Об экономике сегодняшнего цирка — не в фигуральном, а в самом прямом, профессиональном значении — с нашим корреспондентом побеседовал человек, можно сказать, буквально выросший в цирке: генеральный директор и художественный руководитель Московского цирка на Цветном бульваре Максим Никулин.
Ставка на звёзд
— Максим Юрьевич, трудно ли поддерживать бренд заведения, известного, пожалуй, всем в России, которое ведёт свою историю с 1880 года? Как удаётся поддерживать конкуренцию с другими цирками в столице и в России?
— Бренд, действительно, поддерживать надо, тем более, когда речь идет о таком, согласитесь, своеобразном виде деятельности, как цирк. И мы в этом плане изначально, что называется, всегда высоко ставили планку и стараемся её уверено держать сейчас, ориентируясь на то, что у нас работают только звёзды. А это хлопотно, недешево. Мир цирка достаточно ограничен — в том смысле, что все друг друга знают; так что, простите за каламбур, неудивительно, что у нас каждый раз вопрос — чем будем удивлять?
Продолжая тему бренда, к Альберту Саломонскому (основателю Цирка на Цветном бульваре — ред.) всё же не аппелируем, это было давно… Но вот что касается последних примерно двадцати лет, для нашего коллектива и наших многочисленных зрителей, безусловно, имеет значение то, что цирк получил имя Юрия Владимировича Никулина. Это стало лучшим, наверное, подарком ему на его 75-летие. И оно стало, кстати, его последним юбилеем при его жизни. Сам-то цирк, собственно, никакого названия не носит: по градостроительным документам он всего лишь «Цветной бульвар, строение 13». А «Московский цирк на Цветном бульваре» — это наименование компании, которая эксплуатирует помещение. То относится к собственности Москвы, а мы арендуем.
— Размер аренды — насколько он ощутим для компании?
— Плата, должен сказать, символическая. Юрий Лужков в бытность мэром предпринял такой шаг нам навстречу; в этом не было ничего сверхъестественного, потому что, как понимаете, мы просто не выдержали бы — мы не супермаркет, чтобы платить в самом центре Москвы за 17,5 тыс. кв. метров по рыночным ценам, которые варьируют на рынке столичной недвижимости. Если уж говорить о потенциале коммерческого использования площадей, для этих целей пригоден лишь зал; остальная часть здания — нет. Поэтому на отношение властей нам тут грех жаловаться — хотя больше для нас никаких преференций нет. Дотации мы не получаем. Сергей Собянин, замечу, оставил те же расценки, по которым мы платим городу. Но это было, я бы сказал, несколько драматично сделано: когда всем в городе поднимали аренду, нам льготу сначала отменили, я об этом сразу же заявил в телеэфире. Через день мне позвонили из мэрии, пригласили на беседу и, извинившись, вернули всё на свои места. Это, в принципе, говорит о том, что власти Москвы оперативно реагируют на проблемы, связанные с цирком. Я и вначале-то вовсе не подозревал, что нас таким образом хотят как-то прогнуть, закрыть и т.д. , просто не подумали, что разные объекты находятся в черте центральной части Москвы.
Мы и «Росгосцирк»
— Главное — благодаря чему, на ваш взгляд, удаётся поддерживать стабильную популярность Цирка на Цветном бульваре у зрителей на протяжении длительного времени?
— Я считаю, происходит это вследствие того, что наш цирк стратегически выбрал верное направление — мы сознательно отказались от псевдоноваций и экспериментов. Мы придерживаемся концепции классического цирка, считаем это нашим, так сказать, коньком — на фоне других цирков России и за рубежом. Это вовсе не означает, что мы какие-то противники всего нового, хотя мне известно, что меня называют ретроградом, консерватором и т.д. Но здесь необходимо очень взвешенно относиться к тому, что люди хотят увидеть на арене. Я, например, убежден: эксперименты хороши и полностью оправдывают себя, когда их проводят в лаборатории, но когда в зал приходят люди, заплатившие деньги именно за то, что желают увидеть, мы не имеем права обманывать ожидания. А те, на самом деле, чётко просчитываются — ведь, по негласной статистике, человек ходит в цирк… трижды в жизни. Первый раз вас ведут туда, когда вы маленький. Второй раз вы приходите со своими детьми, а третий — посещаете цирк уже со своими внуками.
— Не чувствуете, что этот стереотип вреден самому цирку?
