Неустойчивое состояние мировой экономики обозначилось, в немалой степени, на уровне экономической психологии, характеризующейся нагнетанием негативных ожиданий. Отсутствие реализации в 2016 году многих кризисных точек и малое количество форс-мажоров экономического плана никак не способствовало формированию настроений глобального экономического оптимизма.
Показателем психологического нездоровья в мировой экономике является и участившееся обсуждение темы «черных лебедей». Сама теория «черных лебедей» как инструментов системных изменений в экономике и политике выглядит спорно, особенно с точки зрения критерия «неожиданности» и рационалистичности последующих объяснений. Но ключевым является аспект системности изменений вследствие появления «лебедя» и его роли в разрушении традиционных рамок развития.
Интерес к теме «черных лебедей» отражает если не мнение, то ощущение, что мировая экономика не может выйти на новый уровень развития без известной доли катастрофизма, в результате которого могут оказаться «обнулены» важные составляющие (например, система долговых обязательств) глобального финансового капитализма.
«Черный лебедь», даже если принять трактовку автора понятия Нассима Талеба, событие, безусловно, системно катастрофическое, а потому — сравнительно редкое по определению. А главное, — имеющее долгосрочное системное влияние, которое будет, безусловно, усиливаться глобальным характером современных экономических, прежде всего, финансовых связей.
Полноценный «черный лебедь» — это внезапное событие, которое и правда никто не ждал или не мог себе представить его последствий. Например, никто не мог себе представить последствий массированного ввоза золота в Европу из Нового Света, того, что получило название «революция цен», хотя в Америку ехали именно за золотом. Но «черным лебедем» не может быть событие, которого все ждут годами, утверждают, что готовятся к нему, но когда эта ситуация возникает — оказываются беспомощными. Это — нечто другое.
Стоит перечислить то, что «черным лебедем» быть не может:
- «Черным лебедем» не может стать ни банкротство «Дойче банка», о котором говорят уже больше двух лет, особенно учитывая, что уже примерно понятны и его последствия. Ровно также «черным лебедем» не будет и, вероятно, существенно более опасная череда банкротств финансовых институтов в Италии и Франции. Ибо эти процессы лежат в русле общего тренда — утраты европейской финансовой системой своей самостоятельности, хотя и менее предсказуемы по последствиям.
- «Черным лебедем» не может быть политический распад Италии, который в вялотекущем режиме продолжается уже не менее 15 лет и который с большими усилиями удавалось свести к федерализации. Тем более, что никаких системных последствий эти процессы иметь не будут, если только не считать возможную, причем в перспективе 5-8 лет, перестройку системы экономических, прежде всего, отношений в центральном Средиземноморье.
- «Черным лебедем» уж никак не мог быть BREXIT и его последствия, как в силу того, что такое развитие событий было одним из прогнозируемых вариантов, так и по причине отсутствия форс-мажорности. А главное, — при всей пропагандистской значимости BREXITа, он просто не может привести к слому или даже к существенной перестройке какой-то значимой геоэкономической системы: даже кризис Евросоюза непосредственно с BREXIT связывается мало. Скорее это признак кризиса британской государственности в той постимперской форме, в которой она существовала после 1956 года.
- Реализация технологии «блокчейн» для мировой банковской системы также не является потенциальным «черным лебедем», хотя, вероятно, последствия будут весьма значительными. Трансформация — и качественная сегрегация — банков продолжается уже около 20 лет. Вопрос в том, что банковская система, особенно в Европе и России, не услышала «звонка» кризиса 2008 года, но отнюдь не в том, что последствия внедрения в финансовый оборот безбанковских (фактически — постбанковских) коммуникационных технологий не были предсказаны. Предсказаны они как раз были.
- Не было «черным лебедем» и падение цен на нефть и энергоносители в результате вброса на рынок «сланцевой» нефти. Этот кризис был скорее связан с неумением просчитать последствия «кумулятивного эффекта инвестиций» во вполне прозрачном сегменте сырьевого сектора. Несмотря на то, что сама возможность вывода на рынок больших объемов сланцевой нефти была предсказана задолго до ценового кризиса. Отрасль не столкнулась ни с каким принципиальным изменением технологического цикла, но на рынок — причем в условиях сжатия финансово-спекулятивной массы — был выброшен новый «товар», обладающий иными ценовыми рамками.
Даже развитие военно-силовой ситуации в Восточной Азии между Китаем и США и их сателлитами не может рассматриваться как полноценный «черный лебедь». «Черный лебедь» не может развиваться уже больше десятилетия (отправной точкой можно считать апрель 2001 г., когда в результате столкновения с американским разведывательным самолетом разбился китайский истребитель и погиб пилот) и обрастать глобально значимыми институтами. «Черный лебедь» — инструмент деинституционализации, а не институционализации. Мы столкнулись с обычным геополитическим процессом, причем среднесрочным, в иные моменты — вялотекущим, который имеет своей перспективной целью перестройку системы экономических и политических связей. Но никак не взрывной слом сложившихся моделей экономических и политических отношений.
Реальным «черным лебедем» для мировой экономической системы может стать введение «параллельного доллара» или даже, возможно, двух систем условно «долларового» оборота. Шансы на это невысоки, но с победой Дональда Трампа они несколько возросли — дилемма свобода торговли или развитие американской экономики может начать решаться Трампом без оглядки на прошлые обязательства. Это будет полноценный долгосрочный форс-мажор, который действительно можно будет назвать глобальным «черным лебедем». Он и правда может стать и ключом к глубокой перестройке мировой экономике, и инструментом такой перестройки. Но какова реальная вероятность такого события?
Другим потенциальным «черным лебедем» может стать долгосрочный — более 12-16 часов — сбой в системе финансовых коммуникаций на базе Интернета, который затронет два и более финансово значимых региона (например, Восточную Азию и западное побережье США). Это поставит под вопрос стратегическую надежность существующей системы финансовых коммуникаций. Вот тогда и выявятся все основные «разрывы глобальной ликвидности», которые нельзя будет закрыть только за счет электронных манипуляций.
Наконец «черным лебедем» может стать кризис американской государственности в случае распада целостности институтов власти в США. Некоторые предпосылки к этому имеются, однако пока политическая система США проявила изрядную устойчивость, несмотря на весьма нетривиальную ситуацию, связанную с избранием Трампа президентом США и возникновением в результате политической турбулентности.
Но сколько подобных примеров мы сможем назвать в дополнение к уже обозначенным? Даже если уходить в сугубо маловероятные сценарии, то их наберется крайне немного. И остается вопрос, насколько у глобального экономического (и, в меньшей степени, политического) класса имеется ресурс для того, чтобы запустить такого рода изменения. Вообще надо исходить из того, что степень прозрачности глобальных экономических процессов сильно увеличилась по сравнению не только с XVIII, но даже и с XX веком.
Значит, не в «черных лебедях» дело. Вернее, не только в них.
Автор: Дмитрий Евстафьев, политолог, кандидат политических наук, профессор НИУ ВШЭ
Мнение редакции может не совпадать с мнением автора