ENGЦентральным вопросом современного этапа в развитии мировой экономики является борьба за контроль над форматами и инструментами инвестиционной деятельности и монетизации ренты. В этой борьбе США, безусловно, доминирующие в инвестиционном сегменте мировой экономики, выступают за сохранение существующей модели, позволяющей им прикрывать неэффективность внутренней экономики и раздутость ее сервисного сектора.
Пока преимущество в глобальной конкуренции за лучшие стартовые позиции перед началом кризиса объективно остается за США, все больше опирающимися на политические инструменты в экономической конкуренции и неготовность основных конкурентов США (например, КНР, но не только) выходить за рамки модели «игры с ненулевой суммой», опасаясь последствий. Но каждый следующий цикл конкуренции проходит на все более высоком уровне политизации ситуации, что говорит: США подходят к пределу возможностей использования только принципа глобальной взаимозависимости в конкурентной экономической борьбе. С другой стороны, в процессе своей ревизии основ американской политики Дональд Трамп и элитные группы, стоящие за ним, вплотную подошли к аспектам системы экономической взаимозависимости, включающим в себя и системные связи, затрагивающие политические и экономические интересы России. Давление по этим векторам может повлечь за собой общее обострение двусторонних отношений, в том числе политический аспект.
Как результат, глобальная политическая ситуация становится все более сложной и запутанной, порой начинает выглядеть хаотизированной, хотя это все отражает психологическую неготовность политически и экономически вовлеченных слоев в различных странах мира действовать в условиях «новой динамичности» и предельных состояний системы глобальной экономической взаимозависимости. Трансформация глобальной экономики в кризисном режиме или режиме, близком к кризисному, становится почти неизбежной.
Шансы на трансформацию глобальной экономики и политической инфраструктуры в неконфронтационном режиме (арбитражную трансформацию, с сохранением части глобальных институтов, в том числе реально действующих, а не только как декоративных) на сегодняшний день выглядят минимальными. Существенным сигналом в пользу именно кризисного варианта трансформации стало то, что КНР после длительного периода «умиротворения» США пошла на обострение торговых отношений.
США однозначно продемонстрировали свою готовность использовать военно-силовые рычаги управления политическими процессами, способность пользоваться методами удаленного управления нестабильностью, но не исключено и прямое военно-силовое воздействие для сохранения благоприятного для себя режима функционирования глобальной экономики. Это стало неким сигналом другим государствам о допустимости точечного использования политико-силовых инструментов в экономических целях.
Нельзя исключать, что американская экономика в принципе объективно не способна функционировать даже в условиях относительно незначительного перераспределения инвестиционной ренты. В пользу этого предположения говорит наращивание кредитной зависимости США даже в условиях бесспорно высоких (по американским меркам) темпов экономического роста.
При большинстве рациональных сценариев развития глобальных экономических и политических процессов сердцевиной глобальной экономики и политики останутся США. В особенности это касается инвестиционной сферы и доминирования США в целом в глобальных финансах. Вокруг отношений с США будут выстраиваться и политические, и экономические коалиции, смыслом существования которых будет стратегическое управление геоэкономическими процессами. Важным выводом, результирующим из опыта 2013—2018 годов, когда ранее скрытые геоэкономические тенденции начали выходить на поверхность, является констатация того, что мир вступает в эпоху геоэкономической коалиционности, когда ни один из индивидуальных игроков на мировой арене не способен ни удержать существующий баланс сил, ни кардинальным образом его изменить, и необходимо формирование соответствующих коалиций, основанных на общем понимании среднесрочных экономических целей. Важным моментом становится сбалансированность геоэкономических возможностей той или иной страны или группы стран, отсутствие критических экспортных или импортных зависимостей.
Для США критической геоэкономической зависимостью является зависимость от импорта инвестиционного капитала, обеспечивающего относительную рентабельность американской экономики, ее социального и финансового секторов. Эта зависимость носит комплексный характер и не может быть преодолена в рамках существующих экономических парадигм.
Определяющим вопросом становится будущее США как центрального компонента глобальной инвестиционной системы, зависящее от способности американской элиты сохранить для американской финансовой системы статус главного, а в идеале — единственного фокуса глобально значимых инвестиционных процессов. Для России встает вопрос о ее способности использовать возникающие в связи с относительно жесткими рамками для американской политики уязвимости в своих интересах.
В зоне неопределенности остается способность США контролировать глобальные экономические процессы и не допускать дальнейшей эрозии экономического и политического доминирования, поскольку на данном этапе развития экономических процессов сокращение влияния США в глобальной политике и экономике становится почти тождественным утрате важнейших геоэкономических позиций. США не смогут далее действовать в режиме неограниченного экономического глобализма, хотя и будут, вероятно, сохранять доминирование в системе «коллективного Запада», но и признать ограниченность своих глобальных возможностей они также не могут, в особенности на данном этапе развития глобальной экономики.
