ENGЧисто статистически объем российских инвестиций в соседнюю Белоруссию растет. Так, по данным Банка России, в прошлом 2017 году он увеличился более чем на $200 млн — с $3,819 до $4,025 млрд. Этот растущий интерес инвесторов представляется, на первый взгляд, логичным: союзное государство, единый культурный контекст, общее прошлое. Однако при более пристальном рассмотрении выясняется, что анонсированных, но так и не состоявшихся инвестиций российских компаний в белорусскую экономику едва ли не больше, чем реализованных. Чего стоит так называемый «список Дворковича» 2013 года, включавший и планы по созданию совместного предприятия МАЗ-КамАЗ, и СП на базе «Гродно Азот», и слияние белорусского ОАО «Интеграл» с «ГЛОНАСС» и центром «Сколково». Все ушло в песок.
Насколько привлекательна Белоруссия — сейчас и в перспективе — для российского инвестора? Каковы преимущества и где подводные камни этого бизнес-сотрудничества? Об этом наш разговор с Михаилом Беляевым, кандидатом экономических наук, главным экономистом Института фондового рынка и управления.
— Михаил Кимович, давайте для начала впишем российско-белорусские экономические отношения в исторический контекст. Те интеграционные связи, что более 70 лет формировались в рамках единой страны, играют в плюс современному инвестиционному процессу или уже не считаются?
— Любые экономические ретросвязи, тем более столь длительные, играют в плюс обеим сторонам инвестиционного процесса. Связи между предприятиями — вещь устойчивая. Тем более что при Советском Союзе в условиях планового хозяйства устанавливались единые технические стандарты, и часть этой производственной культуры сохранилась. У нас даже с Украиной, несмотря на все происходящее в политике, по тем же причинам — функционирование некоторых производственных цепочек по единым стандартам — сохранились хозяйственные связи, хоть это и не афишируется. По данным ЦБ, российские инвестиции в украинскую экономику в прошлом году по объему находятся на следующем после Белоруссии месте, а в абсолютном выражении увеличились примерно на ту же сумму — около $200 млн: с $3,4 млрд до $3,67 млрд, до размера, сопоставимого с вложениями в Белоруссию.
Возвращаемся к Белоруссии. Перед тем как советской власти развалиться, правительство провело масштабную модернизацию производства: тогда по каналам внешней торговли было закуплено довольно много оборудования. Существенная доля модернизации пришлась именно на Белоруссию, и оставшееся от той поры оборудование — все еще не старье и не развалины. Причем модернизация тогда коснулась очень чувствительных и для нынешней России отраслей — нефтехимии, химии, электроники (кстати, минское производство в этой сфере известно своим качеством), радиокосмической отрасли. В общем, у нас остались не просто точки, а целые зоны соприкосновения. Это ответ на вопрос, работают ли в плюс прежние интеграционные связи. Да, работают.
— Но в постсоветскую эпоху Россия и Белоруссия выбрали разные модели развития. Они — квазисоциалистическую, мы — какой-то очень дикий капитализм. Как эти различия влияют на инвестиционные процессы? Мешают ли их развитию?
— В определенной степени — да, сдерживают. Потому что доминирование госсектора и слишком большое регулирование, которые мы видим в Белоруссии, препятствуют притоку капитала.
— Про доминирование госсектора. Не в этом ли причина того, что инвестируют в Белоруссию в основном российские «крупняки»? Самое, пожалуй, значимое вложение — «Белтрасгаз», который с 2011 года на 100% принадлежит нашему «Газпрому». Лидер среди операторов белорусской сотовой связи, СООО «Мобильные ТелеСистемы», на 49% принадлежит российскому оператору МТС. Но при этом и российские флагманы ведут себя по принципу «шаг вперед — два назад». Тот же успешно забытый «список Дворковича». «Газпром», анонсировавший еще пару лет назад инвестирование в белорусскую экономику $2-2,5 млрд до 2020 года, тоже дальше заявлений пока не пошел.
— Безусловно, в наших экономических отношениях с Белоруссией много политики. К тому же президент Белоруссии, несмотря на все либеральные декларации, на деле опасается «вторжения» и «засилья» иностранного капитала. Но главные сдерживающие факторы все-таки другие, фундаментальные.
Приток капитала в любую страну происходит по двум причинам. Либо инвестора интересует сам рынок — ты туда вкладываешь и начинаешь торговать. Либо в этой стране существуют какие-то преимущества — как правило, сырьевые или по стоимости рабочей силы, которые позволяют там что-то произвести и потом с выгодой куда-то вывезти.
Так вот, в Белоруссии нет ни того, ни другого. Внутренний рынок — это 10 млн населения, не самого богатого. Там на душу населения приходится $5 тысяч ВВП. У нас и то $10 тысяч, а в развитых странах этот показатель составляет $40-50 тысяч. Так что возможности реализовать там какой-либо продукт как результат инвестиционных вложений очень ограничены.