— Он не полезен и не вреден: он как данность. Но, смею вас заверить, за последнее время и он меняется. Трансформируется отношение к цирку как к чему-то связанному исключительно с детьми. Слава богу, возрождаются старые истории из советского периода, когда ходили на имена. Но если раньше их централизованной популяризацией (ныне мы сказали бы — пиаром, раскруткой) занималось государство, и на это выделялись деньги, и это было престижно, с того момента, когда цирк (во всяком случае — наш) перешел однозначно на коммерческую основу, все информационные и PR-функции легли только на его службы и возможности. Попробуйте, к примеру, напечатать и расклеить афиши в городе, куда цирк планирует приехать на гастроли, сколько придется заплатить за одно это?
— «Российская государственная цирковая компания» посодействовать не может?
— Нет. Что касается нас, мы в неё не входим. Мы — абсолютно частное предприятие, ЗАО, единственная в своем роде цирковая компания в России. Как и к «Росгосцирку», по моим данным, не относится Цирк на проспекте Вернадского. Но с «Росгосцирком» мы сотрудничаем, наши программы есть на их площадках.
— Насколько считаете полными финансовые и организационные меры и предложения, исходящие от корпорации? Нуждаются они в дополнениях и корректировках?
— Я на эту тему давно говорю… Меня, правда, никто не слушает. На мой взгляд, «Российская государственная цирковая компания» в том виде, в каком на сегодняшний день существует, себя изжила. Сама её структура непомерно громоздка: она как старая мебель, которую можно периодически подкрашивать или передвигать с места на места. Но она так и останется неэффективной — и с экономической, и с творческой точек зрения; просто неудобной в обращении. По сути, ещё советская система управления и подчинения, которая там преобладает, невольно вынуждает нас практически каждое совещание в совете директоров начинать с короткой молитвы — благодарности богу, что мы к этой структуре не относимся. В Цирке на Цветном мы между собой договариваемся за пять минут и за то же время решаем вопросы, которые там рассматриваются неделями, а то и месяцами. Мы состоялись именно как частная компания, причем успешная. И, честно говоря, после всех этих лет моей работы в Цирке на Цветном бульваре я просто не смог бы работать в госструктуре.
Бюджетные соблазны для культуры
— У вас заведомо выигрышная позиция на фоне ситуации с Гоголь-центром, когда бюджетные учреждения культуры попали — как наглядно было продемонстрировано летом 2017 года — под дамоклов меч проверок. Не во всём, мягко говоря, объективных…
— Естественно, когда тебе поступают «сверху» бюджетные средства, ты скован по рукам и ногам всевозможной отчётности; это только видимая часть благополучия от того, что ты находишься на дотации. Что касается нас, мы на своих деньгах работаем, мы никому не должны.
— А вопросы иных, негосударственных дотаций, помощи, спонсорских пожертвований как-то возникают в вашей повестке дня?
— У Цирка Никулина спонсоров нет. Я лично вообще глубже смотрю на этот аспект — понимаете, в системе российской культуры можно наблюдать лишь так называемое спонсорство. В чистом виде у нас, в России, оно отсутствует; в реальности оно осуществляется — либо за «откаты», либо за рекламу, прямую или завуалированную. У Цирка на Цветном бульваре бывают маленькие дополнительные источники доходов, когда мы проводим корпоративные мероприятия, но это — капля в море денежных поступлений. Основная доходная часть — продаваемые билеты, внимание зрителей.
— Среднюю зарплату артиста на сегодня можете назвать?
— Начисление у нас происходит, на нашем жаргоне, «по палкам», то есть по количеству спектаклей — в среднем 30 за месяц. Если за одно представление артист зарабатывает в пределах 5 тыс. руб., то считайте — за месяц у него выходит 150 тыс. С учетом того, что он — без преувеличения — на манеже нередко рискует жизнью, я бы цифру большой не считал. Ну, звезды получают у нас больше — во всяком случае, больше моего. Приглашенные артисты — порядка 500 евро за спектакль. Сам же я, как директор, считаю неприемлемым начислять себе жалованье больше, чем у ведущих артистов, потому что отдаю себе отчет в том, что ходят не на меня — на них.
Инновации для манежа, а не для «галочки»
— Вы с некоей долей скепсиса отозвались об экспериментах, но всё-таки: есть у вас какая-то инновационная «фишка», которой у конкурентов нет?