Резко возросшая манипулятивность глобального экономического пространства, являющаяся отражением доминирования США в глобальной системе коммуникаций и готовности к среднесрочному разрушению доверия к ранее критическим сегментам рынка ради решения краткосрочных задач. Это, в частности, касается спекулятивности на различных сегментах энергетического рынка.
Современная мировая экономика не готова существовать в условиях распада американского доминирования в финансово-инвестиционном его сегменте. Все страны и коалиции стран, декларативно претендовавшие на роль второго по значимости финансового центра, не проявили пока наличия у них развитых институциональных возможностей для перехвата инвестиционной инициативы. Для возникновения таких возможностей даже КНР понадобится не менее 4-5 лет при наличии элитного консенсуса.
Сердцевиной современных трансформаций считаются американо-китайские торговые противоречия. Значимость вопроса несколько преувеличена, в том числе из пропагандистских соображений. Суть американской политики в том, чтобы, допуская размывание политической монополярности (хотя Дональд Трамп и пытается ей противодействовать) и даже отказавшись от доминирования в торговом сегменте глобальной экономики, сохранить безусловное доминирование в финансовой сфере и в сфере оборота и монетизации различных типов ренты, а также полную монополию на управление системой межрегиональных взаиморасчетов.
Вопрос не столько в торговых противоречиях, сколько в необходимости для США как минимум сдержать, а желательно — полностью нивелировать потенциал Китая по размыванию американского доминирования в финансово-инвестиционной сфере, перспективы чего были обозначены Пекином через несколько ранее анонсированных проектов с инвестиционным потенциалом. Например, проект «золотого юаня», хеджированных нефтяных фьючерсов, а также через возможность возникновения независимых от США расчетных и инвестиционных систем в пространстве «Пояса совместного процветания «Великий шелковый путь».
Именно с этим связана готовность США задействовать исключительно острые инструменты финансовых санкций, в иных условиях подрывающих универсальность контролируемых США глобальных финансовых инструментов. В условиях сверхвысоких «ставок» в среднесрочной перспективе утрата части универсальности в тактической обстановке не считается большой проблемой. Важнейшими условиями сохранения американского доминирования в критических в среднесрочной перспективе областях можно было бы назвать:
- Сохранение относительно высоких номинальных темпов экономического роста в национальном сегменте американской экономики, отсутствие резких медиатизированных признаков системной социальной дестабилизации ситуации в значимых регионах страны (а не только в социально депрессивных районах).
Возникновение в США протестного движения, хотя бы визуально напоминающего «желтые жилеты», не говоря уже о структурных аналогиях, будет иметь крайне чувствительные, фактически стратегические геоэкономические последствия для США.
- Сохранение доминирования в сфере глобальной бизнес-информации, предотвращение появления альтернатив американской трактовке тех или иных экономически значимых событий.
- Демонтаж «экономического атлантизма» при сохранении политического и военно-политических его аспектов. Выправление асимметричных отношений с ЕС, невозврат к инвестиционному рентному перетоку в Европу.
- Сохранение и расширение способности США к генерации управляемых кризисов различного характера, в том числе основанных на этнорелигиозных факторах. Эти конфликты, будучи по форме политическими и военно-силовыми, по сути своей нацелены на управление инвестиционными потоками и экономическими отношениями.
Важным фактором на обозримую перспективу становится способность США осуществлять эффективное управление евразийской дугой нестабильности, протянувшейся от юго-восточного Китая до Ирана и далее — в Северную Африку. В случае если США удастся реализовать данный мегапроект, это даст возможность управлять достаточным объемом ренты для обеспечения устойчивости инвестиционных процессов в США на протяжении ближайших 15-20 лет, минимум двух с половиной избирательных циклов, что может оказаться вполне достаточным для перестройки американской политической системы и обновления элиты.
- Сохранение контроля над «альтернативными» системами финансовых коммуникаций, использующими современные цифровые технологии, сокращение возможностей их использования в интересах обхода ограничений, вводимых США против отдельных стран, или секторальных ограничений, в особенности в энергетике.
Не исключено, что в ближайшие полтора года мы столкнемся с новой антиофшорной кампанией, инициированной США, а также с системным противодействием апробации и введению в оборот нового поколения криптовалют.
Последствия утраты США статуса центра инвестиционных процессов остаются в целом непредсказуемыми. Россия, безусловно, будет в меньшей степени затронута негативными последствиями такого развития событий, однако и для нашей страны они могут оказаться существенно более сложными. Отметим, в частности, следующие моменты:
- Утрата части авуаров и корпоративных финансовых резервов. Это может произойти как в результате политико-административных действий, так и в силу технологических причин (например, сбоев финансовой системы с недоказуемой умышленностью).
