейчас стоит вопрос о выводе экономического взаимодействия за рамки чисто торговых отношений и транзита энергоресурсов. Только в этом случае данный центр экономического роста будет иметь реальный эффект для развития России и других стран региона и будет востребован в мире.
Этот центр экономического роста будет иметь стратегический смысл только при двух условиях: с одной стороны, при обеспечении благоприятного характера развития экономической ситуации на Среднем Востоке, что предопределяет необходимость относительно глубокого вовлечения России в дела региона и в процесс его политико-экономической реконструкции. С другой стороны, полноценное и безопасное развитие Прикаспийского центра экономического роста возможно только при условии сохранения индустриального пространства в Прикаспии и предотвращения его трансформации в ресурсно-транзитную территорию. Это предопределяет необходимость формирования в регионе относительно защищенного от внешних манипуляций инвестиционного пространства, что совершенно неочевидно на нынешнем уровне политического развития и настроений в элитах.
Экономическое пространство Прикаспия и Нижней Волги является потенциально выигрышным местом для размещения расчетно-инвестиционного центра, обслуживающего не только расчеты в рамках торговых операций в коридоре «Север — Юг», но и важнейшие совместные инвестиционные проекты в регионе.
- Причерноморский центр экономического роста и одновременно военно-силового влияния, что очень важно, основанный на реализации Турцией своих геополитических амбиций и превращении Анкары в центрального игрока на энергетическом и логистическом рынке в Восточном Средиземноморье и Причерноморье. Пока данный центр экономического роста выглядит наименее очевидно: этому способствует и ход российско-турецкого экономического и политического взаимодействия, но исключать возможность его возникновения не стоит. Особенно учитывая то обстоятельство, что потенциальная политико-экономическая экспансия Турции на ряде направлений будет происходить в условиях экономической и институциональной «пустоты» и может до определенного момента развиваться исключительно за счет экономических инструментов и культурной экспансии. В условиях нарастания у Турции проблем на «европейском» и «ближневосточном» направлении «причерноморское» может оказаться вполне привлекательным, а главное — вполне обоснованным с точки зрения текущей коммерческой рентабельности.
В случае неконтролируемого развития экономических процессов в этих потенциальных центрах экономического роста и нарастания асимметрий в социальном развитии различных стран, неизбежно вырастающих из более низких темпов экономического развития в Евразии, равно как и из социального напряжения, вызванного неравномерностью распределения результатов экономического роста, возникают реальные риски разрушения экономической целостности ряда стран, а за этим и утраты целостности политической. Россия объективно находится в лучшем положении, обладая защищенностью по большинству параметров и имея в основном внутренние социально-экономические уязвимости. Но и она подвержена рискам в случае дестабилизации соседних с ней стран. Напомним, что в условиях глубокой структурной и пространственной перестройки важнейших регионов мира политические границы государств, особенно относительно молодых, не будут являться сдерживающим фактором для трансформаций. Обратим внимание и на то, что в части затрагивающих пространство Евразии процессов консолидации существенную роль играют и неэкономические — политические и военно-силовые — факторы. Формирование новых центров экономического роста может стать катализатором для формирования новых региональных идентичностей в условиях очевидной деградации прежних, «привязанных» к традиционным экономическим макрорегионам, что создаст новую геополитическую ситуацию для всех участников международных процессов, включая Россию.