В качестве площадки для дешевого производства чего-либо ее тоже нельзя рассматривать. В свое время капитал шел в Латинскую Америку и Юго-Восточную Азию, где привлекалась грошовая рабочая сила для производства всяких копеечных финтифлюшек, которые тем не менее пользовались спросом во всем мире. В Белоруссии и рабочая сила не такая уж грошовая. И высокая доля госсектора вкупе с жесткой политикой не позволяют превратить страну в кустарную мастерскую уровня третьего мира. Ну, а главное — чем уж таким, каким продуктом может Белоруссия удивить ту же Европу? Они даже ряда стандартов ЕС, в том числе сельскохозяйственных, не признают.
Так что туда можно вкладываться лишь в то, что сам и будешь потом покупать, — в какие-то недостающие узлы и фрагменты собственного производства. Поэтому основные инвестиции и идут по линии «крупняков», обслуживающих политические интересы обоих правительств. В числе последних не государственно-политических инвестиций видим: вложение в пищевую промышленность — производство чипсов, в химическую — производство синтепона. Производства, безусловно, полезные. Но не эксклюзивные, не прорывные. Да и, мягко говоря, не поражающие масштабами.
— Тем не менее белорусские власти позиционируют страну как исключительно инвестиционно привлекательную площадку. Один из главных козырей — расположение в центре Европы, хорошее транспортное сообщение, логистика.
— Ну да, действительно центр Европы и действительно все хорошо с транспортом. Вопрос только в том — а что в Европу возить? Чем ее удивлять и завоевывать?
Формально белорусский инвестиционный климат выглядит прогрессивным. Так, страна первой из бывших союзных республик еще в 2001 году приняла Инвестиционный кодекс. Однако в январе 2014 года он утратил силу (какова долгосрочность правил!), и на смену ему пришли два закона — «Об инвестициях» и «О концессиях». В результате выбор вариантов ведения бизнеса для нерезидентов сильно сократился. Например, оказалась вне закона возможность работать через представительство, нужно обязательно открывать юридическое лицо. Кроме того, к этой институциональной надстройке «в нагрузку» прилагаются около 170 тысяч нормативных актов. Попробуй разберись! При этом на практике оказывается, что порой подзаконные акты доминируют над законами. Какой уж тут бизнес-климат.
Всемирный банк недавно опубликовал результаты исследования на предмет легкости открытия и ведения бизнеса в разных странах по целому ряду параметров. По итоговому результату Белоруссия оказалась на 57-й позиции. Вроде бы неплохо для постсоветского государства. Но ложку дегтя добавляют оценки по отдельным параметрам. По степени легкости открытия бизнеса она на 3-м месте — просто прекрасно! По исполнению контрактов — на 7-м. А вот по доступности кредитов — на 104-м, по доступности подсоединения к электросетям — на 148-м. То есть можно, условно, в три дня зарегистрировать там компанию, открыть бизнес. Но дальше — ни кредит получить, ни к сетям подсоединиться. По всем позициям, которые дают возможность работать, бизнес связан по рукам и ногам.
— Да, с ведением реального бизнеса там все не так просто. А что портфельные инвестиции? В последнее время правительство Белоруссии массированно выпускает валютные облигации. С учетом того, что ставка рефинансирования в стране сейчас 10%, эти бумаги более чем привлекательны по доходности.
— Все-таки это не те доходы, которые полностью снимают политические риски. Срок погашения новых выпусков в основном приходится на 2020—2021 годы. И инвесторы смотрят, уж извините, сколько лет Александру Лукашенко. Страна-то живет фактически в режиме ручного управления. Неизвестно, кто придет ему на смену, и как там все будет развиваться дальше. У всех перед глазами свежий пример — Венесуэла. После смерти Уго Чавеса, по степени авторитарности примерно сопоставимого с нынешним главой Белоруссии, новый президент страны, несмотря на то, что экономика там купается в нефти, не в состоянии справиться с кризисом, перерастающим в развал: там инфляция свыше 4000%.
Для портфельных инвесторов очень важна политическая стабильность и перспектива. А тут перспектива неопределенна. Очень высокий риск: за высокими процентами потянешься, а через три года так и останешься с бумагами на руках.
К тому же фондовый рынок в Белоруссии, мягко говоря, очень слабо развит. Это скорее теоретический институт. Там войти в бумаги и выйти из них не так-то просто — низкие обороты, низкая ликвидность. Что, кстати, безотносительно спекулятивных вложений в те же гособлигации, создает дополнительные преграды для притока капитала, в том числе иностранного, в экономику.
Беседовала Марина Тальская