- Окончательная изоляция значительной части крупнейших российских банков, прежде всего с государственным участием.
- Утрата устойчивости сырьевого рынка в условиях неизбежного крупного финансового спазма и как минимум среднесрочного экономического кризиса.
- Дестабилизация системы расчетов в международной торговле. Данный «блок» последствий для России является наименее острым, хотя еще несколько лет назад ситуация могла иметь крайне негативные последствия.
- Дестабилизация механизмов выплат корпоративного долга российских компаний. Маловероятно, чтобы негативное развитие ситуации в американской финансовой системе коренным образом затронуло государственные финансы.
Таким образом, нельзя исходить из презумпции безусловно позитивных эффектов системного кризиса американской экономики и/или государственности, особенно учитывая непростое геоэкономическое положение самой России. Из этого следует важнейший на сегодняшний момент вывод.
Это означает необходимость формирования принципиально новой системы геополитических и геоэкономических «торгов» между Россией и США, выходящих за рамки нынешней «повестки дня», которая является стратегически бесперспективной, а ее акцентирование может повлечь только усугубление деструктивных тенденций в двусторонних отношениях и нарастание политической манипулятивности в отношениях двух государств со своими партнерами и конкурентами. Наиболее перспективными новыми «точками торгов» между Россией и США в этой перспективе становятся:
- Евразийские логистические проекты и участие в них России. США в рамках среднесрочного компромисса могли бы поддержать, в том числе инвестиционно, российские варианты трансевразийских транспортных коридоров в обмен на определенные уступки со стороны Москвы в вопросах обеспечения расчетно-инвестиционной составляющей проектов и льготы для американских транспортных, страховых и проч. компаний.
- Энергетика, включая не только торговую часть, но и перспективное технологическое инвестирование. Фокусирующей будет проблематика единого подхода к новой технологической платформе в энергетике и ограничении «экологической дани» в энергетических технологиях, продавливаемой ультраглобалистами.
На практике, будучи самой очевидной «точкой взаимодействия», энергетика является и самой уязвимой. Пока не возникло перспективы, все сводится к тактической борьбе за рынки, где неминуемо возникает модель «игры с нулевой суммой», что в полной мере проявилось в ходе борьбы за доминирование на европейском рынке энергоносителей.
- Форматы торговых расчетов с использованием новых финансовых технологий, приемлемых для обеих стран. Договоренности по данному направлению переводили бы отношения России и США в вопросе о механизмах расчетов в мировой торговле в режим «игры с ненулевой суммой», в перспективе превращая Москву в ситуативного партнера Вашингтона.
- Согласованная позиция по вопросу нового поколения криптовалют (к работе с ними Россия объективно пока не готова) и безопасности финансовых платежей.
- Пространственный нейтралитет со стороны Москвы по отношению к конкуренции США с другими странами за контроль над пространством финансовых операций. Данный аспект ситуации необходимо рассмотреть более подробно.
Пространственный нейтралитет означает отказ России от самостоятельных действий или поддержки действий со стороны КНР по сужению пространства безусловного контроля США над глобально-инвестиционной системой, и здесь значимость России оказывается исключительно высока, причем не только в контексте формирования отношений на постсоветском пространстве, хотя именно оно может оказаться приоритетным для последующих договоренностей.
Даже самые сбалансированные варианты «больших сделок» будут тактическими и содержательно неустойчивыми, пока полностью не решится вопрос с архитектурой глобальной экономики и с обеспечивающими его институтами мировой политики. Должен сформироваться — хотя бы в общих чертах — мировой порядок, обеспечивающий одновременно относительную устойчивость и относительно поступательное развитие. А главное, имеющиеся в наличии возможности для тактических сделок (Сирия, нераспространение ОМУ, ДРСМД, отчасти — КНДР), выглядящие достижимыми, не создают основы для продвижения России в ключевом для нее направлении: к не просто изменению роли и места России в системе перераспределения инвестиционных рент, а к формированию вокруг России национально контролируемого инвестиционного пространства, основанного на национализации доступной части инвестиционно пригодных рент. Добиться этого результата без эксплицитного использования силовых инструментов и политической институционализации невозможно, что однозначно ограничивает потенциал диалогичности с США по данному вопросу.
Представляется допустимым осуществление Россией в краткосрочной перспективе ряда действий в формате геоэкономического унилатерализма для демонстрации Вашингтону готовности и наличия операционных возможностей поднять ставки в геоэкономических вопросах. Это станет серьезной предпосылкой к диалогу с США. Пока в США большая часть правящей элиты уверена, что США способны эффективно ограничивать потенциал самостоятельности России без каких-либо дополнительных уступок.
Автор: Дмитрий Евстафьев — профессор факультета коммуникаций, медиа и дизайна Высшей школы экономики