— Если взять тот же цирк на Вернадского, у них значительно больше зал и сменные манежи, возможности делать водные представления. К тому же, у братьев Запашных есть наработки сюжетов с компьютерными играми в представлениях. У нас в старом здании был бассейн под манежем; сейчас, в новом, после ремонта, его нет, мы объективно не можем делать водные шоу — невозможно углубляться вниз с бассейном из-за проходящей под нами ветки метро. Так что технические параметры несколько ограничены — главным образом, по причине нахождения цирка в центре города: здесь элементарно тесно. Но, может, это и к лучшему: сейчас есть много примеров, как перегруз сопутствующих дисциплин (света, звука, воды и прочих декораций) ведет к тому, что заслоняется то, что непосредственно должно происходить на манеже. А для нас главное — всё-таки человек, артист на арене. Остальное должно его поддерживать и поднимать, а не заслонять.
Но есть у нас и свои, вне всякого сомнения, креативные прорывы: например, недавняя программа иллюзиониста Анатолия Сокола; вообще, я бы сказал, нам не свойственная. Он представил водяное шоу — со своей техникой, мы с ним два года готовили проект. Зрители, когда смотрели представление из ложи, буквально, что называется, эту воду видели; а те, кто находился на дальних рядах, воспринимали действо как 3D.
Из тех, кто нам ближе по приёмам, — Санкт-Петербургский цирк. Он тоже по большинству признаков — классический.
Почему ТВ не заглядывает на арену
— В современный театр всё чаще привносятся элементы цирка, даже воспроизводится цирковая стилистка постановок. А вы как полагаете, насколько цирк в состоянии осваивать синтез искусств, как это некоторое время воплощал на вашей арене Евгений Миронов в спектакле Питера Штайна? И что с коммерческой окупаемостью подобных спектаклей?
— По поводу коммерческих перспектив скажу сразу: невелики. Поскольку это, что называется, «гомеопатия». Нужна серьезная подготовительная работа с завозом декораций, с репетициями, со всей чисто театральной спецификой, а не принципу «получил аншлаг, отыграл и ушел». С другой стороны, такие новации дополнительно привлекают людей к цирку. И мы иногда идем на это; тот же Евгений Миронов блестяще оправдал тогда и наши надежды, и зрительские. По большому счету, цирк сильно меняется как раз в сторону театрализации. Раньше никогда такого внимания не уделялось проработке образа номера: с артистом взаимодействуют и режиссер, и мастер по свету и звуку, и художник по костюмам, и стилист. Кроме того, музыка должна быть оригинальной — значит, работает еще композитор.
— Вопрос вам как журналисту по образованию и начальному периоду карьеры. Советское телевидение регулярно показывало и цирковые премьеры, и записи классики жанра. Чем вы можете объяснить явно парадоксальную ситуацию, когда цирковое искусство, востребованное публикой, причем, что немаловажно для продюсеров, просто «обреченное» на доходные телерейтинги и к тому же позитивное, в настоящее время у федеральных телевизионных каналов находится даже «не в пасынках», а фактически отсутствует в сетке вещания?
— У меня нет ответа на этот вопрос… Честно говоря, я не понимаю, почему так происходит. Мы же у себя в цирке, на собственной студии, пытались в 90-е и в нулевые годы компенсировать столь явный пробел на отечественных домашних экранах. Было подготовлено более 100 авторских программ «Мой цирк» для канала «Культура» (2000 по 2003 гг.) и свыше 40 программ «Форганг» (2003 по 2005 гг.), которая выходила на Первом канале. Как видите, было это уже достаточно давно, а другие каналы к теме цирка, по моим наблюдениям, вообще не притрагивались. Конечно, это грустно. Костя (гендиректор Первого канала Константин Эрнст — ред.) российский цирк как-то не любит. Я знаю — работал на Первом, — он фанат канадского цирка «Cirque du Soleil» («Сирк дю солей», «Цирк солнца»). Но с Первым каналом всё же были успешные проекты — «Цирк со звёздами», например. Показательно, что когда встал вопрос, продолжать проект или нет, и мы его прорабатывали вместе с генеральным продюсером канала Александром Файфманом, выяснилось, что проект очень дорогостоящий.
Но глобальная причина, наверное: звёзды кончились… Да, были, вы помните, яркие эпизоды синтеза телевидения и цирка, когда Алла Пугачева исполняла (у нас) «Миллион алых роз», раскачиваясь на двигающихся качелях, или когда — у нас же, в Цирке на Цветном, — пели и одновременно скакали на лошадях по кругу Александр Абдулов и Ирина Алфёрова. Так что теперь остаётся набираться терпения и ждать, когда вырастут новые звезды. Или же — с этой целью — внимательней всматриваться в сегодняшних артистов.
Беседовал Алексей Голяков